Холодная весна - Кэрол Тауненд

— Прости меня, Анна. Мне не следовало сомневаться в тебе.

— О Раймонд! Что бы я делала, если бы ты не подождал? Я и так совсем извелась от мысли, что граф, как его там?..

— Де Ронсье.

— …Что граф де Ронсье расправился с тобой.

Зеленые глаза Раймонда блеснули льдом.

— Раймонд, что с тобой? Граф в самом деле что-то совершил?

Молодой человек кивнул и, заметив, что Анна вся дрожит, завернул ее в свой плащ. Замирая от счастья, девушка обхватила руками его тонкую талию и зарылась лицом в его тунику, вдыхая теплый запах.

— Да, — слова Раймонда звучали над ее головой; голос был резкий, отрывистый, нисколько не похожий на тот, который она обожала. — Граф Франсуа постарался. Точнее говоря, его друзья, так как никто не видел его самого на пожаре. Нет, граф слишком умен, чтобы впутываться в такие дела. Но одного его человека там видели…

Анна откинула голову, чтобы взглянуть в любимое лицо. Оно было таким же жестким, как и его голос, а его пальцы впились в ее плечи, словно орлиные когти.

— Пожар? Какой пожар? Раймонд, о чем ты говоришь?

Он с видимым усилием попытался совладать с собой. Руки на ее плечах ослабли хватку.

— Это случилось наутро после нашей встречи. В Ванне был пожар, Анна; наш дом сгорел дотла.

— Матерь Божья! Кто-нибудь пострадал?

— Изабель, моя бабушка, была убита.

Анна перекрестилась.

— Это та, которая… была сестрой Мари де Ронсье?

— Да.

— Мир ее праху, Раймонд, я соболезную тебе.

Раймонд посмотрел сверху вниз на Анну, и выражение его зеленых глаз смягчилось. Он поцеловал ее в лоб.

— Сладкая моя Анна… Попробую рассказать тебе все по порядку. В то утро я возвращался со свидания с тобой. Мама и сэр Жан уехали из Ванна в усадьбу Сен-Клеров: как я и думал, после того, как пытались забросать камнями Гуэнн, мама не захотела больше жить в Ванне. Бабушка и две мои сестры готовились последовать за родителями и ждали меня. Но я опоздал, Анна. О дьявол, почему только я опоздал в то утро! К тому времени, когда я добрался туда…

Раймонд внезапно замолк и начал тереть свой лоб; лицо его от печальных воспоминаний посуровело. Анна ждала, когда он продолжит.

— Вышло так, что мер предосторожностей, которые предпринял сэр Жан, оказалось недостаточно, — наконец произнес Раймонд. — Он выделил нам вооруженный эскорт. Мы должны были добраться до Кермарии в совершенной безопасности…

— Кермарии? — Анна не могла подавить удивления. Это было название деревеньки, располагавшейся среди болот к северу от Локмариакера. Она была намного ближе к дому Анны, чем к Ванну; так что теперь, возможно, они будут видеться чаще. — Ты живешь теперь в Кермарии?

— Да, — подтвердил Раймонд с отсутствующим видом.

Мысли ее любовника были все еще там, в Ванне, на месте пожара.

— Как ты думаешь, от чего начался пожар? — спросила Анна.

— Что? Ах, да… Гуэнн встретила одного из приспешников де Ронсье у нашего дома. Этот негодяй держал в руках факел, и это он напал на мою бабушку. Нет сомнения, что он был подослан графом. Так же как нет сомнения, что это граф ответственен за пожар. Вся улица пылала как куча хвороста, но погибла только моя бабушка. Я вернулся слишком поздно, чтобы спасти ее.

— О Раймонд!

Холодный мартовский ветер обдувал щеки Анны.

— Милая, вот почему я не пришел в ту ночь. Было много дел — переезд в Кермарию, похороны бабушки. Извини, что заставил тебя волноваться.

Анна улыбнулась.

— Да, я очень волновалась, и меня сильно огорчает смерть твоей бабушки. Но, Раймонд, все-таки я очень рада, что ты не забыл меня и до сих пор хочешь меня видеть.

— Видеть тебя? Конечно же, хочу! Ты моя сладкая милая темноглазая Анна! Прижмись ко мне покрепче, — произнес он влюбленным голосом, — и одари меня поцелуем.

Глава восьмая

Епископ Ваннский очень энергично занимался сбором средств на восстановление городского собора. Вскоре после пожара он пригласил знатных и состоятельных прихожан своими глазами оценить вред, нанесенный собору, а после этого прочитал им длинную проповедь о тщете стяжания богатств на сем свете, рассчитывая, что они решатся искать награды на небесах и внесут значительные суммы на строительство.

Графиня Элеанор, возвращаясь с организованного епископом собрания, подъехала к замковым воротам Хуэльгастеля в сопровождении эскорта. Будучи умной женщиной, графиня ничего не пообещала епископу, потому что, сказала она, ей надо получить согласие мужа. Тем не менее она твердо решила обсудить этот вопрос с самим графом Франсуа, как только представится благоприятная возможность.

В воротах замка подняли решетку, чтобы впустить Элеанор и ее сопровождающих. Едва она попала под своды воротной башни, как услышала разгневанный голос своего мужа. Ее сердце сжалось, и она с тоской подумала, какое же несчастное создание могло вызвать такой гнев ее благоверного. Вряд ли это Арлетта. Девушка уже очень давно не позволяла себе ничего недозволенного или неподобающего ее положению, и Элеанор надеялась, что ее падчерица окончательно взялась за ум.

Крики доносились из конюшни. У входа стоял Обри ле Мойн, младший брат опального Джехана, и на его щеке багровела продольная полоса от удара плетью. Чувствовалось, что происходящее на конюшне вызывает у него такой ужас, как будто там, внутри, находился сам дьявол.

Когда графиня въехала во дворик и спустилась с коня, ее еще не отпустили мысли, занимавшие ее по дороге: о просьбе епископа и о пожертвованиях семьи де Ронсье на строительство нового собора. Это должно быть решено в первую очередь.

Элеанор ненавидела любые конфликты — от ругани и криков она слабела и чувствовала себя разбитой и больной. Но сейчас она чувствовала, что ее долг — преодолеть свой страх перед необузданностью мужа и вмешаться в происходящее, чтобы утихомирить разбушевавшегося графа.

Когда Обри увидел ее, его выразительные глаза наполнились надеждой. Спотыкаясь, он подбежал к госпоже.

— Графиня! Быстрее, быстрее!..

В этот момент до нее донесся голос Арлетты, чистый как колокольчик:

— Прекрати, папа! Прекрати! Ты убьешь его!

Графиня Элеанор еще в детстве усвоила, что высокородные дамы бегать не должны — это может нанести ущерб их достоинству; но при необходимости она ходила очень быстро.

В конюшне она стала свидетельницей ужасного зрелища.

Какой-то человек — графине показалось, это был старший конюх Олье, — закрывая обеими руками голову, корчился на соломенной подстилке, пытаясь зарыться в нее. Ее муж угрожающе нависал над поверженным. Ноги его были широко расставлены. Зажатой в сильном кулаке плеткой он молотил по затылку несчастного. Он избивал, или, правильнее сказать, пытался избивать его, так как Арлетта, повиснув на его руке, изо всех сил старалась оттащить разъяренного отца от наказуемого. Покрывало Арлетты валялось под ногами, одна коса расплелась, так что с одного бока ее милое личико было буквально залито потоками золотистых волос, сбегающих на плечо. Ее сапфировые глаза горели отчаянием и решимостью.