ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ - А. Лабриола

Как я не раз говорил, идеи не падают с неба, и даже те из них, которые в известные моменты порождаются верой и возникают как бы вне связи с данными условиями, в метафизическом облике, всегда содержат в себе указание на их связь с группой фактов, которым они стремятся или пытаются дать объяснение. Идея прогресса как объединяющего начала в истории с силой проявилась и приняла гигантские размеры в XVIII веке — в героический период политической и интеллектуальной жизни революционной буржуазии. Подобно тому как буржуазия положила начало в сфере практических действии самому интенсивному из всех известных нам нсторнческих периодов, она создала в то же самое время свою собственную идеологию, в основе которой лежало понятие прогресса. Эта идеология по существу в данное время означает, что капитализм является единственной формой производства, способной распространиться на весь земной шар и поставить весь человеческий род в такие условия существования, которые повсюду были бы сходными. Если современная техника в состоянии проникнуть повсюду, если все человечество выступает на единой арене конкурентной борьбы, а вся земля представляет собой единый рынок, то что же удивительного, если идеология, являющаяся интеллектуальным отражением этой действительности, пришла к утверждению, что нынешнее историческое единство было подготовлено всем, предшествовавшим ему? Переведите это представление о так называемой подготовке в совершенно естественное представление о ясных, доказуемых, последовательных фазах развития, и перед вами открывается путь от идеологии, основанной на понятии прогресса, к историческому материализму. Таким образом вы придете также к утверждению Маркса, что буржуазный способ производства является последним антагонистическим способом производства в процессе развития общества.

Чудеса буржуазной эпохи в деле унификации процесса социального развития не имеют себе подобных в прошлом. Весь Новый свет и Австралия, Южная Африка и Новая Зеландия — все они похожи на нас! Как следствие этого процесса на Европу становится похож и Дальний Восток, стремящийся подражать ей, и другие области Африки — в результате их завоевания! Перед лицом подобной универсальности и подобного космополитизма представляется совсем незначительным явлением приобщение кельтов и иберов к римской культуре, германцев и славян — к сфере римско-византийско-христианской культуры. Эта постепенно возрастающая унификация с каждым днем все более отражается на политическом механизме Европы: поскольку этот механизм имеет своим фундаментом экономическое завоевание других частей света, он подвержен теперь колебаниям в зависимости от приливов и отливов, исходящих из самых отдаленных районов земного шара. При таком сложнейшем сплетении действий и противодействий война между Японией и Китаем, которая велась с помощью средств, либо сделанных по образцу европейских, либо прямо заимствованных у европейской техники, надолго оставляет глубокий след в дипломатических отношениях Европы и еще более отчетливый след на деятельности биржи — зеркале, точно отражающем изменения в сознании общества. В Европе, господствующей над всем остальным миром, недавно наблюдались колебания в политических отношениях между государствами, вызванные восстанием в Трансваале и поражением итальянских войск в Абиссинии[81], имевшим место как раз в последние дни [82].

На протяжении тех столетий, когда подготовлялось и постепенно приняло свою современную форму экономическое господство буржуазного производства, росло также стремление внести единообразие в историю, рассматривая ее с общей точки зрения. Именно в этом находит свое объяснение и оправдание идея прогресса, которая лежит в основе многих книг по философии истории и Kulturgeschichte. Единство повсеместно господствующей социальной формы, т. е. единство капиталистической формы производства, к которому буржуазия стремилась в течение ряда веков, нашло более убедительное и наглядное отражение в концепции единства истории, чем когда-либо это мог сделать в отношении человеческой мысли узкий космополитизм Римской империи или односторонний космополитизм католической церкви.

* * *

Однако наступившая благодаря распространению капиталистического способа производства унификация общественной жизни развилась вначале и продолжает теперь развиваться не согласно заранее начертанным правилам, планам и задуманным проектам, а, напротив, посредством борьбы и столкновений, образующих в своей совокупности колоссальный клубок противоречий. Война внешняя и война внутренняя. Непрерывная борьба между нациями и непрерывная борьба между группами людей, составляющими отдельную нацию. При этом сплетение действий и поступков такого множества соперников, конкурентов и противников настолько сложно, что весьма часто бывает очень трудно открыть внутреннюю связь между событиями и координация этих событий ускользает от внимания. Столкновения, происходящие в настоящее время между людьми, разные виды борьбы, которая ведется различными методами между нациями и внутри каждой из них,— все это помогает нам лучше понять, какого рода трудности приходилось преодолевать человечеству в прошлом, в процессе своего исторического развития. Если буржуазная идеология, отражая стремление к установлению единообразия в капиталистическом духе, возвестила о прогрессе человеческого рода, то исторический материализм, не прибегая к громким словам, открыл противоположное явление: что вплоть до нашего времени причину и движущую силу всех исторических событий составляли противоречия.

Вот почему движение истории, взятое как нечто целое, предстает перед нами в виде движения колеблющегося, или, вернее, если воспользоваться более подходящим образом, нам кажется, что оно развивается по линии, которая часто меняет свое направление и снова прерывается, временами как бы поворачивает назад, иногда вытягивается, намного удаляясь от своей исходной точки, короче говоря, представляет собой настоящий зигзаг.

Если принять во внимание сложную внутреннюю структуру каждого общества и столкновение ряда обществ на поле конкуренции (начиная с примитивных форм борьбы — набега, грабежа и пиратства и кончая утонченными методами — внешне корректной игрой на бирже), вполне естественно, что каждый исторический результат, когда к нему применяют единственное субъективное мерило индивидуальной оценки, весьма часто предстает в виде чего-то случайного; будучи подвергнут затем теоретическому рассмотрению, он представляется уму более запутанным и непонятным, чем неожиданное появление метеоров.

Поэтому слова, что ирония царит в истории, не являются пустой фразой; в самом деле, если и не существует бога Эпикура, насмехающегося сверху над человеческими делами, здесь, на земле, человеческие дела сами слагаются в божественную комедию.

* * *

Исчезнет ли когда-либо эта ирония человеческих судеб? Станет ли когда-либо возможной такая форма ассоциации, которая создаст условия для полного и всестороннего развития человеческих способностей, в результате чего последующий исторический процесс приобретет характер подлинной и действительной эволюции? Возможно ли, что все люди станут, говоря языком любителей громких фраз, гуманными? Действительно ли в тот период, когда коммунистическое производство устранит противоречия, которые являются в настоящее время причиной и следствием экономических различий, труд человека достигнет высшей степени продуктивности и интенсивности в процессе коллективного труда, п в то же время каждый отдельный человек, развивая свою энергию, получит полную свободу проявить все свои индивидуальные способности?

В утвердительных ответах на эти вопросы заключается все то, что критический коммунизм говорит о будущем, т. е. то, что он предсказывает относительно будущего. Но он делает это не так, как если бы он обсуждал какую-то абстрактную возможность или стремился осуществить на практике такое положение вещей, на которое он надеется и которого он горячо желает. Он говорит о будущем и предсказывает его потому, что возвещает о событии, которое неизбежно наступит в силу необходимости, заключенной в самом историческом развитии, рассматриваемом и исследуемом отныне в самой сущности — своей экономической основе.

«Только при таком порядке вещей, когда не будет больше классов и классового антагонизма, социальные эволюции перестанут быть политическими революциями» [83].

«На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех» [84].

«Буржуазные производственные отношения, это — последняя антагонистическая форма общественного процесса производства, антагонистическая не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Этой общественной формацией завершается поэтому предыстория человеческого общества» [85].