Безжалостные парни (ЛП) - К. М. Станич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он, должно быть, знает что-то, о чём не говорит тебе, — произносит Рейнджер, вытаскивая камень из кармана и держа его между двумя пальцами, его ногти выкрашены в сапфирово-синий цвет.
«Эмо-придурок», — думаю я, но не могу удержаться от того, чтобы не оценить его с головы до ног, полностью в чёрном цвете, в комплекте с боевыми ботинками.
— Кстати, я вспомнил, где видел этот символ раньше.
— Правда? — я моргаю, на мгновение забывая о страхе перед неизбежным переездом. А вот близнецы и Спенсер, они все дымятся, как чайники. — Где?
— Моя мать большую часть времени отказывается признавать, что Дженика вообще существовала, поэтому я попросил нашу домработницу прислать мне фотографии из её дневника. В середине было несколько страниц, которые были склеены, когда я впервые получил их. Мне удалось разъединить их, но тогда я не придал этому особого значения, как будто она пролила напиток на книгу или что-то в этом роде. — Рейнджер выдыхает и поворачивает камень, разглядывая рисунок на верхней части. — Но я думаю, что она сделала это нарочно, спрятала эти страницы.
— Почему? — спрашиваю я, засовывая руки в карманы брюк, когда ветерок ерошит мои волосы.
— Потому что она нарисовала это на одном из них. — Рейнджер достаёт телефон и протягивает мне оба предмета, чтобы я могла сравнить их.
Чёрт возьми.
Он прав.
Символ на камне и тот, что в дневнике… они — одинаковые.
Несмотря на двойную сенсацию — мой переезд и камень — мы всё равно направляемся в пейнтбольный парк. Хорошо, что Росс ждал нас в лимузине, потому что, как только мы сели, то все замолчали; он заполнил пустое пространство болтовнёй.
— Если в тебя попадут пейнтбольным мячом, ты вылетишь. Это должно быть настоящее попадание, по крайней мере, в четверть размера, — продолжает Росс, размашисто размахивая руками. — Случайные капли не считаются.
— Я это уже слышал, — смеётся Мика, когда его брат поднимает пейнтбольное ружьё к плечу и ухмыляется. — Да, да, мы понимаем это. В тебя стреляют, ты выбываешь. Побеждает последний оставшийся в живых.
— И что именно он выиграет, зависит от меня, — говорю я, скрещивая руки на груди и вздёргивая подбородок. Я стараюсь не думать о том факте, что пробуду здесь всего один день. Это слишком душераздирающе; я не хочу в это верить. — А теперь идите и обрызгайте друг друга яркой краской в рамках какого-то странного ядовитого мужского ритуала.
Спенсер смеётся и кивает, опуская пластиковый капюшон на своей маске.
Я могу сказать, что он всё ещё думает, что найдёт какой-нибудь способ удержать меня здесь. Черч и Рейнджер, похоже, гораздо лучше понимают ситуацию, хотя я по-прежнему не могу до конца понять их мотивацию участвовать в этой глупой дуэли, или соревновании, или как вам угодно это называть.
— Это официальное заседание Студенческого совета, — продолжает Росс, набирая что-то на телефоне. — Протокол и результаты будут записаны. Займитесь этим, парни. — Он кладёт телефон на стол перед собой и хлопает в ладоши.
Ребята спускаются с холма в сторону поля, а мы отдыхаем в маленьком кафе с большими стеклянными окнами. Отсюда открывается прекрасный вид на всё происходящее, и я устраиваюсь поудобнее, чтобы понаблюдать.
— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? — спрашивает Мика, постукивая пальцами по столешнице и ухмыляясь мне. — Я знаю девушку, которая работает за прилавком. Она даст нам всё, что мы захотим.
— Сегодня на улице холодно — а это не то, как я люблю проводить свои апрельские дни, — так что, полагаю, горячее какао не помешает.
Он кивает и уходит, на мгновение оставляя меня наедине с Россом.
— Ты действительно уезжаешь, да? — спрашивает он меня, не отрывая взгляда от поля. Предполагается, что он рефери, судья или кто-то в этом роде, но всё же он сидит здесь, в тёплом здании, вне опасности. Фигурально.
— Я не знаю, что делать. Если папа говорит, что я не могу остаться, что я могу сделать? Физически отказываться двигаться? Он прикажет Натану оттащить меня, брыкающуюся и кричащую, возможно, позвонит в полицию и скажет им, что я прогульщица или что-то в этом роде. — Я подпираю голову рукой, наблюдая, как четверо парней расходятся по четырём углам поля. Раздаётся звуковой сигнал, и все они начинают шнырять вокруг, как будто они на войне.
Улыбка изгибает мои губы, быстро сменяясь хмурым выражением.
— Знаешь, я слышал, как твой папа разговаривал об этом с мистером Мерфи и мистером Дэйвом. — Мои уши навостряются при этих словах, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Росса. Он слишком занят тем, что смотрит в окно, чтобы заметить это, поэтому продолжает говорить небрежно, как будто в этом нет ничего особенного. — Вчера в библиотеке. Они думали, что все ушли на ночь, но, как у помощника Студенческого совета, у меня есть ключ, который позволяет мне приходить в нерабочее время. Почти уверен, что они забыли об этом. — Он хихикает, а затем смотрит в мою сторону, наконец замечая выражение моих широко раскрытых глаз. — В чём проблема?
— О чём именно они говорили? — спрашиваю я, наклоняясь вперёд, табурет скрипит подо мной. Это может быть важно. Безумно. Это изменит правила игры.
— Мистер Дэйв и мистер Мерфи подбадривали и поздравляли директора с его решением отослать тебя. Дело в том, что все они в какой-то момент перепутали и сказали она или даже Шарлотта. Оба учителя знают твой секрет. Весь персонал знает?
У меня отвисает челюсть.
Предполагается, что об этом знают только руководители отделов. Я думаю… тогда мистер Мерфи знал бы об этом. Но мистер Дэйв? Он библиотекарь. Он ничего не должен знать об этом. Меня пробирает озноб, и у меня перехватывает дыхание. Все его сердитые взгляды и ворчание, его злость на меня за то, что я заглядываю в ежегодники… Что, если это он пишет те записки?
— Принёс твой горячий какао, — говорит Мика, ставя кружку на стол. Там огромная гора взбитых сливок, посыпанных радужной посыпкой. Я улыбаюсь.
— Спасибо, — отвечаю я, когда он протягивает Россу воду с долькой лимона и расслабляется с пивом для себя. Думаю, он
