Пятиэтажная Россия - Евгения Пищикова

Трудно не согласится с Шенбургом. Богатые и бедные люди не понимают друг друга, но до сих пор принято считать, что это нищеброд не в силах понять миллионера. Все не так — это миллионер не в силах понять бедняка.

Проигравшая нация умнее победившей (по крайней мере — мудрее), отчего же принято думать, что проигравший человек глупее удачливого?

Бедняк мудр.

Стильный бедняк (по Шенбургу) умеет играть со своей бедностью, и жизнь его — дорога к миру и покою.

Есть ли в России стильные неимущие? Конечно, сразу лезет в голову мысль, что стильным бедняком может быть только человек образованный, но мы ее отгоним. Не только.

Потому что самая стильная бедность, на мой взгляд, это бедность российских городских окраин.

Честертон видел зияющую пропасть между журналистикой и писательством в том, что писателю неимущий интересен, а журналисту — неинтересен. Но при этом и писатель, и журналист уверены, что видят бедняка насквозь.

Почтенного возраста иллюзия. Предполагается, что богатый человек сделал какую-то важную работу над собой и стал Иным. А бедняк никакой таинственной работы не делал, все его житейские механизмы обнажены, все-то его печали понятны. Гол как сокол, ковыряет наст китайским лаптем, бедности стыдится. Серо живет, скучно. Однако ни один человек по большому счету не считает свою жизнь скучной — сам себе каждый из нас очень даже интересен.

Мало литературных дел мастера за бедняками подглядывают. Что ж это только бедным заглядывать в богатые окна? Сколько раз нищие юнцы замирали возле хрустальных стекол, полных блеска и вихря чужого праздника — но можно же представить и совсем другую сценку. Вот пьяненький богач, обиженный партнерами, впавший в немилость. Все рушится вокруг него! Лучший друг отшатнулся, испугавшись подхватить чужую неудачу, жена сбежала, послав истерическую эсэмэску. Дети, перепорученные нянькам и боннам, дичатся отца. Вон из Москвы! Гулять в редколесье и думать, думать, думать. Но вот возле самого МКАДа ломается прекрасный автомобиль, и никто-то не остановится, никто не поможет. Тысячедолларовые ботинки промокли в талых снегах, согнутый больной печенью и лютой печалью, гонимый ветром, бредет богач к пятиэтажкам, и, привлеченный светом и теплом небогатого жилья, приникает к окошку. Что же он видит? Медовое, золотое, теплое пространство доступно его взгляду. Он видит семью за столом — румяные детские мордашки, чай-пряники; мать с тихой улыбкой шьет возле лампы, отец строгает сынишке лодочку, и супруги должны еще переглянуться, мельком улыбнуться друг другу. А то еще и молитва перед едой. Плакать, только плакать остается богачу, схватившись рукой за жестяной подоконник. Пленительная картинка. Американская писательница Мэри Додж, автор уютных дидактических «Серебряных коньков», была великая мастерица на подобные моралистические, диккенсовского замеса, сценки. Культура величавой, порядочной бедности — вот ее серебряный конек. Если исходить из ценностей Додж, то беда наша не в том, что страна не прошла периода честного богатства, а в том, что не прошла науки честной бедности. Не знали мы простого доброго труженика, который «перед самим королем может высоко держать голову».

Не знали или знать не хотели? Стиль окраинной бедности нужно научиться разбирать.

Выглядит-то все, правда, негламурненько.

Действительно, серость и серость, оплывший снег. Весной, а по нынешней погоде и всю зиму, во дворах не то что бы красиво.

Помню, идет по Гольяново старушка, оглядывает следы собачьего выгула, и завистливо бормочет: «Какие гОвны, какие гОвны! Я столько не ем!»

Если посмотреть на типичный гольяновский дом и уж тем более — заглянуть в подъезд, перед нами Гарлем; но если поглядеть на машины, припаркованные возле подъезда, тут у нас Беверли-Хиллз. О, я знаю, что манера ценой неимоверных усилий приобретать автомобили, стоимость которых превышает годовой доход семьи, — это один из главнейших признаков бедности. Так же как избыточная полнота домочадцев, любовь к пышным свадьбам и пышным одеждам. В окраинных домах живут толстые женщины, не ведающие отпусков, мужчины, мечтающие о дорогих машинах, и веселые дети, обучающиеся в плохих школах. Иной раз эти самые дети позволяют себе предаться занятиям самым необаятельным — подобно мифическим ребятишкам из школьного диктанта, который в окраинной школе вернулся к учительнице на проверку с общей для всего класса прелестной ошибкой: «Дети выли, пили снежную бабу». А откуда им, сорванцам, плезира набраться, когда их учат очень нескучные учительницы. Одна учительница из школы Восточного округа выглянула как-то в окошко и говорит пострелятам, подзадержавшимся на продленке: «Вон какой-то дядя пьяный валяется. Дети, посмотрите, не ваш ли это папа?»

Но ни о какой лености, ни о каком обморочном бездействии небогатых людей не идет и речи. Окраины кипят — это плавильный котел нации. В их бедности, безусловно, есть стиль, драйв, умысел и игра.

Главная задача небогатой семьи — распределять семейный бюджет таким образом, чтобы семья жила и выглядела достойно. Речь идет не об успехе, а о достоинстве — это важное отличие от «мира богатых». Богачи нашим героям, сообществу бедных семей, вовсе не нужны. По-настоящему их интересует только свой семейный круг, соседи и ближнее окружение. А вот успешники без бедняков и дня прожить не смогут — как без референтной группы-то? Не бедные подражают у нас богатым, а богатые копируют вкус бедных — и не только потому, что все вышли из одного подъезда. Русским богачам важно оставаться в рамках одной эстетики с бедняками — иначе кто же поймет и оценит их удачу? Но вернемся к «достоинству» бедняков.

Настоятельную потребность в поддержании «достоинства» приметил еще Адам Смит в своем «Исследовании о природе и причинах богатства народов»: «Я вынужден признать, что порядочному человеку даже из низших слоев не пристало жить не только без предметов потребления, объективно необходимых для поддержания жизни, но и без соблюдения любого обычая, принятого в его стране: строго говоря, льняная рубашка не является жизненной необходимостью, но сегодня порядочный работник не появится без нее на людях».

Граф Шенбург считает, что в 1966 году «льняной рубашкой» был радиоприемник, а в 1986 — телевизор, в 1998 — компьютер. Что сейчас «льняная рубашка» для окраинных жителей, моих соседей? Железная дверь. Пластиковое окно. Мобильный телефон для ребенка.

Работа по грамотному перераспределению скромного бюджета требует стальной воли, но и способности к игре.

В задней комнате окраинного клуба «Аистенок» разговаривают друг с другом несколько опытнейших женщин, давних подруг. Они встречаются каждый месяц и делятся технологиями игры. В былом они составляли костяк Общества взаимной помощи матерей-одиночек. С момента организации клуба прошло десять лет, девушки меняли свой семейный статус, выходили замуж, разводились, вновь создавали семейные союзы. Рождались вторые дети — словом, жизнь не стояла на месте. Одно оставалось неизменным — постоянная умственная и душевная работа, необходимая для того, чтобы при небольших средствах поддерживать достойную жизнь семей и детей.

Перед нами — военный совет, совещание глав государств.

— Если хочется купить что-нибудь этакое, чего вы позволить себе на самом деле не можете, про себя повторяйте: «Нафиг нужно, нафиг нужно!» И легче станет. Проверено на себе.

— А я, когда иду в магазин, вкладываю себе в кошелек записки. Например, пишу сама себе так: «Что, дура, слюнки потекли? До зарплаты жить еще две недели!». Очень помогает! Иной раз прочту, начинаю «лишнее» откладывать прямо у кассы — очередь ругается. А я себе повторяю: так тебе и надо, так тебе и надо, в следующий раз не будешь шарить по полкам глазами завидущими. Недавно у мужа в портмоне нашла записку: «Не пей больше двух бутылок пива зараз!» Это он себе сам написал. Я так смеялась!

— Я своего мужа не пускаю в магазин вообще. Приносит все вроде и нужное, а с переплатой. Ума не приложу, где он отыскивает пакеты под продукты за 15 рублей. Не понимает, что пятнадцать рублей — ощутимая потеря. Вы не подумайте, что мы так мало получаем, просто контроль должен начинаться с рубля. У меня в голове калькулятор не выключается! Поэтому муж в денежных вопросах поражен в правах. Но я веду себя с ним аккуратно, без хамства — только такт, нежность, забота и стальная воля.

— А у меня ненависть развилась к большим магазинам. Такой неприятный случай был в торговом центре! Пошли мы в дорогой продуктовый магазин перед днем рождения ребенка. Стоим на кассе, расплачиваемся. И вдруг гляжу, какая-то дама все наши продукты в пакеты к себе засовывает. Сначала творог кладет — ну, думаю, творог у нас одинаковый. Потом колбасу — может, это ее колбаса. А затем вижу, она уж точно наши конфеты (полчаса выбирали!) в сумку тащит. Я мужа толкаю, он пакеты у дамы хвать, и говорит: «Что это вы делаете? Это же наши продукты!» А она с доброй такой улыбкой отвечает: «Знаю, что ваши. Я помощник кассира, помогаю клиентам упаковывать покупки». Мы чуть со стыда не сгорели! А как пришла домой, разозлилась — навалено все кое-как, тот же творог помялся. Зачем нужна такая услуга? За нее только деньги в цену товаров добавляют. Мы эти понты оплачивать не хотим. А успокоилась вот как — поняла, что это судьба меня отводит от лишних трат.