ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ - А. Лабриола

История всегда принимает определенную форму, те или иные очертания, она полна бесчисленных неожиданностей и отличается необычайным разнообразием. Она сочетает самым причудливым образом различные элементы, обладает известной перспективой.

Недостаточно отбросить предварительно гипотезу факторов, ибо тот, кто пишет историю, непрестанно сталкивается с явлениями, которые, как кажется на первый взгляд, не имеют внутренней связи, не зависят друг от друга и совершенно самостоятельны. Трудность заключается в том, чтобы постигнуть всю совокупность явлений и фактов как таковую и обнаружить в ней устойчивые взаимоотношения связанных между собой событий.

История представляет собой сумму событий, непосредственно следующих одно за другим и тесно связанных между собой; иначе говоря, это все, что мы знаем о нашем существовании постольку, поскольку мы являемся общественными существами, а не просто животными.

XII

Итак, спрашивают некоторые, разве в совокупности всех последовательно развертывающихся исторических событий, в присущей всем им необходимости не заключено никакого смысла, никакого значения? Этот вопрос заслуживает, разумеется, нашего внимания и требует надлежащего ответа независимо от того, исходит ли он из лагеря идеалистов или из уст самых осторожных критиков.

В самом деле, если мы обратим свое внимание на интуитивные или интеллектуальные предпосылки, из которых вытекает понятие прогресса, т. е. идеи, вмещающей в себе и охватывающей процесс развития человечества в целом, мы увидим, что все подобные предпосылки покоятся на свойственной нашему уму потребности приписывать ряду или рядам исторических событий известный смысл и известное значение. Для всякого, кто тщательно расследует специфическую сущность понятия прогресса, это понятие неизменно содержит элемент оценки; поэтому его нельзя смешивать с узким понятием простого развития, в котором полностью отсутствует идея увеличения ценности, побуждающая нас утверждать относительно той или иной вещи, что она прогрессирует.

* * *

Я уже говорил выше, и, как мне кажется, достаточно пространно, о том, что прогресс не представляет собой какого-либо императива или предписания, стоящего над естественной и непосредственной сменой человеческих поколений. Это так же очевидно, как очевиден и факт сосуществования различных народов, наций и государств, находящихся в одно и то же время на разных стадиях развития; как нельзя отрицать и относительного превосходства в настоящее время одних народов над другими, более отсталыми; как, наконец, бесспорен частичный и относительный регресс, неоднократно имевший место в ходе истории,— регресс, примером которого на протяжении столетий служила Италия. Более того, если вообще существует убедительное доказательство, почему прогресс не следует понимать в смысле непосредственно действующего закона или, если прибегнуть к более сильному выражению, непреложного, неотвратимого закона, таким доказательством является именно следующее обстоятельство: социальное развитие в силу тех самых причин, которые лежат в основе всего процесса развития, часто завершается регрессом. С другой стороны, очевидно и несомненно, что как способность к прогрессу, так и возможность регресса, во-первых, не составляют ни прямой привилегии, ни врожденного недостатка той или иной расы, а во-вторых, не являются непосредственным следствием определенных географических условий. Ибо дело не только в том. что древние центры цивилизации различались между собой, не только в том, что с течением времени они перемещались в другие районы, но и в том, что орудия, открытия, результаты и импульсы определенной, уже развившейся цивилизации могут в известных пределах восприниматься всеми людьми до бесконечности. Короче говоря, прогресс и регресс неотделимы от условий и ритма социального развития в общем и целом.

* * *

Поэтому вера в универсальный характер прогресса, с такой силой проявившаяся в XVIII веке, коренится в том позитивном факте, что люди, когда они не наталкиваются на препятствия со стороны внешних обстоятельств п не встречаются с помехами, создаваемыми их собственной деятельностью в общественной среде, способны все без исключения к прогрессу.

Далее, в основе предполагаемого или воображаемого единства истории человечества, в результате которого процесс развития различных обществ образует как бы одну цепь прогресса, находится другое явление, послужившее поводом и причиной создания множества фантастических идеологических представлений. Хотя не все народы двигались вперед одинаково быстро и даже некоторые из них либо останавливались в своем развитии, либо начинали двигаться по пути регресса; хотя процесс общественного развития не обладал во всех областях и во все времена одним и тем же ритмом и одной и той же интенсивностью, тем не менее не вызывает сомнения то обстоятельство, что с переходом в процессе истории ведущей роли от одного народа к другому полезные продукты, уже приобретенные народами, приходившими в упадок, воспринимались теми, которые выходили на историческую сцену и двигались по восходящей линии. Ото относится не столько к произведениям чувства и воображения, которые, впрочем, тоже сохраняются и увековечиваются литературной традицией, сколько к продуктам мысли, и в особенности к изобретению и производству технических орудий, ибо после их изобретения они начинают непосредственно передаваться и переходить от одного народа к другому.

Следует ли напоминать, что письменность никогда не утрачивалась человечеством, несмотря на то что народы, которые изобрели ее, исчезли с арены истории. Следует ли напоминать, что мы всегда носим с собой карманные часы с вавилонским циферблатом и что мы пользуемся алгеброй, введенной теми арабами, историческая деятельность которых была развеяна позднее ходом истории наподобие песка пустыни? Не стоит заниматься дальнейшим бесконечным нагромождением случайных примеров, так как достаточно представить себе развитие технологии и историю изобретений в широком смысле слова, в которых отчетливо видна почти не имеющая перерывов преемственность в средствах труда и производства.

Наконец, те предварительные краткие очерки, которые носят название «всеобщая история», хотя в замысле их составителей и в самом изложении неизменно чувствуется некоторая принужденность и искусственность, вообще никогда не былп бы задуманы и написаны, если бы сменяющие друг друга события не предлагали рассказчикам-эмпирикам некоей, хотя и топкой, нити, дающей возможность уловить непрерывность исторического процесса.

Приведем в качестве примера Италию XVI века: она несомненно приходит в упадок, но в то же время передает остальной Европе свое интеллектуальное оружие. Но не только последнее становится достоянием развивающейся далее цивилизации: мировой рынок также складывается на основе тех географических открытий и тех изобретений в сфере мореплавания, которые были сделаны итальянскими купцами, путешественниками и моряками. Другие страны восприняли в Италии не только способы ведения войны, не только утонченные и изворотливые политические приемы (хотя это единственное, на что обращают свое внимание ученые), но и искусство умножать деньги, получившее четкую форму детально разработанной коммерческой дисциплины: кроме того, постепенно они восприняли зачатки науки, на которой покоится современная техника, и прежде всего методы регулярного орошения полей и общие законы гидравлики. Все это настолько верно и несомненно, что какому-нибудь любителю строить предположения мог прийти в голову следующий вопрос: во что превратилась бы Италия в эту современную буржуазную эпоху, если бы был осуществлен проект венецианского сената (1504 год) о проведении мероприятий, по своим последствиям напоминающих проведение канала через Суэцкий перешеек, и итальянский флот оказался бы в состоянии соперничать с португальцами непосредственно в Индийском океане именно в тот момент, когда перенесение центра тяжести исторической деятельности из бассейна Средиземного моря на океан подготовило упадок Италии? Однако довольно экскурсов в область фантазии!

* * *

Итак, в истории, бесспорно, существует известная, носящая эмпирический характер и обусловленная обстоятельствами непрерывность передачи и последовательного роста орудий цивилизации. И, несмотря на то что этот факт исключает всякую мысль о заранее предначертанном плане, о преднамеренной или скрытой конечной цели, о предустановленной гармонии и все другие фантастические идеи, о которых так много отвлеченно размышляли, он не исключает, тем не менее, идеи прогресса, могущей служить нам известным мерилом для оценки процесса развития человечества. Не вызывает сомнений, что прогресс не охватывает материально все смены поколений и что понятие прогресса не заключает в себе ничего категорического, так как иногда наблюдался также регресс отдельных обществ. Однако отсюда не следует, что эта идея не может служить руководящей нитью и критерием для выяснения значения исторического процесса. В подобном критическом, осторожном подходе как к употреблению специфических понятий, так и к самому методу их применения ничего не понимают те жалкие, непримиримо настроенные эволюционисты, которые хотят быть учеными, не пользуясь грамматикой и законами логики, без которых вообще немыслима наука.