След солдата - Нгуен Тяу

Солдат послушно поднял автомат и занял свой пост. Лейтенант махнул рукой своему сопровождающему, и они поползли вперед. Проверив все посты взвода Киема, на обратном пути лейтенант обнаружил, что место часового, обнесенное земляным бруствером, опять пустовало.

Вне себя от ярости, ротный подбежал к блиндажу взводного, ругаясь и потрясая зажатым в руке пистолетом.

Кием пьянствовал в окружении нескольких солдат.

Они уже почти опустошили большую бутылку виски. Один из солдат тасовал карты. Увидев эту картину, лейтенант еще больше рассвирепел и весь свой гнев тут же обрушил на голову Киема:

– Так-то ты командуешь взводом? У тебя только что часовой сбежал, а ты виски лакаешь! Я напишу рапорт, и тебе не миновать трибунала!

Кием спокойно допил из горлышка оставшееся виски и швырнул пустую бутылку на пол - она вдребезги разбилась - а потом проговорил:

– У меня погибла жена!

– Черт с ней, с твоей женой! Как ты следишь за вверенным тебе взводом?

– Минуту. - Кием быстро поднялся и сорвал с шеи автомат. Лейтенант успел увидеть лишь это движение и решимость на посеревшем лице Киема, и в тот же миг его прошила автоматная очередь. Сжимая в руке пистолет, лейтенант упал вниз лицом на дымящиеся гильзы и осколки разбитой бутылки; тело его несколько раз конвульсивно содрогнулось и замерло. Солдат, пришедший вместе с ним, поднял окровавленный пистолет и выпустил из него две пули, целясь прямо в ухо своему бывшему повелителю.

Следующей реакцией была паника: что делать? Шесть человек оказались свидетелями и соучастниками преступления, которое теперь нужно было как-то скрыть. Сопровождавший лейтенанта солдат подошел к трупу и оттащил его на бруствер траншеи. Оценив его замысел, остальные выпустили несколько очередей из автоматов в сторону вражеских позиций. Между собой договорились подтвердить, что лейтенант был убит вьетконговцами, когда проверял несение службы часовыми.

И все же Кием не верил, что все это удастся скрыть. Но раз солдаты сами так хотят, пусть пока говорят. То, что случилось, уже случилось! Завтра или послезавтра все равно раскроется, что он убил лейтенанта, и тогда его расстреляют…

Несколько дней Кием жил в полной растерянности, прячась у себя в блиндаже. Любой взгляд, брошенный на него кем-нибудь из солдат, повергал его в страх.

Прошло около недели. Солдатам как будто пока удалось сохранить все в секрете, но Киему все время чудилось, что лейтенант жив и жаждет отмщения. Да, хотя Кием и стал «американским ковбоем», но он по-прежнему был очень суеверен.

Кольцо окружения с каждым днем все больше сжималось. Солдаты марионеточной армии, несущие охрану у линии заграждений, по ночам слышали под собой скрежет вгрызавшихся в землю лопат. Артиллерийско-ракетный обстрел продолжался и днем, и ночью. Киему все опротивело, а больше всего ему осточертела его должность взводного. Его мучили страх и подозрения, уже не осталось никого, кому бы он мог довериться. Рядом с ним было несколько случайных приятелей да тот солдат, который сопровождал тогда лейтенанта и на которого он теперь смотрел как на благодетеля.

– Надоело, не могу больше, - пожаловался он как-то ему.

– Раньше ты был у нас самым храбрым…

– Раньше одно, сейчас другое! Не могу!

– Боишься вьетконговцев?

– Нет, просто все осточертело, все, все!

– А если бы Лэзи была жива?…

– Все равно! Теперь мне было бы наплевать, спит она с кем-нибудь еще или нет. Все надоело!

В последнее время Киему стали сниться и деревянный домик на сваях, и крики ланей в лесу, и ступеньки лестницы, каждая из которых пела свою особую, знакомую ему песенку, - одним словом, все то, что, казалось, уже отошло от него далеко-далеко. Перед глазами вновь вставало лицо Сием. Эта женщина всегда принадлежала только ему одному. А однажды во сне Кием увидел, как он обнимал Сием, как вдруг в комнату вбежал отец и всадил в него нож - алая кровь ручьем потекла из раны. От испуга Кием заорал не своим голосом и тут же проснулся. Над головой грохотала артиллерийская канонада. Ему показалось, что такого обстрела он еще никогда не видал: американская база и опоясывавшие ее траншеи были охвачены огнем и дымом. Кием кричал, звал своих, но не слышал ответа. Тогда он схватил автомат и решил выйти наружу, но едва он, согнувшись, показался в проеме дверей, как яркая вспышка света ослепила его, и блиндаж рухнул. Дым и пыль забирались в ноздри и глотку. Кием чувствовал, что вот-вот задохнется. Срывая ногти, он царапал землю, придавившую его. Наконец ему удалось выбраться наружу, но силы оставили его: он упал и потерял сознание.

Когда Кием очнулся, вокруг мелькали, перепрыгивая через него, ноги в матерчатых солдатских башмаках. Все тело ныло от боли, пальцы рук потеряли способность двигаться. Кием, как мог, зажал автомат под мышкой и пополз, опираясь на локти. От слабости голова его моталась из стороны в сторону. Земля казалась необычайно жесткой, будто она была усеяна острыми бамбуковыми колышками. Неожиданно он услышал, как кто-то окликает его по имени. Это окончательно привело его в чувство, и он вдруг понял, в каком чрезвычайно опасном положении очутился: противник, прорвавшись через ряды заграждений, атаковал его роту, и теперь вьетконговец в мегафон выкрикивал его имя, призывая сложить оружие.

Содержание

«Военная Литература»

Проза войны

Проза войны

10

Нэт, сестру Кхюэ, к концу зимы перевели в 25-й медсанбат. Наступила пора затяжных дождей. Насквозь вымокшие под беспрерывным дождем медсестры расположились на короткий отдых у края тростниковых зарослей, среди сложенных грудами носилок, вещмешков, гамаков и тюков с перевязочными материалами и медикаментами. Мимо, не останавливаясь, одно за другим проходили подразделения. Солдаты не спускали глаз с девушек, а те упорно старались смотреть в сторону. На фронте девушек было мало; солдаты видели или артисток ансамбля, или медицинских сестер. К медсестрам все относились подчеркнуто вежливо: даже к самой юной ни один солдат не рискнул бы обратиться на «ты».

– Почаще вам без работы оставаться, сестрички! Пореже нас видеть! - помахал им кто-то рукой.

– И вам с нами встреч поменьше! - ответили ему девушки.

Подождав, когда пройдет очередное подразделение, начальник медсанбата, высокий толстый доктор, которого почему-то все называли Лан{28}, приказал поднять корзины на коромысла и переправиться через ручей. Мутный ручей грозно шумел, и девушки в замешательстве остановились.

– Ну, кто еще до сих пор плавать не научился? - спросил доктор.

– Доктор, отвернитесь! - завизжали девушки.

– Отвернусь, как же. Тут, того и гляди, какую-нибудь из вас течением унесет, отвечай тогда!

– Не унесет, мы друг дружке сами помогать будем! Отвернитесь!…

Много дней пробирались они к месту нового расположения, которое на карте, выданной в штабе доктору Лану, было помечено красным крестиком. Бурные ручьи, высокие труднодоступные перевалы, густые, почти непроходимые тростниковые заросли - сколько их осталось позади!… И вот наконец они оказались у цели. Некоторые все еще волновались и, подбегая к доктору Лану, то и дело спрашивали:

– Это здесь? Вы не ошиблись?

Доктор, намыливая для бритья щеки, успокоительно смеялся:

– Все верно. Мы там, где должны быть. Поверьте моему опыту, я когда-то штабистом был и карту умею читать.

Еще в пору работы на перевалочном пункте Нэт подружилась с Зы. Эта девушка была настолько рослой, что обычная форма ей не годилась. К Зы, которая раньше работала поварихой, прочно пристало смешное прозвище Слонишка: во время одного из ночных дежурств Зы неожиданно бросилась к Нэт и, не помня себя от страха, так стиснула ее своими мощными руками, что та чуть не задохнулась, - в темноте всего в какой-нибудь полусотне метров от них неторопливо прошествовало стадо слонов.

Тяготы и лишения, связанные со службой в медсанбате, Нэт переносила легко. Однако в последнее время глубоко ввалились ее глаза, заострилось лицо, залегли морщинки возле рта: в дни, когда медсанбат пробирался через джунгли к новому месту, Нэт получила письмо от Кхюэ с известием о смерти матери и братишки.

Знала об этом одна лишь Зы. Эта девушка, казавшаяся такой неловкой и неуклюжей, обладала удивительно добрым сердцем. Когда надо было копать землю, валить деревья или заготавливать хворост, первой всегда вызывалась Зы. Попутчикам-солдатам она не раз помогала подносить тяжелый груз, причем умудрялась поднять столько, сколько под силу было только здоровому парню.

– Нэт, родная моя, если б можно было переложить на меня немного твоего горя!

У Зы обливалось сердце кровью - у Нэт появился мрачный огонь в глазах, в которых, казалось, навсегда застыли непролившиеся слезы.