Мальтийский крест - Василий Звягинцев

– Ох, ты ж и хитрюга, – уважительно сказал Василий, когда они выпили. Он – стакан вина, она – грамм полтораста зверски крепкого самогона на чабреце и полыни.

– Служба такая. Это вы тут попросту живёте, а мы с хозяином…

Она чуть закатила глаза, что означало крутизну Катранджи и полную опасностей жизнь в его окружении.

Василий сразу поверил и проникся.

– Слушай, Христя, – сказал он минут через пять, когда, по его расчётам, её должно было начать развозить. – Ты мне свой пистолетик не покажешь? Интересно, с чем девочки в нашем Израиле ходят.

И положил под столом горячую ладонь ей на колено. Она не стала протестовать. Во-первых – приятно, чисто физически, во-вторых – работает на схему. Зачем возмущаться, выходя из роли? Сильная ладонь поползла выше, пока не упёрлась в край ствола.

– Ого! Здорово!

Кристина толчком колена отбросила его руку, а через полсекунды чёрное дуло ствола смотрело ему между глаз. Соседей такой пассаж нисколько не заинтересовал. Люди продолжали выпивать и закусывать, будто только для этого и собрались. А может быть, и вправду именно для этого, появление же чужаков оказалось только привычным, никак ничему не мешающим эпизодом.

– Ох, ты! Интересная штучка. Никогда не видел.

И не мог он видеть пистолета совсем из другой реальности. «Глок-18», с магазином на 19 патронов, а весом на двести граммов меньше восьмизарядного «ТТ».

– Дай подержать…

Кристина сдвинула предохранитель, протянула пистолет рукояткой вперёд.

– Имей в виду, второй я достану так же быстро, но уже на взводе. Уловил?

– Чего уж. Нет, ну, красота. И где же такие делают? Продай, а? Двести рублей дам.

Насколько Кристина знала, предложенная цена – запредельная. Вышеупомянутый «ТТ», новый, в фирменном магазине – рублей пятьдесят. Так ведь и оружие разное. Если Василий промышляет в околокриминальных кругах, пусть и говорит, что полиция к нему претензий не имеет, один факт обладания такой пушкой способен сильно поднять его авторитет. Именно – факт. На самом деле модель и свойства огнестрела особого значения не играют, как выражался Валентин Валентинович Лихарев. Кое-кто в отряде «Печенег» с обычным наганом проделывал такое, что двое с «глоками» не сумеют.

– Щедрый ты, – мило улыбнулась Кристина. – И очень симпатичный. Налей мне ещё «аккерманской».

– Да ты шо? Верняком развезёт, ты и не закусываешь даже. Вон, колбаски пожуй – кошерная… – Василий сказал это с долей издёвки, из чего следовало, что сам он к еврейскому племени себя не относит. Да оно и так видно было.

– Наплевать мне и на ваш кашрут, и на всё остальное, – с должным подъёмом заявила она, употребив и вставив одно русское и одно идишское непристойное слово. Именно так, как следовало обычной двадцатилетней девушке, принявшей сгоряча полстакана шестидесятиградусной самогонки. Сначала раздухарилась, потом развезёт. Пока не развезло, самое то – разводку устроить.

Правда, если парень – не совсем шлемазл, должен бы сообразить, что охранницы её класса, при таком хозяине ни напиваться, ни вообще распускаться – не могут. Если не сообразил – грош ему цена. А если да, но делает вид – тем интереснее. Аггрианская школа Дайяны всякого рода логикам учила хорошо.

Она выпила поданный стакан, не глядя зачерпнула ложку синеньких[65] с орехами.

– Продавать мне ни к чему. А подарить – могу, если что… – вытерев губы салфеткой, сказала Кристина. – Долго слишком Герта с твоим дружком не возвращаются…

– Тебе-то что? – широко растянул губы Василий. – Может, быстрее нас договорились…

– Может. Всё может, – она не стала спорить. – Наш дядя никому ничего не запрещает. Вот папа у нас суровый, а дядя – прямо душка. Видишь, как они с вашим дедом сошлись?

Катранджи действительно сбросил с себя все признаки недавнего тяжёлого хмеля, разговаривал с Хаимом легко и раскованно, шутил, по всему видно, и старый еврей часто смеялся, иногда деликатно, в ладошку, иногда – от души.

– Так что насчёт – подарить? – вернулся к теме Василий. – Какой в этом раскладе твой кербеш?[66]

– Как раз на двести рублей. Ты никого не закладываешь, а просто говоришь, кто вы и что на самом деле здесь и сейчас происходит. Как коллега коллеге. Никто ничего не узнает, кроме нас двоих, ручаюсь. «Глок» – твой. Мне его списать – ничего не стоит. Ваших интересов касаться не собираюсь. Мне свои важнее. А ты, кстати, – вдруг отвлеклась она, полезла в сумочку за сигаретой, – сходи, посмотри. Что-то там действительно процедура затягивается. Вдруг Герта твоему Иосифу невзначай шею сломала? Если б руку – крик бы стоял, – философически завершила Кристина, прикуривая.

– Тьфу на тебя. Выдумаешь тоже, – небрежно отмахнулся Василий. – Не из тех он, чтобы по-грубому с девушкой. Болтают, наверное, как мы сейчас с тобой…

Он вертел пистолет в руках, ласкал его пальцами, будто настоящий гипноглиф[67], не в силах оторваться. На что и был расчёт.

– Хорошо, слушай, – осторожно покосился он на соседей по столу. – Или давай перейдём на лавочку, вон там, под сиренью…

Примерно о том же шёл разговор у Ибрагима со старым Хаимом. В чём смысл случившегося, и какой у кого интерес. Катранджи сейчас чувствовал себя в своей тарелке, или, по-научному выражаясь, среде. Бандит среднего пошиба, держащий некоторую часть города и её (части) криминальную составляющую, неглупый и успешный, раз дожил до своих семидесяти лет в добром здравии и таком же положении импонировал ему.

На огромной планете Земля, и даже на той её половине, что не принадлежала к «цивилизованному миру», людей, подобных Хаиму, он знал многие сотни. Одни с ним сотрудничали, другие пытались проявлять самостоятельность. Если их интересы не пересекались, Ибрагим-бей не препятствовал любому жить, как умеет.

В Одессе субклиенты Катранджи проворачивали какие-то торгово-закупочные операции, но не того масштаба, чтобы попадать в сферу его внимания. Может, по этой причине он и выбрал город у моря как место конфиденциальной встречи с генералом, который вскоре обещал стать главной фигурой на доске или джокером в колоде. Далеко, никому не интересно, а значит, и безопасно. Вышло несколько по-другому. Спасибо тому же генералу и его девицам, иначе мог бы всемогущий паша кормить рыб на морском дне или пребывать в неизвестно чьём узилище.

– Так на чём мы сходимся, уважаемый Ибрагим Рифатович? – говорил Хаим Мотлевич, невзирая на возраст, наливающий себе и гостю уже четвёртую рюмку сладкой еврейской водки. – Что лично я на старости лет мог бы сделать для вас, и что с того заработать, само собой? Я убедился, что кое-кого из тех людей, что якобы знаете вы, знаю и я. Вы говорите, что самые почитаемые люди старой Одесы не более чем слуги ваших слуг – готов и с этим согласиться. Не понимаю одного – почему мы сейчас, рядышком, сидим на ограде Второго еврейского кладбища, как будто у нас на носу очки, а в душе – осень?

– Оставьте, Хаим. Эту книгу я тоже читал[68]. Человек, жаждущий ответа, должен запастись терпением? Человеку, обладающему знанием, приличествует важность? Всё это вздор. Вы знаете, что случилось сегодня у «Потёмкина»?

– Знаю. Поэтому вы здесь и мы с вами разговариваем. Поэтому мои мальчики не пустили вас туда, куда вы так стремились, – он указал рукой в сторону недалёкого дома с явочной квартирой. – Там вас наверняка бы повязали. В том доме есть только одна квартира, на которую вы могли надеяться, так она давно числится за жандармским управлением…

– Неужели? – вполне натурально удивился Ибрагим.

– Можете мне поверить.

– И для чего я, по-вашему, нужен жандармскому управлению? Наши пути никогда не пересекались, и этот адрес мне дали очень надёжные люди. Я скорее готов поверить, что ошибаетесь вы. Если не хуже… Не странно ли, что ваша… хаза, хавира, не помню, как правильнее – окно в окно с жандармской?

– Рядом с фонарём – темнее всего, – назидательно промолвил Хаим. – Да и жандармы с уголовной полицией – совсем разные ведомства. Что интересно одним – ни к чему другим, и наоборот.

– Так на чём мы сойдёмся? – ответил Катранджи Хаиму его же вопросом. Ему надоело и застолье, и хитросплетения ничего не значащих слов.

– Если вам нужна настоящая помощь, мы сделаем. Вывезем, куда скажете, если что-нибудь другое – тоже.

– За какую плату?

– Бесплатно. Просто пометьте у себя в книжечке, если вы вправду тот человек, за кого себя выдаёте, что живёт по такому-то адресу старый еврей Штаркер, и передайте всем, кто готов вас слушать, что с ним можно иметь дело. На худой конец – не нужно ему мешать.

Только всё это будет иметь интерес, если вы по правде чего-то стоите. А я этого так пока и не понял…

На этом месте Ибрагим рассмеялся. Совершенно искренне, от души. Ему захотелось немножко побыть в роли Гарун-аль-Рашида. Кроме того, Хаим ему просто понравился. Это же надо, так лихо, под видом дружеской помощи захватить в плен ЕГО, и после – спокойно торговаться. Ну что же, пусть так. Посмотрим: стоит ли он чего-нибудь, как здешний авторитет? А если стоит – пригодится ли в будущем?