Культурные истоки французской революции - Роже Шартье

и южных провинциях, где в 1624—1648 годах не раз вспыхивали крупные народные восстания, теперь не заметно особых волнений.

Яркий пример долгого и упорного сопротивления существующим порядкам путем обращения к правосудию — Бургундия{236}. После 1750 года сельские общины там все чаще пытаются добиться отмены несправедливых поборов и повинностей через судебные органы (местных бальи, а в случае нужды подают апелляцию в Дижонский парламент). Право «дозора и охраны», позволяющее сеньору укреплять свой замок за счет крестьян, право сеньора оставлять треть общинных лесов для собственного пользования, право «хлебной печи», обязывающее крестьян выпекать свой хлеб в печи сеньора за определенную плату, — вот против каких прав сеньоров в первую очередь восстают общины. Несмотря на то, что общинам часто отказывают в исках, они все же не перестают обращаться в суд, ведь общины не бедствуют: они продают древесину, заготавливаемую в общинных лесах, сдают внаем пастбища, они пользуются поддержкой интендантов, которые, чтобы сбить спесь с сеньоров, не препятствуют сельским общинам затевать новые и новые тяжбы. Благодаря риторическому искусству адвокатов, которых нанимают общины, судебные дела выходят за рамки узких целей, и каждый частный случай становится поводом для нападок на сами обычаи, которые лежат в основе прав сеньоров. Считая, что оброк является платой за защиту, и коль скоро сеньор больше не защищает общины, то они не обязаны платить ему оброк; утверждая, что сеньоры за давностью лет утратили свои права; отстаивая превосходство законов королевства над положениями поземельной росписи, которые ему противоречат, защитники общин разрушают власть обычного права и традиции, выражая и одновременно формируя протест крестьян против существующих порядков.

Встает вопрос: не это ли недовольство, направленное уже не против того положения вещей, которое складывается в государстве, а против власти сеньоров, обусловливает «политизацию деревни»? Ведь, похоже, восстания XVII века с их ностальгией по золотому веку, с их мечтой об отмене налогов, с их милленаристскими устремлениями, общинным единодушием, на самом деле, наоборот, находились вне сферы политики. А политизация предполагает существование реально достижимых целей, выражение антагонистических интересов без применения силы и мирное решение конфликтов путем вынесения их на суд соответствующих организаций. На протяжении XVIII века сельские общины (если не во всей Франции, то, во всяком случае, на части ее территории) обучаются такого рода политике, — они уже не столь враждебно относятся к налогам в королевскую казну и, в конце концов, смиряются с ними: ненависть их теперь направлена на сеньоров, чей произвол стал невыносим, а также на нарождающуюся капиталистическую систему хозяйства. На самом деле общины восстают не только против оброка, но также и против захвата сеньорами общинного добра, против огораживания лугов, создания крупных ферм. Этот протест, подогреваемый более грамотной и более близкой к городу благодаря обмену товарами и миграциям частью крестьянства, выражается языком адвокатов и философов, ратующих за переустройство общества, и хотя цели его ограничены, он сильнее, чем прежние вспышки насилия, подрывает основы власти сеньоров. Как это ни парадоксально, именно в то время, когда прекратились вооруженные восстания против официальных властей и выступления против самого образа правления страной, скромная, будничная, заурядная политизация в масштабе деревни приучает французов по-новому осмыслять свои взаимоотношения с властями. Важно не столько то, что до 1789 года сомнения в справедливости установленного порядка не затрагивали монархию и даже наоборот: сельские общины ждали от короля поддержки, — гораздо важнее, что народ перестал безропотно смиряться с прежним зависимым положением, стремясь критически пересмотреть то, что долгое время казалось принадлежащим к незыблемому порядку вещей.

1614-1789 годы: новая ориентация крестьянских чаяний

Чтобы понять, сколь глубоко изменилось отношение сельских жителей к власти со времени вооруженных восстаний до времени судебных процессов, можно сравнить наказы Генеральным Штатам двух последних созывов — 1614 года и 1789 года. Возьмем, к примеру, бальяж Труа, где сохранились (и были опубликованы), с одной стороны, наказы 250 приходов 1789 года; с другой стороны, — 11 наказов округов, подчиненных сеньорам, и 54 протокола первичных собраний для избрания депутатов в Генеральные Штаты 1614 года (в 1614 г. была трехстепенная система участия третьего сословия в выборах: приходы, округа, подчиненные сеньорам, и бальяжи, а в 1789 году — двухстепенная: приходы и бальяжи){237}. Внимательно изучив и сопоставив тексты наказов 1614 года с текстами наказов 1789 года, мы можем увидеть, как изменились чаяния и протесты шампанских крестьян и, более того, их представления об устройстве общества и политической ситуации{238}.

Жалобы и чаяния крестьян в 1614 году, нашедшие свое выражение в их наказах, можно разделить на три группы: недовольство действиями судебных органов и их решениями, ожидание религиозной реформы, протесты против королевской системы налогообложения. В приходах на эти три рубрики приходится соответственно 10%, 17% и 48,5% наказов. Процентное соотношение несколько меняется в наказах округов, подчиненных сеньорам, — эти наказы выработаны собранием, объединяющим представителей входящих в него деревень и жителей главного местечка или городка этого округа и составляет 22%, 22% и 28,5%. Доля жалоб на налоги, которая на первичных собраниях для избрания депутатов в действительности составляет 60%, потому что к ясно и открыто высказанным жалобам следует прибавить сетования на стихийные и прочие бедствия, которые постигли народ, и на несправедливое разделение земли, — ведь все это делает налоговое бремя непосильным, — уменьшается по мере того, как повышается уровень представительности наказа. Жителям округов, подчиненных сеньорам, легче было справляться с каждодневными трудностями, поэтому они уделяли больше внимания, чем деревенские общины, заботе о религии и судебной реформе. По сравнению с этими тремя проблемами (налоговой, религиозной, судебной) все остальные кажутся незначительными (в частности, жалобы на сеньоров содержатся только в 3,2% приходских наказов и в 3,9% наказов округов, подчиненных сеньорам).

А теперь посмотрим, как обстояли дела сто семьдесят пять лет спустя. В 1789 году соотношение жалоб очень изменилось. Правда, жалобы на налоговую систему по-прежнему стоят на первом месте и содержатся в 335 наказах, а в бальяжах они есть практически везде: 99% приходов жалуются на прямые налоги, 95% — на косвенные. Но на втором месте неожиданно оказываются претензии к сеньорам, содержащиеся в восьми наказах из десяти, что составляет 11% от общего числа жалоб, а если прибавить к ним жалобы на десятину, то 12,5%. Затем идут жалобы на судебную систему и судей (10%), за ними жалобы на духовенство, которые теперь составляют не больше 6%. Количество жалоб на то, что зависит непосредственно от короля — налоги и судебную систему, — за сто семьдесят пять лет