Роман на крыше - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

полицейский по имени Мэлькаи, либо на Шестнадцатой улице, либо на Третьем Авеню.

Полисмен Гаррити на площади Колумба очень тепло отозвался о другом полисмене-однофамильце близ площади Баттари, а полисмен Гаррити на площади Эрвинга был того мнения, что его собрат-однофамилец в Бронксе, несомненно, подойдет мистеру Вадингтону. К тому времени, когда часы пробили пять, мистер Вадингтон окончательно пришел к заключению, что если в мире существует уголок для честных тружеников, то в нем едва ли может быть место большему числу полисменов по имени Мэлькаи. А возвращаясь из Бронкса в пять тридцать, он готов был поддержать любой закон, коим совершенно запрещалось бы кому-либо называться Гаррити. А когда пробило шесть часов, в голове Вадингтона вдруг блеснула мысль, что разыскиваемого им полисмена зовут вовсе не Мэлькаи и не Гаррити, а Мэрфи!

Он как – раз переходил через площадь Мэдисон, возвращаясь из неудачной экскурсии по Четырнадцатой улице, где он разыскивал полисмена по имени Мэлькаи, и уверенность в том, что полицейский, который ему до зарезу нужен, зовется Мэрфи, так укрепилась в его мозгу, что он зашатался и со стоном опустился на одну из скамей. Это было, так сказать, моментом пресыщения. Мистер Вадингтон решил отказаться от дальнейших поисков и вернуться домой. Голова у него болела, ноги у него болели, затылок у него болел. Восторженное настроение, в котором он пустился в Нью-Йорк, уже успело испариться. Коротко говоря, едва ли во всем Нью-Йорке нашелся бы человек, еще менее пригодный для того, чтобы предпринять поиски полисмена по имени Мэрфи. С трудом волоча ноги, добрел он до вокзала и с первым же поездом отправился домой. И вот мы встречаем его здесь, к концу обратного путешествия.

Вадингтон обратил внимание на то, что в доме, к которому он приближался, царила полная тишина. Впрочем, это было вполне понятно, иначе и быть не могло. Венчание давно уже состоялось, а счастливые молодые отправились в свадебное путешествие. И несомненно, гости давным-давно разъехались. Теперь под кровом тихого дома оставалась лишь миссис Вадингтон, которая у себя в будуаре придумывает жгучие ядовитые фразы по адресу своего мужа. Она то дает отставку какому-нибудь лестному эпитету, предпочитая ему другой, еще более едкий, то она приходит к убеждению, что слово «червяк» слишком мягкое выражение для ее мужа, и бросается искать более выразительное слово в энциклопедическом словаре.

Мистер Вадингтон остановился у подъезда, подумывая о том, не искать ли уединения в близлежащем сарае. Однако, его мужество взяло верх. В сарае он не получит ничего выпить, а Вадингтон полагал, что должен какой бы то ни было ценою утолить невыносимую боль истерзанной души. Он открыл дверь, но в тот же миг чуть было не подскочил до потолка, увидев, что какая-то темная фигура вышла из будочки, в которой находился телефонный аппарат.

– Ай! – крикнул Вадингтон.

– Сэр! – отозвалась фигура.

Вадингтон облегченно вздохнул. Это не была его жена, это был только Феррис. А Феррис был именно тот человек, которого ему больше кого-либо хотелось видеть в данную минуту. Никто, кроме Ферриса, не мог бы ему принести чего-нибудь выпить.

– Тсс! – прошептал Сигсби Вадингтон. – Здесь кто-нибудь есть?

– Cэp?

– Где миссис Вадингтон?

– У себя в будуаре, сэр.

Вадингтон так и предполагал.

– В библиотеке кто-нибудь есть?

– Нет, сэр.

– В таком случае, принесите мне туда чего-нибудь выпить, Феррис, и никому не говорите, что видели меня.

– Слушаю, сэр.

Вадингтон поплелся в библиотеку и шлепнулся на диван. В течение нескольких минут он лежал, наслаждаясь покоем. А потом до слуха его донеслось музыкальное дребезжание стаканов. Феррис вошел с подносом в руках.

– Вы не изволили дать мне точных инструкций, сэр – сказал он, – а потому я по своей собственной инициативе принес виски и содовую воду.

Он говорил очень холодным тоном, так как к числу предметов, которых не одобрял Феррис, принадлежал также мистер Вадингтон. Но последний сейчас был в таком настроении, что ему некогда было разбираться в нюансах голоса Ферриса. Он ухватился за графин с виски, и глаза его подернулись дымкой признательности.

– Вы замечательный малый, Феррис!

– Благодарю вас, сэр.

– Вы как-раз такой человек, которому нужно было бы жить в привольных степях Запада, где мужчины – настоящие мужчины!

Феррис только равнодушно повел бровями.

– Больше ничего не прикажете, сэр?

– Больше ничего. Но вы не уходите, Феррис. Расскажите мне все.

– Что именно интересует вас, сэр?

– Ну, разумеется, венчание. Я никак не мог присутствовать. У меня было чрезвычайно важное дело в Нью-Йорке. Да, Феррис я никак не мог присутствовать. У меня было чрезвычайно важное дело в Нью-Йорке.

– Вот как, сэр?

– Очень важное дело, Феррис. Никак не мог отложить его. Ну, как прошло венчание, хорошо?

– Не совсем, сэр.

– То есть, как это не совсем?

– Никакого венчания, не было, сэр.

* * *

Мистер Вадингтон привскочил с дивана и сел. Этот Феррис, очевидно, болтал глупости, а Вадингтон, вернувшись домой после многих весьма томительных часов, проведенных в Нью-Йорке, отнюдь не был расположен к тому, чтобы выслушивать пустые глупости.

– То-есть, как это не было венчания?

– Вот так, сэр. Не было.

– А почему не было?

– В последнюю минуту случилась маленькая задержка, сэр.

– Уж не сломал ли себе ногу пастор?

– Нет, сэр. Пастор и в данную минуту так же здоров, как был в момент прибытия сюда. Задержка, о которой я говорю, была вызвана молодой женщиной, вбежавшей столовую, где собрались все гости, и вызвавшей немалую суматоху, объявив себя старой подружкой жениха. Глаза мистера Вадингтона, казалось, сейчас выскочат из орбит.

– Расскажите мне все подробно, – попросил он.

Феррис устремил -взгляд на стенку позади мистера Вадингтона и начал:

– Я лично не присутствовал при этой церемонии, сэр. Но один из моих сослуживцев, случайно оказавшийся у дверей, передал мне потом все подробности. По его словам, едва молодые собрались идти в церковь, из сада вбежала в зал какая-то молодая женщина и, остановившись в дверях, воскликнула: «О, Джордж, Джордж! Зачем ты покинул меня? Твое место не здесь с этой девушкой! Твое место возле меня, возле женщины, которую ты обольстил!» Поскольку я мог понять, она обращалась к мистеру Финчу.

Глаза мистера Вадингтона уже до такой степени вылезли из орбит, что достаточно было бы одного прикосновения, и они вывалились бы окончательно.

– Святые угодники! – воскликнул он. – И что же случилось после этого?

– Как мне сказали, произошло невероятное смятение и поднялся шум. Жених был ошеломлен и довольно энергично протестовал, утверждая, что это не более как ошибка. Миссис Вадингтон ответила на это, что она ничего другого и не