Tertium Organum: ключ к загадкам мира, изд. 2-е - Петр Демьянович Успенский

обстоятельств, куда входили и явления сознания, и физические явления, представляет собой причинную цепь выстрела, то есть цепь причин, создавших явление выстрела, развязавших все скрытые энергии (мускульную силу пальца и взрывчатую силу пороха), действовавшие в момент выстрела. В выстреле ряд затаённых, скрытых явлений сознания — желания мести, злобы, ненависти, страха — выразился в виде физического явления.

Ручей из-под земли выбился наружу.

Несомненно, что выстрел — звено в цепи многих событий. Может быть, это результат заговора; может быть, он вызван страстью и ревностью; может быть, человек стрелял защищаясь, [а] может быть, защищая другого; может быть, он действовал по чувству долга, [и] может быть, им руководили его личные эмоции — во всяком случае «выстрел» имел свою историю в прошедшем, и он будет иметь её в будущем. За ним следуют прямые и непосредственные последствия: рана, нанесённая другому человеку, боль, страданье, может быть, смерть, горе его близких, их озлобление против убийцы, арест стрелявшего, допрос, следствие, суд и т. д. Всё это цепи событий, звеном которых является выстрел.

Если мы будем рассматривать выстрел вне этих цепей, мы никогда не поймём, что представляет собой выстрел как явление [в целом].

Позитивная наука, считающая себя реальной и точной, на самом деле изучает совершенно искусственный фантастический мир, не имеющий ничего общего с реальным миром. В реальном мире нет ничего отдельного, всё связано. Нет ничего конечного, законченного, определившегося. Наука изучает «выстрел», беря его только как понятие, то есть беря только общие свойства всех (или большинства) выстрелов. Но в реальном мире выстрела как понятия не существует. Логическое понятие выстрела это просто искусственное нечто, созданное для удобства рассуждения. Изучать это искусственное нечто, принимая его за реальное, это и значит впадать в грех материализма — принимать ложное за реальное. В действительности каждый выстрел есть звено в своей собственной, совершенно особенной комбинации причинных цепей. И нельзя из этой комбинации цепей искусственно брать только одну, внешнюю. Если мы не знаем или не видим ничего кроме этой внешней последовательности, [то] мы знаем только феномен того, что в действительности произошло, то есть, собственно, не знаем ничего. Два феномена, кажущиеся совершенно одинаковыми, могут быть звеньями настолько различных комбинаций причинных цепей, что в действительности эти явления не только не одинаковы, но прямо противоположны одно другому.

Для позитивного мышления все выстрелы одинаковы; они различаются только силой. Но для действительно точного исследования двух одинаковых выстрелов нет.

Мы можем — не предположительно, но совершенно утвердительно — сказать, что мир физических явлений представляет собой как бы разрез другого мира, который существует здесь же и события которого происходят здесь же, но невидимо для нас. Нет ничего чудеснее и сверхъестественнее жизни. Возьмите улицу большого города во всех её деталях. Получится огромное разнообразие фактов. Но как много скрывается под этими фактами того, чего совсем нельзя видеть. Сколько желаний, страстей, мыслей жадных, алчных, сколько страдания, мелкого, крупного, сколько обмана, сколько фальши, сколько лжи, сколько невидимых нитей — симпатий, антипатий, интересов — связывающих эту улицу со всем миром. Если представить себе всё это, то станет ясно, что улицу нельзя изучить только по тому, что видно. Нужно войти вглубь [событий]. Сложный и обширный феномен улицы не покажет её бесконечного ноумена, связанного и с вечностью, и со временем, и с прошедшим, и с будущим, и со всем миром.

Поэтому видимый феноменальный мир мы с полным основанием можем рассматривать как разрез какого-то другого, бесконечно более сложного мира, в данный момент для нас проявляющегося в первом.

И этот мир ноуменов бесконечен и непостижим для нас, как непостижим для двумерного существа трёхмерный мир во всём разнообразии его функций. Самое большое приближение к «истине», какое только возможно для человека, заключается в положении: всякая вещь имеет бесконечное разнообразие значений, и всех этих значений знать невозможно. Иначе говоря, «истина», как мы её понимаем, то есть конечное определение, возможна только в конечном ряду явлений. В бесконечном ряду она где-нибудь непременно станет своей собственной противоположностью.

Последнюю мысль выразил Гегель: «всякая идея, продолженная до бесконечности, становится своей собственной противоположностью».

В этом [феноменальном] изменении значения лежит причина непостижимости ноуменального мира для человека. Ноумен вещи, то есть вещь в себе, заключается в бесконечном количестве функций и значений вещи, которых нашим умом охватить невозможно. И кроме того, [то же происходит] в изменении значения одной и той же вещи: в одном значении вещь — это огромное целое, включающее в себя множество частей, в другом значении это ничтожная часть большого целого. И наш ум не может связать всего этого в одно. Поэтому ноумен вещи отступает от нас по мере нашего познания, как тень идёт впереди нас. Так говорит «Свет на Пути»:

Вы войдёте в свет, но никогда не коснётесь пламени.

Это значит, что всякое познание условно. Мы никогда не можем охватить всех значений одной данной вещи, потому что для того, чтобы охватить все эти значения, нам нужно охватить весь мир, со всем разнообразием его значений.

Главное различие феноменальной и ноуменальной сторон мира заключается в том, что первая всегда ограничена, всегда конечна, она охватывает те свойства данной вещи, которые мы вообще можем познать как явления; вторая, ноуменальная сторона, всегда неограничена, всегда бесконечна. И мы никогда не можем сказать, где кончаются скрытые функции и скрытое значение данной вещи. Вернее всего, они не кончаются нигде. Они могут бесконечно меняться, то есть казаться разными, всегда новыми с новых точек зрения, но они не могут исчезнуть, так же как не могут закончиться, остановиться.

Всё самое высшее, к чему мы придём в понимании смысла, значения, души данного явления, с другой, ещё более высокой точки зрения, при ещё более широком обобщении, будет опять иметь другой смысл. И конца этому нет! В этом величие и ужас бесконечности.

* * *

При этом мы должны помнить, что мир, как мы его знаем, не представляет собою чего-либо устойчивого. Он должен меняться при малейшем изменении форм нашего познавания. Явления, кажущиеся нам совершенно отдельными, могут быть видны для другого, более широкого сознания, как части одного целого. Явления, кажущиеся нам совершенно одинаковыми, могут оказаться совершенно различными. Явления, представляющиеся нам как нечто целое и неделимое, на самом деле могут быть очень сложными, включать в себя различные, не имеющие между собой ничего общего, элементы. И всё вместе может быть одним целым [из] совершенно непонятной нам категории. Поэтому рядом с нашим взглядом на вещи возможен другой взгляд, как бы из