Убийство на пляже - Крис Чибнелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она наконец находит нужный ключ и сует его в замок.
— А тебе не интересно, что я хотела бы сказать?
— Давай потише, — шикает на нее Элли.
Они сейчас стоят как раз под спальней Фреда. Элли, конечно, скучает по нему, но это не значит, что она хочет провести с ним часть своего свободного времени в эти предрассветные часы.
— Зависит от того, что это будет, — продолжает она. — Может быть, ты хочешь вернуть деньги, которые украла у моих детей? Или ищешь хорошего врача?
— Ну сколько можно? — вздыхает Люси. — Не брала я этих чертовых денег, которые ты откладывала на отпуск.
От этих слов у Элли внутри все кричит от возмущения: ее постоянное отрицание очевидного едва ли не хуже самой кражи.
— И медицинская помощь мне не нужна.
Она врет как в первом случае, так и во втором, но с такой убедительностью, что Элли, и уже не в первый раз, задумывается, что, возможно, она даже верит в собственную ложь. Люси наклоняется к ней и хриплым шепотом говорит:
— Я кое-что видела, Элл. В ту ночь, когда убили Дэнни Латимера. Думаю, тебе нужно это знать.
Элли замирает, стоя одной ногой на крыльце, и в душе ее просыпается надежда. Но с Люси нельзя показывать безысходность ситуации с расследованием, поэтому она только выжидательно приподнимает брови.
— Мне просто нужно немного денег, чтобы снова подняться, — говорит Люси. — Всего-то девятьсот фунтов. Ну, тысячу. Одолжи мне их, и я тебе все расскажу.
Элли испытывает слишком большое отвращение, чтобы ответить. Она просто закрывает дверь перед носом Люси. Ничего не изменилось. Даже с учетом того, что происходит вокруг, Люси думает только о себе. Она готова даже использовать смерть мальчика в корыстных целях. И Элли стыдно, что это ее сестра.
38
Слава о позорной репутации Джека Маршалла распространяется очень быстро. Его фотографии смотрят с первых страниц всех газет, хотя репортаж Карен Уайт под заголовком «ОБЪЯТИЯ ДЛЯ МАЛЬЧИШЕК» единственный, который имеет право называться эксклюзивным. К завтраку папарацци уже окружили его магазинчик плотным кольцом.
Элли и Харди стоят внутри и жмурятся от вспышек фотокамер. Силуэты фотографов просвечивают сквозь опущенные шторы, а аппаратура в руках делает их похожими на марионеток причудливого театра теней. Они непрерывно выкрикивают имя Джека, но совсем не тем тоном, каким пытались привлечь внимание Бэт у мемориала в честь Дэнни. «Это очень смахивает на охоту на ведьм», — думает Элли.
— Мне необходима защита, — умоляет Джек. — Я оказался в осаде!
Элли задает вопросы, которые требуются согласно протоколу.
— Кто-нибудь угрожал вам или пытался запугать вас физически? — спрашивает она, слыша, как от напора с улицы дрожит стекло витрины.
— Оставайтесь внутри, — говорит Харди, как будто у Маршалла есть выбор. Он также не может оторвать глаз от окна, вздрагивая при каждой вспышке. — Если повезет, все это очень скоро поутихнет. — Но звучит это как-то неубедительно.
— Вы делаете это преднамеренно, чтобы посмотреть, не сломаюсь ли я! Вы подставили меня, а все то, что говорю я, не имеет значения!
Харди сохраняет хладнокровие.
— Сотрудничайте с нами плотнее, и тогда мы сможем снять с вас подозрение.
— Сколько раз я уже слышал такое раньше! — фыркает старик. — Ты только сотрудничай со следствием, и все будет хорошо. А потом мне осудили.
Харди вздыхает.
— Все, чего я хочу, — это докопаться до правды относительно смерти Дэнни Латимера. И если вы к этому не причастны…
— Так я и не причастен! Я же говорил вам, что всю ночь был дома. Если бы я выходил, это было бы зафиксировано на моих камерах охранной сигнализации.
Харди и Элли переглядываются, не веря своим ушам, и снова смотрят на Джека.
— На чем? — переспрашивает Харди.
— На камерах охранной сигнализации, спереди и сзади. Я установил их после взлома. Стоило это кучу денег. Но на них есть съемка передней и задней двери. Если бы я выходил, они бы это засняли.
Джек начинал эту фразу презрительным тоном человека, говорящего прописные истины, но потом начинает запинаться. С этим постоянно приходится сталкиваться: люди упускают самую важную информацию, потому что считают, что полиция смотрит на их маленький мир под тем же ракурсом, что и они сами. Причем иногда в буквальном смысле — как в данном случае.
— Почему же вы нам ничего не сказали об этом раньше? — Харди уже не скрывает своего раздражения.
— Я забыл, — признается Джек. — Я был очень зол. Это вы сбили меня с толку.
Такой переход в нападение полностью обнажает его уязвимость. Элли видит в этом шанс расспросить о его прошлом и решает воспользоваться им.
— А почему вы не рассказали нам о том, что случилось, Джек? — говорит она, и мягкость ее тона умышленно контрастирует с суровостью Харди.
Лицо Джека остается невозмутимым, но поза его едва заметно меняется, чуть опускаются напряженные плечи, и, когда он заговаривает, уже понятно, что он испытывает облегчение.
— Я был учителем музыки. А Ровена была моей ученицей. Девочка. Никаких мальчиков там и близко не было. Я уверен, что вы можете все это проверить. У нас с ней были отношения.
— Сколько раз у вас был с ней секс? — спрашивает Харди.
Джек недовольно морщит нос.
— Вы считаете, я должен был делать зарубки на спинке кровати?
Харди скрещивает руки на груди.
— Кто заявил об этом в полицию?
— Ее отец.
Вызывающий взгляд Джека внезапно теряет фокусировку. Элли смещается немного в сторону, пытаясь снова встретиться с ним глазами, но из этого ничего не получается.
— Из меня сделали пример в назидание остальным. Я отсидел год, и еще повезло, что я вышел оттуда живым. Ей было пятнадцать лет и одиннадцать месяцев. Через четыре недели и один день ничего дурного в этом не было бы. Так что свое наказание я уже отбыл.
— А вы когда-нибудь связывались с той девушкой после своего освобождения? — спрашивает Элли.
— Я на ней женился.
Такой ответ застает Элли врасплох, и она умышленно заранее настраивает себя против того, что может оказаться совершенно душещипательной историей.
— Через неделю после того, как вышел из тюрьмы. Ей было семнадцать, мне — сорок.
Преподобный Пол Коутс в ожидании полиции отважно сдерживает толпу, собравшуюся перед газетным магазинчиком.
— Вы должны защитить его, — говорит он, когда Элли и Харди выходят, прокладывая себе путь в этой давке плечами. — Он мой прихожанин. И он до смерти напуган.
Харди оглядывает Пола. Взгляд его задерживается на пасторском воротничке, как будто он испачкан.
— А ведь вы уверены, что он невиновен, верно?
Пол непреклонен.
— А вы уверены, что он виновен?
— Мы учтем ваше мнение.
Элли идет за Харди обратно в участок под градом его тезисных умозаключений.
— То, что он сказал, ничего не меняет, — говорит он. — У Джека Маршалла есть судимость. Он по-прежнему под подозрением. Нас не должна сбивать ни его душещипательная история, ни эта шумиха в прессе. Мы по-прежнему оперируем только доказательствами и фактами.
Словно по заказу, наверху их дожидается Брайан из бригады криминалистов.
— В следующий раз, когда место преступления у вас будет на пляже, приглашайте кого-то другого, — говорит он. — Это какой-то кошмар. Слой за слоем все двигается, сползает — просто невозможно. Мы забраковали четыре сотни улик как не имеющие отношения к делу или мусор.
— Я предпочитаю те, которые имеют к нему отношение, — хмурится Харди.
Брайан вручает ему прозрачный пакет, в котором лежат четыре сигаретных окурка.
— Найдены в пределах трех футов друг от друга. И в четырех футах от того места, где был обнаружен труп.
— А что отличает их от всего остального? — спрашивает Элли.
— Время появления. Если бы они оказались там на пару часов раньше, их смыло бы приливом. Однако следов воды на них нет, так что их должны были бросить там уже утром. Примерно в одно время с телом. Это сигареты с высоким содержанием смол в табаке, что весьма необычно в наше время. Если они приобретены где-то здесь, у вас не будет недостатка в тех, кто запомнил этого покупателя.
Харди озвучивает то, о чем все они в этот момент подумали:
— Тащить труп так далеко, а потом стоять над ним и курить… Бессмыслица какая-то!
Когда Брайан закончил, Харди возвращается в свой кабинет. Здесь он опускает жалюзи и выключает освещение, так что теперь свет пробивается только через узкие щели между пластинами. В углу стоит диван, и он неуклюже укладывается на него, свесив ноги.
Он закрывает глаза и мысленно выстраивает всех подозреваемых в шеренгу, как для процедуры опознания. Это нехитрый прием, и Харди с самого начала пользуется им в тех случаях, когда информации поступает больше, чем он может переработать. Он сослужил ему хорошую службу на ранних стадиях расследования в Сэндбруке и, Харди надеется, внесет аналогичную ясность и сейчас.