Дурочка - Ульяна Островская

– Эй, Прыщ, не трусь, выходи!

Рыжик едва слышно застонал, и я, как ни торопилась, не выдержала:

– Молодой человек, подойдите ко мне.

– Ну что еще и вам, – застонал он уже в голос.

– Я учусь на целителя, могу помочь. Если вы не против.

Он подскочил ко мне:

– Не против!

Пока убирала воспаление, вдруг подумала – может, мне еще повезло, у нас в школе никто бы не смеялся над любым изъяном.

Совсем немного времени… и лицо чистое.

– Все. Пожалуйста, ешьте меньше сладкого.

– Маменька старается… стряпает…

– Объясните ей.

– Да. Спасибо вам, разрешите представиться – Василий Родин, мещанин… и подождите, – придержал меня, коснувшись рук, – у нас в палате сотрудников училища лежит очень хороший человек… руки обгорели… и немного лицо… не могли бы ему помочь… барон Савельев!

– Я уже была в палате сотрудников, – набросила на себя капюшон и подошла к двери.

– Спасибо еще раз… и кто вы, добрая незнакомка?

– Младшая дочь барона Савельева. Будьте здоровы, Василий.

Серафим и Петр Алексеевич уже ожидали, я уселась в нашу кибитку и оглянулась. Целая группа мальчишек выскочила на крыльцо, и Василий махал мне, многозначительно улыбаясь.

И я улыбнулась, мимолетная встреча и беспокойство ученика за папа подняла мое настроение.

Конкретного решения еще нет, но направление моих раздумий… есть!

– Серафим, вы не помните, по какой дороге увозили мама?

– По разным дорогам. Сначала, как выехали за город, направо, потом объехали сбоку, мимо Березайки, а потом свернули два раза, под горку, за лесок и там уж подъехали.

– Подождите… как вы дорогу узнали?

– Ну дак я следом ехал, ежели госпожа решит домой возвернуться. Ждал-ждал, а потом вышел ихний слуга и велел убираться, потому как госпожа гостить осталася.

– Серафим, какой вы молодец! Едем к Ушаковым!

***

Петр Алексеевич никогда не был лидером. Так уж сложилась его жизнь, хотя рос в подходящем окружении. Мать не помнил: она ушла рано, а отец все же боевой офицер. Но главным человеком в детстве – нянькой, наставником и командиром, боевой офицер назначил сыну Петеньке своего денщика, услужливого и расторопного Тимоху. Тимофей все успевал: мундир и короткие штанишки в порядке, боевое оружие и игрушечная сабля наточены, как полагается, господские сапоги и ботиночки блестят. Мальчишка вырос, уже и Петром звали, отлично занимался с очередным набором «вольняшек», вольноопределяющихся. Далее путь ясен – сдаст экзамены за шесть классов гимназии и поступит в ближайшее училище, выйдет офицером.

И тут ясный путь оборвался самым гнусным образом: отец умудрился завязать роман с молоденькой супругой губернатора. Боевого офицера нашли в сточной канаве, стреляли в спину, каждая рана несовместима с жизнью.

В эту же ночь повязали и Тимоху с Петром. Кто, как – неизвестно, но вынесли из квартиры все деньги и ценности, в том числе дорогое боевое оружие. Месяц сидел Тимофей у постели избитого мальца, а затем наставник и ученик распрощались. Тимофей вернулся в деревню, имелась у него зазноба, а Петра зазвал к себе директор магической школы, старый друг отца.

Первый год парень учился и сдавал экзамены за шестой класс гимназии, на второй год директор отправил его обучаться гимнастике в частную школу, аттестат которой достаточен, в свою очередь, для дальнейшего преподавания. А на третий год появился в Тобольской школе магии третьего разряда тренер П. А. Годицкий, подписавший договор с трехлетней отработкой. Да Петр Алексеевич и так благодарен барону Замойскому, взявшемуся опекать нищего дворянина.

Вот Замойский всегда был лидером, поэтому сразу решал проблемы своих сотрудников и своих учеников. Отправил Савельеву в сопровождении человека, которому всецело доверял. Петр Алексеевич ценил такое отношение.

Но в глубине души понимал, что в паре с ученицей Савельевой лидер почему-то опять не он.

Дала команду – едем к мама, и он согласно кивнул. Ничего не спросив.

***

Во двор мы заехали, а двери в дом оставались закрытыми. В круглое маленькое оконце нас внимательно осмотрело немолодое мужское лицо и исчезло. Серафим подождал, покосился на меня и вытащил две попоны. Одной укрыл лошадку, а вторую кинул нам с куратором. Я-то в меховой курточке, Серафим вообще в тулупе, зима на улице! А Петр Андреевич так и поехал в форменной шинели. Сначала вопросительно посмотрел на меня. Я подвернула рукав, показав мех. Кивнул и укутал свои ноги, а затем и сам укрылся. Ожидали мы долго, не меньше часа. Наконец, сверкнув синей головой, посмотрела в оконце сама Ушакова и кивнула кому-то. Нам открыли.

– Добрый день, ваша милость. Я хотела бы поговорить с баронессой Савельевой.

– Кто вы?

– Я ее дочь. Здесь проездом на короткое время.

Она пренебрежительно смотрела на меня, делая вид, что