Не тревожь моё небо (СИ) - "Kiki25"

— Опять строишь из себя недотрогу? — он раздражённо спрашивает, когда убирает ладонь от щеки, благодаря чему я могу видеть, насколько сильно она покраснела.

— С каких это пор отказ раздвигать ноги стал значить, что я недотрога? — меня буквально трясёт от его возмутительных слов. Всё же я была права, когда думала, что он воспринимает меня, как легкодоступную девчонку, с которой он время от времени может поразвлекаться. Значит всё это время он вёл себя так мило только затем, чтобы я не возникала, когда он в очередной раз попытается вылизать мне рот? Чёртов ублюдок!

— О чём ты вообще говоришь?

— О том, что ты много себе позволяешь! С чего ты решил, что можешь засунуть язык мне в глотку, а после сделать вид, будто всё в порядке? Ни хрена не в порядке! Ты не можешь обращаться со мной, как с оплаченной шлюхой! И не смей мне говорить, что я якобы сама намекаю на это, потому что это всё херня!

— Херня значит… Херня говоришь?! Тогда какого хера ты так на меня смотришь всё время?! — он в ярости мне возражает. — Какого хера ты отвечаешь на поцелуи и стонешь в губы? Какого хера так улыбаешься мне? Так не поступают, когда человек тебе безразличен!

— Ничего подобного не было, — из-за его слов я самую малость теряюсь, но это ещё не значит, что сказанное им правда. Да, я невольно ответила на его поцелуй, но отказ мой был чётким и ясным. Некоторое время Кинг молчит. Его лицо будто окаменело, отчего мне нелегко предугадать его реакцию на мой ответ. Будет ли он на меня кричать, либо же он молча встанет и уйдёт?

— Значит ты до последнего будешь это отрицать? — он бесстрастно спрашивает и выжидательно на меня смотрит, а я всего на долю секунды отвожу взгляд в сторону.

— Мне нечего отрицать, — я даю ответ, и прежде чем Александр уходит, он едва уловимо произносит: «Как скажешь, Нила».

Глядя ему вслед, я почему-то разрываюсь между двумя противоречивыми чувствами, будто я бессердечная дура и молодец одновременно. И это мне досаждает, потому как я поступила правильно, когда дала ему отпор. Он ведь так подло себя повёл, когда поцеловал меня. Но его слова всё не выходят у меня из головы… Что же он подразумевал, сказав это?

В страхе столкнуться с парнем, я сижу на пляже целый час. Лишь когда восходит солнце, я решаю вернуться домой. С трудом вставая на ноги, ибо всё тело задубело от холода, я сонно шагаю по прохладному песку. Однако стоит мне оказаться у себя в спальне и, забравшись в постель, укутаться в одеяло с головой, как сонливость уходит, а на её место приходят мысли о Кинге. Как бы я не хотела, но думать о нём и его словах я прекратить не могу. Я прокручиваю в голове всё им ранее сказанное, и мне становится дурно от одной лишь мысли, что он возможно поцеловал меня не потому, что хотел со мной развлечься, как с безликой девчонкой, а потому что… Нет! Мне не то что верить, мне даже думать о подобном не хочется. Но его слова… «Так не поступают, когда тебе безразличен человек». Неужели он говорил это и о себе? Неужели он… Мои ногти болезненно впиваются в ладони, стоит мне лишь на секунду предположить, что я не безразлична Александру. От подобного предположения я покрываюсь красными пятнами, а сердце готово выскочить из груди. Потому-то я и делаю всё возможное, дабы забыть о том, что я вообще об этом думала. Но перебивать собственные мысли сложнее, чем кажется.

В подобном состоянии я просыпаюсь этим утром. Рядом со мной играет раздражительная мелодия, которая всегда стоит на будильнике. Будучи крайне взвинченной, ибо мне так и не удалось мирно поспать, я отключаю будильник и плетусь в ванную комнату, дабы немного взбодриться. Но даже когда я принимаю душ и всего на секунду включаю холодную воду, я продолжая выглядеть и чувствовать себя, как пожёванный овощ. Наскоро переодевшись, я спускаюсь на первый этаж, чтобы позавтракать. Я даже мысли не допускаю, что могу с кем-то там столкнуться, поскольку в такое время все давно уже заняты своими делами. Но в этот раз, стоит мне зайти в комнату, как я вижу Бонни, Брайана и… Кинга, которые завтракают и о чём-то оживлённо беседуют. При виде последнего мне сразу же становится не по себе, но я стараюсь виду не подавать. Я молча иду к кофеварке, дабы приготовить себе свой любимый утренний напиток, и стою спиной ко всем, надеясь, что, когда я развернусь, Александр, как по волшебству, исчезнет.

Завтрак проходит для меня мучительно долго. Я почти всё время стою у кухонных тумб, боясь оторвать глаза от чашки с утренним кофе и взглянуть Кингу в глаза. Лишь когда я допиваю кофе, я, держась как можно дальше от Александра, поспешно выхожу из комнаты. Так как через пару часов нас отсюда заберут, я взбегаю на второй этаж и захожу к себе в спальню, дабы собрать свои вещи.

Лишь когда я закрываю чемодан на молнию, я взглядом натыкаюсь на кофту, которая принадлежит Александру. Я сажусь на край заправленной постели и кручу в руках чёрную спортивную кофту, которую брюнет вчера мне одолжил. Я осознаю, что мне следует отдать ему её прямо сейчас, но от одной лишь мысли, что с ним придётся говорить, мне становится неловко и даже страшно. Головой я понимаю, что ничего ужасного не произойдёт, если я просто подойду к нему и молча протяну её. Но набраться смелости я всё никак не могу. Однако стоит мне воодушевиться мысль, что Кинг всё ещё завтракает в компании остальных, ведь я не слышала, чтобы кто-то поднимался на второй этаж, как я решаю оставить забытую парнем вещь у него на кровати и бесследно уйти. Оказавшись прямо под дверью Александра, я на всякий случай дважды стучу. И я уже собираюсь зайти внутрь, ибо реакции на стук не последовало, как вдруг дверь открывается, и передо мной стоит малость удивлённый моим появлением Кинг.

— Ты вчера забыл, — я протягиваю ему его кофту, так и не отважившись взглянуть ему в глаза. Я чувствую страшную неловкость от воспоминания того, при каких обстоятельствах он ушел.

— Ага, — он берёт её в руки, но вместо того чтобы вернуться в комнату, он обращается ко мне, поднимая не самую приятную для нас тему. — Насчёт вчерашнего…

— Давай не будем, — я резко прерываю его, не желая обсуждать это. — Я просто надеюсь, что ты больше не будешь так делать.

— Уж поверь не буду, — он с читаемой злостью в голосе говорит, и я поднимаю на него глаза. Как же непросто удержать себя в руках и не влепить ему очередную пощёчину. — С меня хватило твоих истерик.

— Истерика? — я сквозь зубы переспрашиваю. — Моя так называемая «истерика» — это очевидная реакция на то, что ты вёл себя как последний мудак вчера.

— Так называемая? Да ты вела себя, как ёбнутая на голову монашка, которая только стены монастыря покинула, — он крайне резко и грубо отвечает мне, наверняка желая этим меня задеть. Но, увы, не выходит.

— Что ты только что сказал? — я возмущённо у него переспрашиваю, поскольку ещё этой ночью он рассказывал мне о своей семье, а сейчас оскорбляет.

— Я говорю тебе, что ты ведёшь себя, как зашуганная девственница, Нила.

— Значит вот как ты теперь заговорил? — я с неким подобием смешка спрашиваю у него, поскольку его слова совсем не оскорбили меня. Взбесили, но не оскорбили. — Значит теперь всё? Любовь ко мне прошла? Или ты так и продолжишь бегать за мной, как брошенная собачонка, и кричать, что я как-то по-особенному на тебя посмотрела? — слишком поздно я себя затыкаю, ведь только сейчас я понимаю, что мои предположения, что я не безразлична Кингу, кажись, оказываются верными. У Александра это на лице написано. То, как он отреагировал на мои слова… Я смотря на него и у меня живот сводит. Я прямо сейчас готова провалиться сквозь землю от стыда, поскольку мои слова прозвучали так насмешливо, так жестоко. Я будто пыталась устыдить и высмеять Кинга за его чувства ко мне. Понимая, что я ужасно поступила и явно перешла черту, я намереваюсь забрать свои слова обратно. Однако не успеваю я даже рот открыть, как парень резко кидает в меня свою кофту и захлопывает прямо перед моим носом дверь.

Что ж, замечательные вышли осенние каникулы…