Благословенный - Виктор Коллингвуд

Глава 15

Проведя две недели в Петергофе, мы снова вернулись в Царское Село. Это обычный, из года в год повторяющийся летний маршрут императорской фамилии — лето в основном проводится в Царском селе, но на самое жаркое время года государыня старается уезжать Петергоф, к прохладе фонтанов и Финского залива.

Мы в этот раз играли в залах в «закидушку», как у нас называют французскую игру бильбоке, когда гофкурьер от императрицы явился позвать нас на лодочную прогулку.

А мы с Курносовым от лодочных прогулок никогда не отказывались!

Императрица в сером дорожном платье уже была у подъезда внизу. Её сопровождали четыре «дежурные» фрейлины и несколько «кавалеров», в числе которых были и иностранцы. Когда мы появились на берегу пруда, в павильоне на островке грянула музыка: туда уже был переправлен целый оркестр. Этот павильон и был выстроен для того, чтобы музыка играла, пока монаршие особы изволят кататься. При всех затевать разговор о войне было неудобно; зато когда мы сели в шлюпку — Екатерина на носу, мы в середине, и сзади пара гребцов — я наконец смог задать тревоживший меня вопрос.

— Доброго дня, бабушка. Что слышно о делах турецких?

Императрица взглянула на меня немного насмешливо и лукаво.

— Вот ты какой стал, Сашенька, — до отъезда моего в Тавриду был истинное дитя, а теперь о политике всё толкуешь!

— Прости великодушно, если надоедаю тебе с вопросами, но очень меня сон тот беспокоит!

Императрица слегка нахмурилась.

— Ну, что сказать тебе…. Турки шалят! Порта на днях потребовала от посланника нашего сразу много такого, что он дать им не может, даже если бы и восхотел. Требуют изменения статей последнего мирного договора, отзыва консула нашего из Молдавии, открытия своего консульства в Крыму, отказа от протектората Грузии, и выдачи молдавского господаря! Яков Иванович пишет, англицкий посол Энсли и прусский — Диц, подстрекают турок к войне с нами. Французские инженеры отстраивают флот турецкий, перестраивают Очаков и иные крепости их на новый лад.

— Плохо. Не зря сон тот мне снился. Война будет, ma grand-mere, непременно будет!

— Григорий Алексеевич советует мне идти на уступки с тем, чтобы 2 года протянуть еще без войны. К тому времени мы втрое сильнее на юге будем!

— Это хорошо бы, но, боюсь, нам без того не обойтись…

— Ну, что же — Екатерина посмотрела на «Чесменскую колонну», мимо которой мы как раз проплывали, — Очень хорошо, что Екатеринославская армия наша находится в столь добром и исправном состоянии, как видели мы совсем недавно!Прошлый раз мы хуже готовы были, а меж тем, славные победы одержали! Но лучше бы не было ничего, хоть бы не два года, а год…

Наконец мы пристали к берегу. Шталмейстер Нарышкин, ждавший на берегу, помог императрице выйти на берег, и сразу что-то шепнул ей.

— Давно? — резко спросила она его, на что Нарышкин снова чего-то ей полголоса проговорил.

— Пойдём! Дети, идите с Александром Яковлевичем — бросила нам на ходу императрица, поспешно шагая к возвышавшейся невдалеке громаде Царскосельского дворца.

К нам с Костей подошел Протасов.

— Только что прибыл курьер. Императрице доложили, что наш посол в Константинополе заточен в крепость. Непременно, это война!

И война, действительно, разразилась. Екатерина еще некоторое время надеялась, что арест нашего посланника — всего лишь форма давления на переговорах, но затем начались обстрелы Кинбурна, и стало ясно, что новой войны с Портою не избежать. По поводу моего, сбывшегося предсказания со мною она больше не разговаривала, однако, с тех пор, я то и дело начал ловить на себе странный, загадочный взгляд её серых глаз.

Интерлюдия.

— Императрица вас примет. Пройдите, Андрей Афанасьевич!

Самборский поднялся с обитого желтым шёлком канапе, на котором уже четверть чала ожидал аудиенции, и спешно вошел в распахнутые пажами двери. Уведомивший его о вызове гофкурьер ничего не пояснил о его причине, но законоучитель нисколько не сомневался, что знает её.

Императрица встретила его одна.

— Андрей Афанасьевич, вы, должно быть, уже слышали весть о войне. Турки напали на наши пределы, начав с заточения посланника Булгакова. Всё, как предсказал Александр! Я, право, не знаю, что и думать. Можно было бы решить, что впечатлительный мальчик наслушался чужих разговоров и его фантазии случайным образом совпали с действительностью. Но, и Николай Иванович, и Александр Яковлевич уверяют меня, что никаких разговоров, не подобающих возрасту, с Сашей никто не вёл. Кроме того, я и сама вижу, как сильно и резко он изменился. Его суждения, иной раз, настолько глубоки и демонстрируют такие познания, что совершенно невозможно и далее делать вид, что это обычный ребёнок. Что вы думаете на сей предмет?

— Матушка императрица, я каждодневно наблюдаю юного наследника, и могу сказать — с этого года он, действительно, очень сильно изменился. Но я не вижу никакого тлетворного влияния, никаких дурных истоков этой перемены! Вы знаете, что господин Моцарт, композитор, блистающий в Вене, очень рано стал сочинять музыку, девяти лет превзойдя многих взрослых заслуженных, убелённых сединами композиторов. Сие, верно, наблюдаемо и нами.

Что же касательно его предсказаний Турецкой войны — я тут вижу прямое вмешательство божественного Провидения. Тут нам примером служит девица Жанна, в былые времена предсказавшее падение английского владычества во Франции.

— Что же нам делать, Андрей Афанасьевич? — с надеждою спросила императрица. — Он предсказал еще войну, со Швецией. Сей оборот представляется невероятным, чтобы, имея всего тридцать тысяч войска, посягнуть на наши пределы. Если сие состоится — то будет верный знак, что шведы лишились рассудка.

Самборский несколько приободрился: его ни в чём ни обвиняли, наоборот, императрица с ним советовалась, как поступить.

— Давайте же подождём исполнения того предсказания. Если случится невероятное, то, чего никто не может предсказать, — значит, прозрения цесаревича не от диавола, и можно им доверять!

— Решено. Быть по сему! — сказала Екатерина, твердо сжав губы в прямую линию. — Теперь, ответьте мне на другой вопрос: большим ли