Не тревожь моё небо (СИ) - "Kiki25"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А тебе всё неймётся, — он со смешком хмыкает, поскольку это уже не первый раз, когда я говорю о нашей с ним «горячо любимой» учительнице. — Она просто не знала, что я ученик школы. Мы познакомились летом в Лондоне.
— Но ты ведь выглядишь моложе её. Неужели она даже твой возраст не спросила? — я искренне изумляюсь в ответ на его слова, ибо Александр может и выглядит взросло, но не настолько, чтобы его можно было принять за двадцатиоднолетнего парня.
— Она спрашивала, но подумала, что я учусь в университете. Мне уже тогда было девятнадцать, — он пожимает плечами, а затем забирает у меня из рук мороженое, которое почти наполовину растаяло.
— Тебе девятнадцать? — я удивлённо у него переспрашиваю, поскольку он должен был выпуститься ещё в прошлом году.
— Я дважды проходил пятый класс. Один в Лондоне, другой в Нью-Йорке, — он объясняет, продолжая есть, а я вслух озвучиваю вполне логичное умозаключение.
— Так и знала, что ты был тупым ребёнком.
— Нет, не был, — он смеётся, опуская взгляд. — Просто я почти не появлялся в школе, когда учился в пятом классе. Родители тогда готовились к разводу и решали кому что достанется. И в самом конце вспомнили обо мне. Сомневаюсь, что из-за большой любви они не могли решить с кем я буду жить. Я в основном жил в Лондоне, но моя мать часто увозила меня в Нью-Йорк к своему уже бывшему любовнику, чтобы насолить отцу. Но, когда я начал мешать её личной жизни, она скорчила из себя великомученицу и со словами, что время от времени будет забирать меня к себе, отправила в Лондон насовсем. Да вот только к тому времени отец тоже устал строить из себя прилежного семьянина, потому он был, мягко говоря, не в восторге от того, что я должен был жить с ним. Первое время он сбагривал меня на гувернанток, но потом… стоило мне только прилететь, как он тут же сажал меня на самолёт и отправлял обратно к матери. В конце концов ей пришлось смириться с тем, что я жил только с ней.
— Бонни говорила, что этим летом ты провёл несколько месяцев в Лондоне с отцом.
— Да, когда я перестал быть бесполезным ребёнком, он резко мною заинтересовался. Он хочет, чтобы я унаследовал его компанию. Только и всего… Никакой отцовской привязанности или любви, — он с печальной улыбкой говорит, на секунду умолкнув.
— Он после развода стал таким? — я аккуратно любопытствую у него, поскольку осознаю, что тема разговора стала крайне деликатной и личной.
— Нет, — он со смешком отвечает на мои слова, которые почему-то показались ему забавными. — Он всегда был ещё тем мудилой. И до и после развода. Отец всегда считал, что путём постоянных избиений и запугиваний он делает меня настоящим мужчиной. Но как результат, я его с детства ненавидел и боялся. Конечно, хотелось бы мне сказать прямо в его чопорное лицо, что я не хочу иметь с ним ничего общего, но должен признать, что привычка жить на широкую ногу сделала меня зависимым от его денег, — после этих слов Александр умолкает, не приходя в восторг от того, что речь зашла о его родителях и непростых отношениях с ними. Я тоже не решаюсь больше у него ничего расспрашивать, но через несколько минут я всё же решаю перевести тему разговора, чтобы избавиться от давящей тишины между нами.
— Так значит твой роман с мисс Смит длился с самого лета? — я вновь возвращаюсь к своему первоначальному вопросу, ибо ничего другого не придумала. Но в ответ Кинг со смешливой улыбкой отрицательно машет головой.
— Нет. Мы встречались, если то, что между нами было, можно назвать отношениями, максимум пару дней. Всё возобновилось, когда я пришёл в школу первого сентября.
— Боюсь представить, как её перекосило, когда она тебя в классе увидела, — я ухмыляюсь, припоминая, что она совершенно не умеет скрывать свои эмоции и чувства. Удивительно, что о её с Кингом романе не знала вся школа, поскольку это было очевидно. Даже если бы не тот поцелуй, рано или поздно я бы поняла, что у них далеко не простые отношения.
— Да, она была тогда малость ошарашена. Кстати, почему тебя не было почти весь сентябрь?
— Ничего интересного. Я просто болела гриппом.
— Как можно было заболеть гриппом в начале сентября, когда было +30°?.. — будто у самого себя спрашивает парень, на что я закатываю глаза.
— И это мне говорит человек, который умудрился заболеть неизлечимой простудой два дня назад?
— Был октябрь.
— За окном было +40°, идиот, — я отвечаю, имитируя его интонацию и заносчивый взгляд.
Какое-то время мы сидим в молчании, так как каждый думает о своём. Не знаю о чём сейчас размышляет Александр, но я в данный момент не могу отделаться от странного чувства. Всё же непривычно вести с ним столь приятную беседу. На какое-то время я даже позабыла, что возле меня сидит заносчивый Александр Кинг. Обычно, парень просто несносен, ведь он только и может, что говорить о своей «великолепной» внешности, «блистательном» уме и «неподдельном» очаровании, а в промежутках между этим он либо говорит мне какая я беспросветная тупица, либо же просто изводит до белого коленья тупыми шуточками и едкими фразами. Но на сей раз всё иначе. Впервые за всё время нашего с ним знакомства он показался мне вполне вменяемым и адекватным. На секунду я улыбаюсь, припоминая то, как поначалу недоумевала, как с ним вообще кто-то добровольно, по собственной воле может поддерживать дружеские отношения. Что ж, теперь это очевидно. Он и впрямь умеет создавать хорошее впечатление, когда сам того хочет. Но даже то, что он показался мне таким приятным, не заставит меня поделиться с ним остатками растаявшего мороженого.
— Что? — я переспрашиваю у парня, так как секунду назад он что-то мне сказал, а я его совсем не расслышала из-за резкого порыва ветра.
Все происходит как в замедленной съёмке. Я резко оборачиваюсь в его сторону и чувствую, как кончик моего носа едва касается его. Лицо Кинга уже повёрнуто в мою сторону, однако его взгляд всё ещё устремлён в сторону дома, в окнах которого горит свет. Но стоит ему почувствовать, что наши носы почти соприкоснулись, как вдруг он переводит взгляд своих небесных глаз на меня. И в эту секунду всё летит к чертям собачьим. Моё сердце улетает прямиком в пятки, а дар речи так и вовсе покидает меня, кажись, насовсем, стоит Александру ещё ближе приблизить своё лицо к моему. У меня есть всего секунда, дабы отпрянуть от него. Но я озабочена лишь тем, как начать заново дышать. Именно поэтому Кинг беспрепятственно меня целует. Я чувствую его мягкие теплые губы на своих и окончательно теряюсь в своих ощущениях. Александр нежно сминает мои губы, поглаживая пальцем мою скулу, а я продолжаю покорно терпеть его ласку, при этом даже пальцем не шевеля, дабы отпрянуть от него. Однако стоит мне только в полной мере осознать происходящее и твёрдо решить его от себя отстранить, как вдруг он нажимает на мой затылок и сильнее прижимает к себе, тем самым углубляя поцелуй. Я чувствую его сладкий из-за съеденного мороженого язык, и моя голова идёт кругом. А решимость прекратить столь внезапный и нежеланный поцелуй и вовсе испаряется. И если до этого я лишь позволяла ему себя целовать, то сейчас я неосознанно отвечаю. По телу проходит волна дрожи, но далеко не из-за холода, и я сильнее прижимаюсь к Александру, который начинает уж слишком влажно и развязно меня целовать. И лишь когда он на мгновение отстраняется от меня, а затем вновь целует, я осознаю, что происходит. Резким и грубым движением руки я от него отстраняюсь, а после даю звонкую пощечину, болезненно задевая его скулу и ухо.
— Какого хера, Нила? — едва не кричит на меня брюнет, держа ладонь у своей левой щеки, поскольку я сделала всё возможное, дабы удар был ощутимым. Даже моя ладонь побаливает, но на эту боль я внимание не обращаю, так как я невыносимо зла на него из-за того, что он вновь воспользовался моментом и поцеловал меня.
— Ещё раз ты вытворишь нечто подобное, и бить тебя я буду уже не по лицу, — мой голос слегка подрагивает от столь противоречивых эмоций, но всё равно я звучу убедительно. На сей раз я дам ему ясно понять, что нельзя безнаказанно так меня целовать, а после делать вид, будто ничего колоссального между нами не произошло.