Благословенный - Виктор Коллингвуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня, правда, сейчас интересовали больше не вопросы образования, а, скорее, сами готовые специалисты, из которых можно составить поисковые партии.
— Пётр Александрович, надобно нам с вами подумать о расширении работы «в поле». Можно ли организовать экспедиции, для поиска руд и минералов, из ваших выпускников?
— Право не знаю, ведь у нас идёт учебный процесс, прерывать который нежелательно!
— А вы организуйте им практику, для опыта в поисках! Это ведь тоже часть учёбы!
— Ну, если подходить так, то возможно!
— Добро. Дайте я продумаю всё, да и сообщу вам план желательных действий. А финансирование, как я понимаю, надобно делать через Александр Романовича?
— Ну, в общем, да. Он заведует ныне горной экспедицией Сената, обязанности Берг-коллегии выполняющей!
— Я с ним и поговорю!
Выйдя из Горного училища, мы отправились в химическую лабораторию, благо была она рядом. Вскоре наш экипаж остановился у довольно невзрачного здания с унылым, слепым фасадом и крытой скверной дранкою крышей.
Внутри лаборатория произвела довольно тягостное впечатление. Оказалось, что по сути это одна единственная зала с закопчёнными стенами и потолком. Основную часть лаборатории занимали печи. По стенам размещались стеллажи перегонными кубами, ретортами и иными, непонятными мне инструментами, не раз, видно, бывшими в деле; отдельными рядами выстроились пробирки с разноцветными растворами. Всё это производило впечатление очень древнего варианта демонстрационной лаборатории заштатного химического колледжа. Сразу стало понятно, что это учебная, а не исследовательская лаборатория, и ожидать научных прорывов тут не приходится.
Никита Петрович Соколов, средних лет господин, заведовавший сейчас лабораторией, любезно объяснил ее устройство.
— Вот тут у нас, извольте видеть, в середине, «очаг», — указал он на устройство в виде огромного закопченного свода с трубой, укреплённого на четырёх столбах,– служит он, чтобы обеспечить лёгкий выход дыму и вредным испарениям. А тут у нас — печи, плавильная, пробирная, перегонная, и ещё печь для варки стекла. В этой зале делаем мы опыты и демонстрации для слушателей и адъюнктов Академии, а иногда я устраиваю лекции и выездные публичные выступления!
Ндааа, — подумалось мне. Ломоносов, конечно, молодец, что выбил из начальства хотя бы это, но, на самом деле, с таким научным оборудованием мы далеко не уедем! Что-то надобно придумать… Нужны научно-исследовательские лаборатории, и не одна, не две, а много, и по разным направлениям!
— Скажите, а как бы устроить лаборатории для научных опытов, дабы развивать науку? Открывать новые вещества, исследовать минералы, их свойства?
— В бытность начальником лаборатории Михайла Васильевича Ломоносова такие опыты здесь и проводили — пояснил Соколов, показывая на разноцветные пробирки — вон, посмотрите, и результаты их!
Подойдя к дубовому стеллажу, я попытался рассмотреть подписи на бумажках, прикрученных к этим пузырькам, и нисколько в этом не преуспел.
— Что тут за тарабарщина, Никита Петрович?
— Ах, это теперь трудно разобрать! Записи химики делают особым кодом, с основою из латинского языка, притом, часто выдумывают каждый свой, особенный язык и термины. А тут ещё у нас наводнение было лет семь назад, лаборатория очень пострадала, в том числе — смыло пробирные записи. Но тут, главным образом, –окрашенные осадки, полученные в результате взаимодействия различных металлов с «крепкой водкой», или с «постоянной щелочью».
— Ээээ… Крепкая водка — это что, водка? — проговорил я, сам поражаясь идиотизму задаваемого вопроса.
— Никак нет, сие химический реактив,разновидность кислоты!
— А, понятно. А «царская водка», это, значит…
— Смесь кислот!
— Ага. А зачем Ломоносов это всё делал? Какой в этом смысл?
Соколов замешкался с ответом. По его блуждающему взору я догадался: учёный пытается сейчас сообразить, как ему в простых выражениях объяснить стоящему перед ним наследнику-мажору, зачем делают научные эксперименты. Я смиренно ждал, пока он разродится ответом, чтобы совсем не спугнуть и так убегающую от него мысль.
— Видите ли, Ваше высочество, — наконец нашёлся он, –люди при изучении новых камней, в руки и ним попадающих, всегда первым делом пытались их подвергнуть нагреву, дабы проверить, не есть ли это руда какого-нибудь металла. Так было открыто много новых металлов, но всё это было в прежние времена. Теперь одного нагрева недостаточно, потому что все металлы, какие можно было добыть таким путём, уже открыты и изучены. Теперь же химики изыскивают средства выделить металлы, доселе незнаемые, что простой плавке не поддаются. Тут надобно применять для растворения разные кислоты, щёлочи, соли; прибегать к амальгамированию, дистилляции, сублимации, возгонке; возможны и более тонкие приёмы. Таким путём можно выделить новые вещества: так, скажем, фосфор получили дистилляцией, а не так давно мосье Бертолле открыл муриатическую соль, пропуская муриевый* газ через раствор щёлочи. Вот и покойный ныне Михаил Васильевич последние годы жизни ставил такого рода эксперименты!
— Интересно! Так значит, со времен Ломоносова экспериментальной химией никто в России не занимается, а то, что сделано им, стоит теперь безо всякого применения на этих вот стеллажах, в ожидании, когда наводнение или пожар уничтожат это окончательно?
Господин Соколов заметно напрягся.
— Ваше Высочество, мне ведь задач по эксприментации не ставили! Я два года трудов положил токмо на то, чтобы лабораторию сию восстановить, и вновь начать демонстрационное обучение студиозусов! Уж может быть, кто из учеников и займётся экспериментаторством, да и выйдет из него новый Бертоле или Лавуазье; ну а я, видит Бог, что смог, то сделал!
— Я вам не в упрёк, — поспешил успокоить я профессора, — просто выясняю, как у нас обстоят дела.
— Если прикажете, я, конечно, займусь любыми опытами по вашему распоряжению, вы, Ваше высочество, только лишь дайте знать, что вы получить желаете? А уж я, по мере сил, буду выполнять! Правда, здоровье уже не то — химия наука строгая…
— Давайте я подумаю, как нам лучше поступить, уважаемый Никита Петрович, да и, пожалуй, напишу вам записочку. Вы не беспокойтесь, я уверен в вашем усердии!
Мы с Протасовым направились к выходу.
— Ведали
