Последний император - Су Тун

— Что вы за люди такие? — поднеся светильник к самому лица Яньлана, со злостью и презрением кричал хозяин. — Гости, которым нужна женщина, отправляются за этим к проституткам, а ты смеешь позволять себе вольности с Юйсо? Она моя дочь, и ей всего восемь лет! Кто вы вообще такие? Откуда вы только взялись, гнусные подонки?

— У меня с ней ничего не было, — проговорил Яньлан, опустив голову и глядя на крепко спящую девочку. — И никакой я не гнусный подонок. Она мне нравится, вот и все. Сейчас она так сладко спит, прошу вас, не надо так шуметь и кричать, вы можете испугать ее.

— Ах, тебе не нравится, когда шумят? — холодно усмехнулся хозяин. — Так-так, значит, тебе шума не хочется. — Отбросив руку Яньлана, которой тот пытался закрыть лицо девочки от пламени светильника, хозяин в упор уставился на него. А потом переменил тему. — Ну, и как ты собираешься улаживать это скандальное дело? К судье пойдем, или сами договоримся?

— У меня с ней ничего не было, правда. Я лишь обнял ее, пока она спала, — запинаясь проговорил Яньлан.

— Эти свои враки оставь для суда. Хочешь, чтобы я сейчас позвал других постояльцев, пусть посмотрят на твои гнусные проделки? — С этими словами владелец постоялого двора сдернул с девочки одеяло, и светильник высветил худенькое обнаженное тело. Юйсо, наконец, проснулась и, скатившись с ног Яньлана на кровать, в испуге пронзительно закричала:

— Не хочу вас, хочу дядю Яньлана!

Я видел, как потянувшиеся к ней руки Яньлана повисли в воздухе, а потом вяло опустились. С выражением печали и негодования на лице он повернулся ко мне, ища помощи. Я допускал, что Яньлан действительно мог совершить такое, что и не выразить словами, потому что в прошлом до меня доходили поразительные слухи о всесильных евнухах, заводивших целые гаремы. Так что предположить можно было все что угодно.

— Сколько вы хотите? — спросил я у хозяина, по лицу которого было видно, что ему что-то пришло в голову.

— В борделе Цинси первая ночь с девственницей обойдется вам в десять таэлей[55] серебра. — Теперь уже хозяин говорил вкрадчивым и сальным тоном. Он что-то долго шептал на ухо жене, не перестававшей бормотать проклятия, и в конце концов они решили на этот раз сбросить цену. — Раз вы люди нам знакомые, — сказал он, — давайте девять таэлей. Купить девственность моей дочери всего за девять таэлей серебра — это недорого.

Это действительно было недорого. Я взглянул на Яньлана, который со стыда повесил голову. И тут у меня возникла одна непорядочная, но и не без сентиментальности, идея.

— А во сколько обойдется купить вашу дочь насовсем, — спросил я хозяина, — чтобы забрать ее с собой?

— Не думаю, что это будет по карману почтенному покупателю, — быстро нашелся удивленный хозяин, а потом с притворной улыбкой поднял пять пальцев. — Пятьдесят таэлей, и ни одним меньше. Растить ее сызмальства было нелегко, а вы получаете ее задешево, всего за пятьдесят таэлей.

— Хорошо, я добуду пятьдесят таэлей. — С этими словами я подошел к Юйсо и взял ее на руки. Вытерев ей слезы, я передал ее Яньлану. — Держи, — сказал я. — Она — член труппы нашего цирка. С сегодняшнего дня ты учишь ее балансировке на бревне, а я готовлю ее для выступления на канате. Теперь у бедного ребенка появится настоящее будущее.

Чтобы добыть эти пятьдесят таэлей, мы с Яньланом той же ночью отправились за две сотни ли в Тяньчжоу, в усадьбу Южного гуна Чжаою. Он удивился моему неожиданному визиту и сильно встревожился. Этот трусливый, как мышь, вассальный правитель жил в полном уединении и целыми днями был погружен в изучение календаря-справочника и гороскопа. Хотя предполагалось, что наша встреча будет тайной, вместе с ним присутствовали двое загадочных астрологов. Лишь когда он уверился в моих намерениях, у него словно гора с плеч свалилась:

— Так, значит, все дело в пятидесяти таэлях. А я-то думал, ты упорно преодолеваешь все лишения, готовясь вернуть себе трон. Мне сказали, что Звезда Небесного Волка[56] и Звезда Белого Тигра вскоре должны столкнуться, и огненный шар упадет на землю Тяньчжоу, так что бери деньги и уходи. Мне сказали, что ты — правитель Се, опустившийся до простолюдина, но огонь в тебе не угас, стало быть, ты и есть тот самый огненный шар. Поэтому прошу тебя, забирай деньги и отправляйся из Тяньчжоу в другое место вместе со всеми бедами, что ты с собой несешь.

На обратном пути из Тяньчжоу в Цинси мы не сказали друг другу ни олова. В то, что, по мнению Чжаою, говорили звезды, мы не очень-то верили, однако сомнений не вызывала реальность оного. В тяньчжоуской усадьбе Южного гуна из славного государя я превратился в страшную звезду, которая предвещала беду; я падал вниз, сгорая, и нес уже охваченному бедствиями царству Се новые страдания. Я бежал от мира, но миру не суждено было скрыться от меня. Если это действительно так, я до конца дней буду чувствовать горечь сожаления…

На обратном пути из Тяньчжоу в Цинси серебро мы везли на лошади. Я не чувствовал стыда и больше не вздыхал о том, что мне пришлось выпрашивать эти деньги, как подаяние. Урожай крестьяне на юге уже собрали, и просторы полей под сводом небес лежали пустынные и заброшенные. То тут, то там виднелись бесчисленные скирды соломы, почерневшие от дождей; несколько пастушков пасли своих буйволов среди одиноко стоящих в поле могильных холмиков. И я вдруг понял, что каждому человеку назначено пройти в жизни свой путь, полный невзгод и лишений, и все это лишь для того, чтобы, как эти пастушки, пасущие свою скотину на пустыре среди могильных холмиков, найти клочок земли с травой, о котором не ведают другие.

На обратном пути из Тяньчжоу в Цинси я первый раз в жизни осознал, что человек — звезда. Не знаю, я сам — падающая звезда или восходящая, но у меня впервые появилось ощущение, что я весь в огнях: они плясали еле различимыми сполохами между моей тонкой одеждой и дорогой, а между усталыми членами и спокойной душой пламенели жаркими языками.

Проданная нам малышка Юйсо уезжала с постоялого двора на маленьком сером ослике. Нарядившись в новый лилово-алый костюм и ярко-красные туфли, она с громким чавканьем жевала рисовый пирожок. Довольное личико Юйсо светилось, как весенний персик, всю дорогу она пребывала в радостно-приподнятом настроении, весело смеялась и болтала. Люди признавали в ней дочку из семьи Мао, державшей постоялый двор, и окликали ее: «Ты куда, Юйсо?» И она, задрав нос, гордо заявляла: «В столицу. Еду в столицу выступать эквилибристом на бревне».

Дело было накануне праздника «лабацзе». Погода стояла на удивление ясная и теплая. Все трое: я, Яньлан и Юйсо, восьмилетняя девочка из Цинси, — отправились в путь как бродячая цирковая труппа даже раньше намеченного срока. Конечным пунктом наших странствий мы, в конце концов, выбрали столицу, чтобы осуществить заветное желание маленькой Юйсо. Верхом на двух ослах, большом и маленьком, прихватив с собой канат и два бревна, мы покинули уезд Цинси и направились в центральную часть страны. Так было положено начало тому, что впоследствии прогремит по всей Поднебесной как Бродячий Цирк Царя Канатоходцев.

Глава 13

Первое публичное представление Бродячего Цирка Царя Канатоходцев состоялось на углу одной из улиц уездного города Сянсянь и имело небывалый успех. Помню, когда я легко скакал обезьяной по канату высоко в воздухе, мимо проплыло загадочное красное облако, которое, как мне почудилось, стало медленно кружить у меня над головой, словно оберегая циркового артиста из царской фамилии. Из толпы, собравшейся на улице посмотреть представление, то и дело раздавались крики одобрения, а некоторые из наиболее признательных зрителей, которым представление понравилось, проявили еще и благотворительность, набросав медяков в чашку для пожертвований. Какие-то люди, стоявшие на деревянной башне, громко кричали: «Давай, пройдись по канату! А ну прыгни! Сделай сальто-мортале! А ну еще раз!»

Там, на одной из улочек Сянсянь, где в воздухе витал дух торгашества и плотских развлечений, моя жизнь окончательно разделилась на две половины: одна, пора моего царского правления, уже лежала опавшим листком у стены дворца Се, где ей суждено было безмолвно сгнить, а в другой я явился миру на канате, натянутом в девяти чи над землей, не имеющим себе равных цирковым артистом. Что я слышал, там, на канате? Я слышал горестные завывания и радостный шепот северного ветра, слышал, как снизу, с земли, мне восторженно кричат мои бывшие подданные: «Шагай по канату, Царь Канатоходцев! Шагай! Прыгни! Крутани сальто-мортале!» И я шел, прыгал, выделывал сальто-мортале, и канат у меня под ногами оставался туго натянутым, не шелохнувшись ни на дюйм. Что я видел, там, на канате? Я видел, как под заходящим солнцем Сянсянь моя настоящая тень быстро увеличивалась, как откуда-то из глубин моей души вылетела прекрасная белая птица и величественно воспарила в свободном полете в просторы небес над головами столпившихся внизу людей.