Пятиэтажная Россия - Евгения Пищикова

— А я хожу в магазин только плотно наевшись. Хлеба поем, если дома ничего нет. Тогда меньше хватаешь всякого лишнего «вкусненького».

— А я знаю рецепт чудодейственного средства для мытья посуды! Fairy отдыхает. Всего-то нужно взять банку силикатного клея и кальцинированной соды. Все это ссыпать-слить в бак и кипятить кастрюли и сковородки. До белого блеска отмываются. Жаль, мыть тарелки этим средством нельзя.

— А ты пробовала?

— Пробовала.

— И что?

— Минус две тарелки.

— Да, тогда действительно нельзя.

— Ну, слушайте же дальше — у меня метод экономить деньги такой: я каждый день хоть десять рублей, хоть пять, а иной раз и двадцать-тридцать прячу в разные тайники и про них забываю. Я так играю — что будто бы забываю. Место каждый месяц нахожу новое, забавное — то карман старой куртки, то старая сумочка. Коробка с елочными игрушками. Однажды в варежку детскую складывала, которая уж давно мала ребенку. И никогда оттуда ничего не достаю. Только раз в год припоминаю все заначки и произвожу сбор денежки. Вот так можно накопить за хороший год до тысячи долларов!

— И мы так же делаем! Только складываем ВСЕГДА в елочные игрушки. А под Новый год наряжаем этими денежками елку, и у нас получается денежное дерево! А в новогоднюю ночь пересчитываем и делим.

— А мы кидаем мелочь в аквариум к рыбкам. Вы не думайте, им даже нравится, они эти монетки любят. Они у нас всегда накормленные и понимают, что монетки — это такая игра. А чистим мы аквариум тоже раз в год, когда рыбкам уже не в радость эти монетки. Каждый раз получается две-три-четыре тысячи рублей! Дети очень ждут этого дня, потому что мы устраиваем праздник «золотой рыбки» — идем куда-нибудь на эти деньги, или покупаем много вкусной еды.

— Я тоже играю с собой в игру «Спрячь и на время забудь». Но только не с деньгами, а — не смейтесь — с супом. Я на черный день замораживаю бульон. Варю, когда дома есть мясо или курица. А потом половину бульона как бы незаметно для себя отливаю в пластиковый контейнер или пакет. Кастрюлю доливаю водой — но бульон все равно получается хороший, крепкий. А «заначку» ставлю в холодильник и замораживаю. Так что у меня всегда есть в холодильнике два или три «куска» бульона. Это очень успокаивает — знаешь, что дети никогда не останутся недокормленными.

— А я бумагу собираю. Не специально, а всякий раз, как вижу газету старую, рекламные листки ненужные. В подъезде соберу, на работе собираю. Я работаю секретарем в школе. Так что бумаги много выходит. От принтера очень много использованных листков остается. Каждый день в отдельной сумке бумагу эту приношу. А раз в неделю сдаю в пункт вторсырья. Макулатура очень дешевая, мало платят, но все же я на двадцать-сорок рублей всегда сдаю. А часто и больше — если коробки попадаются. Можете сказать — мелочь, но мне ведь несложно. Эти деньги идут на карманные расходы моего мальчика. Он еще маленький, ему на конфетку-булочку-жвачку хватает. Но он ничего не знает, что это «бумажные» деньги. Они как будто бы ниоткуда — это ему важно.

— Девочки, никогда никому не говорите, что у вас нет денег! Если в кошельке лежит хотя бы одна копейка, значит, у вас ЕСТЬ деньги. Еще нужно делать несложные ритуалы «на деньги»: всегда ставить веник вверх метелкой, всегда закрывать крышку унитаза и ничего не ставить на сливной бачок. И нельзя класть свою сумку, в которой приносите домой зарплату, на пол! И нельзя, чтобы она была пустая. И еще: заведите дома денежное дерево (толстянку, ее еще называют котлетным деревом), желательно в красном горшке, и чтоб стояло оно на северо-восток. Хотя у меня самой в синем горшке и стоит на запад, и вроде как тоже помогает.

— А хотите, я вас научу делать завиванцы из субпродуктов?

— Завиванцы! Надо ж такое придумать. Нет, вы как хотите, а меня выручает соя… Если муж хочет мяса, мясо очень легко сделать из сои. Сою отварить, затем пожарить на сковородке с луком, затем добавить резаную морковку и потушить. Можно пожарить муку, добавить в сою с морковью и залить молоком. И на вопрос: «Что это?» отвечай: «Вкусняшка!»

За окном уже давным-давно темно, а дамы не рассказали и половины своих приемов и способов уберечь семью от опасностей нищеты и развала.

Шенбург в своей волшебной книжке предлагает учредить Зал Славы Героев Бедноты. Был бы он знаком с нашим обществом взаимопомощи матерей-одиночек, разве счел бы он его недостойным Зала Славы? Впрочем, у меня есть еще один безусловный герой стильной бедности.

Это Валерий Леонов, человек, доведший умение рассчитывать свой бюджет до астрономической точности. И до алмазной твердости отточил он свое равнодушие к чужим излишествам. Рассказ его о себе — один из тех документальных свидетельств, которые едва ли нуждаются в комментариях.

— Мне сорок три года, — говорит обстоятельный Леонов, — и я инвалид. Инвалидность я заработал в армии, по большей части потому, что нас не кормили. Еды давали ровно столько, чтобы мы не умерли. В день — одна картофелина, немного вареной капусты, почему-то с огромным количеством красного перца. Сахар забирали сержанты, потом несколько кусков кидали в толпу. Так как было еще и холодно, я заболел инфекционным артритом. Советские, добрые времена — а вот такое со мной случилось.

Это было довольно давно, но я помню каждый армейский день, как вчерашний. Говорят, что боль легко забывается. Боль и любовь. Было, испытывал, мучался, а что именно испытывал, память тела не сохраняет. Но голод забыть нельзя. Потому что голод — это предельное напряжение всех сил в рассуждении, чего бы еще покушать. Все время ищешь глазами еду, а голова как будто не верит, что совершенно все вокруг несъедобно. Так что голод запоминается не как переживание, а как тяжелая умственная работа. Еда уже сыграла в моей жизни огромную роль, и эта тема продолжает меня волновать до сих пор.

Моя инвалидная пенсия без всяких надбавок и льгот составляет две с половиной тысячи рублей (надбавки я стараюсь копить на обновление бытовой техники). На свои деньги я не одеваюсь. Благотворительной одежды последние годы появилось столько, что можно выбирать, и неленивые малоимущие одеваются очень и очень неплохо. Конечно, хорошо попасть на импортную гуманитарку, и лучше всего на канадскую — но это особая удача. Есть три точки в Москве, освоенные мною — «Армия спасения» в Крестьянском тупике; «Каритас» на Мясницкой (одно из лучших мест, там католики одежду раздают), а можно и на дезинфекционную станцию сходить в Сусальный переулок — мы не гордые. Итак — одет я хорошо, а мои две тысячи пятьсот остаются в неприкосновенности. Из них 600 рублей я отдаю маме на коммунальные нужды — мы живем вдвоем в двухкомнатной квартире в панельном доме и платим за жилье поровну. Стараемся платить как можно меньше — например, отказались от радиоточки. Это всего 25 рублей, но эти 25 рублей — лишний большой пакет майонеза в месяц.

Еще 200 рублей уходят на непреодолимые потребности — это бытовая химия, носки и прочее. Итого остается по шестьдесят рублей на день, которые надо разложить с наибольшим удовольствием для организма. Каждый месяц после получения пенсии я отправляюсь по оптовым ярмаркам и другим известным мне местам, чтобы закупить продуктов. Мои основные продукты питания таковы. Голландские куриные окорочка. Их я покупаю на продуктовом рынке «Измайловский», потому что там они дешевле всего. Конечно, американские окорочка еще дешевле. Но с опытом приходит понимание, что из них вытапливается слишком много жира и воды, так что голландские выгоднее по съедаемому весу. Свиную голову мне отдают на Черемушкинском рынке по 35 рублей за килограмм. Как постоянному покупателю. Для других — 50 рублей килограмм. Я покупаю две головы, их хватает на месяц.

Все это хранится в моем холодильнике. Но — переработанное. Свиные головы, распилив предварительно ножовкой, я укладываю в кастрюлю и варю четыре часа. С перцем, лаврушкой, солью и т. д. Получается как бы зельц. Горячим укладываю его в пластиковые бутылки со срезанным горлом. И храню в холодильнике. К концу месяца, когда зельц не лезет, я перерабатываю его на гороховый суп.

На завтрак и на ужин я ем по одному яйцу с чаем. Это на шесть-семь (яйца все время дорожают) рублей в день.

Еще у меня есть подруга. Тоже, как и я, на инвалидности. Впрочем, она работает. Работает на заводе и живет в рабочем семейном общежитии. На целый подъезд там нет ни одного мужчины. Только женщины и дети. Поэтому, когда я прихожу, моя подруга меня прячет. Чтобы я не показался ее подругам чрезмерной роскошью. С пустыми руками прийти неудобно, но особенно-то и не разгуляешься. Собрав и сдав двадцать пустых пивных бутылок, можно купить пару полных. Поэтому перед свиданием я ухожу в лес и собираю бутылки возле Кольцевой дороги. У меня и дом-то стоит от МКАД недалеко. А чем же может угостить меня моя подружка? Вообще-то она это делает неохотно. Ее фирменное блюдо — как бы картофельный суп на основе того же окорочка. В стиле: «Дешевле — только ворованное». На мой вкус, пресновато. Заглянуть в чужой холодильник — может быть, то же самое, что прочесть чужое письмо. Но я заглядывал. Обнаружил толстую ледяную шубу на морозильнике и ничего интересного. Там была початая бутылка дешевой водки, которую спрятала ее соседка от своего пятилетнего сына. Не то чтобы он уже тянется к алкоголю, а просто во избежание недоразумения. А ведь моя подруга получает помимо пенсии еще и зарплату! Правда, ей надо на одежду тратиться. Ведь ей еще замуж выходить.