Пионерский гамбит 2 (СИ) - Фишер Саша

— О, Кирка, здорово! — отец обратил на меня внимание, спустя примерно минут пять. Я стоял рядом и слушал, как они с Артуром Георгиевичем обсуждают какого-то общего знакомого и его стерву-жену, с которой он не разводится только потому, что у той квартира хорошая. А что делать? Двое детей, подашь на развод — всю жизнь будешь горбатиться на алименты, дело такое… — Ты что ли вырос тут у меня?

— Кормят хорошо, — ухмыльнулся я. А ведь, похоже, я и правда подрос со времени нашей последней встречи. В прошлый раз отец казался мне выше, а сейчас я, кажется, уже был с ним одного роста.

— Ну и как он тут поживает? Не хулиганит? — отец повернулся к Артуру Георгиевичу.

— Какое там хулиганит, — пренебрежительно махнул рукой наш воспитатель. — Он же всегда был рохля и мямля у тебя. Хорошо еще, что хоть писюльки свои вслух не читает!

Они оба весело заржали. Хм, интересно. Получается, мы с Чемодаковым давно знакомы. И настолько хорошо, что он даже знает про мое, в смысле, кириллово, творчество?

— Это мать ему все потакает, — отец покивал. — Моя бы воля, я бы сжег к чертовой матери все эти его произведения! А то уже вырос вон какой лоб здоровый, а все какие-то сказки сочиняет. Позорище!

— А помнишь, помнишь, как тогда он нам с выражением читал что-то про звездолет, бороздящий просторы космического пространства, а? — Артур Георгиевич толкнул моего отца в плечо и они снова засмеялись. — Ты, Кирюха, поди думал, что мы тебе хлопаем, потому что нам интересно, а? Но теперь-то ты уже большой, понимаешь, чему надо верить, а чему нет, а?

— Так сейчас-то он уже поди и не пишет больше, — отец посмотрел на меня. — Или все еще пишешь? Ты давай бросай уже, тебе о будущем пора думать, а не про космические ракеты!

— А помнишь, как тогда еще твоя Люба нам нагоняй устроила, а? — язык Артура Георгиевича слегка заплетался. Он что, уже бухой с утра?

— Ну так еще бы, — мой отец поддернул штаны. — Она с него пылинки сдувает, он же сыночка-кровиночка. Вот он и занимается черте-чем, вместо того, чтобы в футбол гонять.

Я переводил взгляд с одного на другого. Да уж, Артур Георгиевич просто педагог уровня «бог», ничего не скажешь. Насколько я успел почитать, Кирилл писал довольно неплохо. Наивно немного, но вполне грамотно. И даже какой-никакой сюжет присутствовал, да и приключения не были просто содраны с какого-нибудь известного кино. Так что претензии этих двух алконавтов были, мягко говоря, странными. Я, конечно, тоже такой себе педагог, но что-то мне подсказывает, что пинками и шпынянием они вряд ли смогут воспитать из подростка того самого «настоящего мужика», идеал которого они где-то в воображении нарисовали.

— А может мы зря на парня напустились? — с притворным сиропом в голове проговорил Артур Георгиевич. — Может у него талант? И он еще писателем знаменитым станет, а?

— Да брось, Жорыч, посмотри ты на него, какой из него писатель? — отец скорчил презрительную мину. — Достоевский, ага. «Каштанку» новую напишет, ну… Я с ним как-то уже разговаривал серьезно по этому поводу, сказал, что выкину его писюльки, если еще раз увижу, так он знаешь что?

— Что? — воспитатель подался вперед от любопытства.

— Нюни распустил, как девчонка! — отец всплеснул руками. — Ты представляешь, да? Развел сырость, тетрадки свои у меня из рук вырывал. Тьфу ты…

Бить людей нехорошо. Ну, есть у меня такая жизненная установка, что если можно решить спор без драки, то лучше так и сделать. Но тут был тот случай, когда по-другому я поступить просто не мог. Лично меня эта вот насмешливая критика задевала слабо. Но за Кирилла нужно было вступиться, сам бы он вряд ли решился бы на подобный шаг. Судя по подкатившему к горлу комку, бывший хозяин тела готов был расплакаться. И я его, кстати, отлично понимал. Творчество — это вообще материя довольно хрупкая, а когда еще и близкие люди ведут себя как мудаки…

Я сжал кулак и со всего маху двинул своему отцу в нос.

Глава 24, в которой я поступаю не очень хорошо и очень эгоистично

— Кирюха, стой! — Мамонов нагнал меня уже у самого отряда. — Твой отец просил передать…

Он протянул мне бумажный пакет с закрученным верхом и слегка помятый конверт. На картинке — силуэт военного корабля на фоне флага и надпись «Слава советским морякам». Штамп Новороссийска, домашний адрес Кирилла, написанный крупным разборчивым почерком. Четкие циферки почтового индекса. И обратный адрес. Понятно, письмо от мамы. Я перевернул конверт. Он был неровно вскрыт. Ну да, тоже понятно.

— За что ты его? — спросил Мамонов, качнув головой в сторону ворот.

— Было за что, — хмыкнул я.

— Он еще на словах просил передать, что… — сказал Мамонов, но я его перебил.

— Да пофиг, что он там передать хотел, — я вынул из конверта сложенный листок и развернул. Пробежал глазами по строчкам. Улыбнулся. — Кстати, кажется, у меня есть идея, как нам посмотреть «Пиратов двадцатого века»…

— И как? — оживился Мамонов.

— Сначала надо кое-что проверить, — я подмигнул. — Но если выгорит, то мы обязательно сгоняем в киношку. Может даже в Новокиневск, а не в задрипанный Закарск.

— Это было бы вообще отлично, — Мамонов хлопнул меня по плечу. — Кстати, если что, денег на билеты мне мама дала.

— Значит у нас, если что, есть запасной вариант, — я подмигнул.

Я подумал и не стал заходить в палату. Сунул письмо от мамы в карман, благо оно все равно уже было мятым и развернул пакет. Заглянул. О, а ведь я уже почти забыл про существование этой радости стоматологов! В этот раз были не карамельки, а ириски «Золотой ключик».

— Будешь? — я протянул пакет Мамонову. Ну и себе тоже достал конфету. С фантиком пришлось повозиться, потому что он намертво приклеился к ириске. Но кусочек бумажки мне отклеить так и не удалось. «Да и фиг с ним», — подумал я и сунул конфету в рот. Зубы моментально завязли в клейком месиве, рот наполнился сладкой слюной. Были бы у Кирилла пломбы, обязательно бы повылетали. Кстати, интересно, а если ли у Кирилла пломбы? Зубы у меня вроде ни разу за это время не болели, но это не значит, что их не лечили раньше.

— Влетит Елене Евгеньевне сегодня, — не очень внятно из-за склеившей зубы ириски проговорил Мамонов.

— Из-за выступления? — спросил я.

— Ага, — Мамонов кивнул. — Слышал, как она с рыжей разговаривала. Все уперлись, ка бараны.

— А где Олежа? — встрепенулся я.

— В комнату отдыха побежал, — Мамонов мотнул головой в сторону клуба. — Там сегодня «Этот фантастический мир» повторяют.

— К нему никто не приехал что ли? — я попытался отлепить ириску от зубов, но безуспешно.

— Неа, — Мамонов сосредоточенно пожевал.

— А Друпи? — спросил я.

— Последний раз видел у ворот, — сказал Мамонов. — К ней старшая сестра приехала. Такая прямо фифа суринамская…

— Помчали найдем Олежу, — я вскочил.

— Зачем? — нахмурился Мамонов.

— Надо же как-то спасать положение, — я усмехнулся. — Раз газету можно делать кому попало, значит и выступать тоже.

В комнату отдыха набилось человек десять. В основном, вожатые, пионеров, кроме Марчукова было всего двое, из второго отряда, парочка типичных таких ботаников, тощих, сутулых и в очках.

— Олежа, — шепотом позвал я. Но он никак не отреагировал, увлеченно глядя на черно-белый экран телевизора. — Олежа! Да, блин…

Я пробрался между стульями и потряс его за плечо.

— Давай потом! — отмахнулся от меня Марчуков.

— Олежа, ты ведь уже видел этот выпуск, — прошептал я, приглядываясь к изображению. — Пойдем, дело есть!

— Не мешайте смотреть! — визгливо возмутился один из «ботаников».

— Олежа, пойдем, это важно! — я навис над Марчуковым, всем своим видом давая понять, что никуда не уйду, пока он не отлипнет от телевизора. Тот горько вздохнул, насупился и встал. На его место тут же устроился тот из ботанов, который возмущался.

— Самое интересное осталось! — Марчуков снова вздохнул.

— Ой, да ладно тебе, — махнул рукой я. — Слушай, какое дело… Наши выступление же не подготовили. А если отряд не выступит, влетит Елене Евгеньевне. А она тут вообще ни при чем, они же сами разругались…