Анатомия страсти - Аркадий Эйзлер

Может быть, мы сможем обойтись и без компьютера, и, не желая переносить себя в далеко ушедшее прошлое до уровня младенца или эмбриона, научим наши чувства управлять мозгом, обеспечивая остановку процесса омоложения в необходимой точке нашей, уже один раз прожитой, жизни. Конечно, возникает много вопросов, но на некоторые мы уже знаем ответы. Учащенные сокращения сердца, выделение пота, ощущения типа «волосы стоят дыбом» или «по спине пробегает холодок» – все эти реакции нашего организма во многом зависят от реализации совокупности функций различных структур мозга.

Комментируя оба эти открытия, Бусслингер поясняет: «Наше открытие является специфическим. Но научные изыскания должны вестись в обоих направлениях: в использовании как эмбриональных, так и зрелых стволовых клеток. Дебаты по вопросу этики эмбриональных стволовых клеток нельзя никому запретить – ни политикам, ни обществу».

Слово в защиту эмбриона

Где начало того конца, которым оканчивается начало?

Козьма Прутков

Уже ясно, что использование эмбрионов в медицине – это вопрос времени. Гибкая мораль ищет возможности для «урегулирования острых вопросов» в этой деликатной сфере.

Первый спорный вопрос, который в связи с этим предстоит уладить – это определение момента, с которого эмбрион нуждается в защите. Здесь уже существуют два законодательных решения: первый – израильский вариант, согласно которому момент наступает тогда, когда эмбрион «закрепился» в материнском организме; второй – немецкий, для которого момент защиты эмбриона наступает с зачатия. Тем не менее поле для дискуссий не уменьшается, ибо неясностей все равно остается много.

Оплодотворение, имеющее целью получить стволовые клетки для определенной матери, может привести к появлению не одного эмбриона, а нескольких. Что делать с ними, с будущими сиротами, для которых уже однозначно нельзя найти матерей? Мы не знаем, что за человек вырастет из каждого из них в будущем, и не можем определить, каким биологическим и психическим здоровьем он будет наделен, но в любом случае предпринимаем все, чтобы его защитить.

Как много внимания проявляется по отношению к субстанции с чисто теоретическими, еще никем не доказанными комплексами или хотя бы элементарными проблесками чувств и реакций, по нашему разумению, свойственных человеку! В то же время мы решительно отвергаем хотя бы малейшую консолидацию общества по отношению к родившемуся и даже уже успевшему состариться человеку, внесшему лепту своим трудом и знаниями в развитие общества, регулярно платившему налоги, вырастившему и воспитавшему детей. Постоянно игнорируя возникающие проблемы, мы обрекаем стариков, инвалидов и неизлечимых больных на безрадостное увядание. У эмбрионов не спрашивают согласия – принять нашу защиту или стать «донорским материалом». И здесь речь идет не о собственной свободе, а о свободе другого живого существа, которое даже избегают называть человеком. При этом возникает еще один вопрос – вопрос о свободе воспроизводства.

Конечно, если попытки науки увенчаются успехом, отпадет проблематика производства эмбрионов и манипуляций с ними. Тем самым откроется новый путь для научных изысканий, свободный от этических пут. С неменьшим энтузиазмом обсуждаются предложения о селекции эмбрионов, когда только полноценные зародыши имеют право на дальнейшее развитие. Каково будет жить «неполноценным» людям, появившимся на белый свет вопреки всем препятствиям и барьерам, с ясным осознанием того, что они не должны были родиться? И может быть, будут созданы целые партии и идеологические течения с целью «окончательного решения вопроса пересортицы».

В основе споров о введении новой медицинской техники, правовом урегулировании контроля границ ее допустимого применения и финансирования лежат антропологические представления, моральные ценности и, наконец, религиозные, этические и юридические нормы. Именно поэтому невозможно принимать решения, опираясь только на чисто медицинские аспекты. То, что у медиков не вызывает никаких сомнений и вполне реально, может принести нам новые неожиданные проблемы.

Вот интересный случай, известный по широкому освещению в средствах массовой информации. 24 августа 1994 г. в Австрии специалисту по взрывным устройствам Тео Кельцу в результате взрыва, устроенного одним психопатом, оторвало обе руки. Пять с половиной лет спустя, в марте 2000 г., после продолжительной операции ему трансплантировали обе руки. Это была вторая в мире операция подобного рода. На вопрос журналиста, поддерживает ли он контакт с семьей бывшего владельца рук, Кельц отвечал отрицательно. Но в романе «Четвертая рука», много недель находившегося в списке австрийских бестселлеров, с главным героем, прототипом которого послужил Т. Кельц, дело обстоит иначе. С известной долей шутки автор романа, американский писатель Д. Ирвинг, рассказывает историю нью-йоркского репортера Патрика Веллингфора, жизнь которого принимает трагический оборот, когда дрессированный лев во время циркового представления оторвал ему левую руку. Привлекательный, хорошо выглядевший прежде, журналист бульварной хроники предстает миллионной публике как «львиный человек». В конце романа одна женщина предлагает ему руку своего мужа с непременным условием: оставить за ней право посещать эту руку и иметь возможность прикладываться к ней. Как говорится, комментарии излишни.

Посреди всеобщей неразберихи, глобализации, политических и финансовых афер не пора ли всем вместе – и анархистам, и «зеленым», и моралистам – нажать на клаксон и тормозную педаль? Мы стремимся защитить себя от случая, спрятаться от судьбы и при этом рассчитываем, чтобы нам все больше помогала наука, а жизнь становилась более удобной, без жестоких ударов, невзгод и неурядиц. Медицина, считаем мы, способна и обязана исправлять наши ошибки: избавлять от болезни или боли, как по мановению волшебной палочки, заменять части организма, пришедшие в негодность, избавлять от нежеланных детей, заниматься повседневными постоянными заботами о стариках и инвалидах. Цель такого эгоистического отношения к медицине – жизнь без проблем.

В основе споров о введении новой медицинской техники, правовом урегулировании контроля границ ее допустимого применения и финансирования лежат антропологические представления, моральные ценности.

Разве тот, кто желает заменить вышедшую из строя конечность на запасную, примет во внимание интересы каких-то жалких эмбрионов?

В начале 2008 г. средства массовой информации вываливают на голову обывателя сведения о новых достижениях британской науки. По сообщению информационного агентства ВВС, биологи из Университета Ньюкастла создали первый гибридный эмбрион, в котором присутствуют гены как человека, так и животного. Искусственно созданные эмбрионы просуществовали в лаборатории университета три дня, после чего были уничтожены.

Ученые рассказывают, что им удалось вживить ДНК из клеток кожи человека в яйцеклетку коровы, из которой предварительно был удален собственный генный материал. По словам специалистов, на практике медикам гораздо легче экспериментировать с материалом животных, нежели с яйцеклетками, полученными от женщин-доноров.

Конечная цель подобных экспериментов заключается в создании универсальных стволовых клеток, при помощи которых можно лечить широкий спектр заболеваний, от диабета до рака.

Создание подобных эмбрионов вызывает множество споров как в среде обычных жителей страны, так и среди политиков, которые, прежде чем выдать разрешение на подобные опыты, на протяжении нескольких месяцев обсуждали целесообразность и последствия такого шага. Католическая церковь также выступила против таких опытов, назвав их «ужасными».

В интервью тому же BBC профессор из Ньюкастла Д. Берн говорит, что исследования британских медиков не нарушают нормы этики. «У нас есть все разрешения на проведение работ, которые до этого были тщательно проанализированы. Это лабораторный процесс в чистом виде. В перспективе такие зародыши никогда не будут имплантированы. Сегодня у нас уже есть многообещающие результаты. В ближайшее время мы намерены вырастить шестидневные эмбрионы, которые могут стать донорами стволовых клеток», – говорит Берн.

Другой случай из американской хроники полон глубокого трагизма, не лишен авантюризма и завершился криминально. Много лет провела в ожиданиях одна бездетная американская пара, пока, наконец, не осуществилась их мечта – они стали родителями. Но счастье длилось недолго: маленький Эндрю родился с очень редким пороком сердца. Требовалась сложная операция. «Врачи уверяли нас, что шанс выжить составляет более 90%, но уже после семнадцати дней борьбы наш любимый ребенок умер», – рассказывает отец мальчика M. Хант. От отчаяния супруги решились на необычный шаг: они предложили французской ученой в области биомедицины Б. Буасильер клонировать их мертвого ребенка. Буасильер – член секты, которая обещает людям вечную жизнь посредством клонирования. «Мы решили в первый раз в истории человечества преодолеть пропасть смерти и вернуть ребенка в наш дом», – говорил отец. Он инвестировал в это «большое приключение» полмиллиона долларов. Предполагалось, что клонирование осуществится в одной секретной лаборатории Западной Виргинии. Благодаря средствам массовой информации и словоохотливости Буасильер, дававшей многочисленные интервью, власти обратили внимание на готовящуюся акцию и предотвратили ее, проведя обыск и конфискацию в клинике секты.