Приключения стиральной машинки - Ира Брилёва

Карета подъехала к высоким деревянным воротам, и Луис первым спрыгнул на землю. Он трижды стукнул массивным железным кольцом о кованую перекладину, шедшую поперек ворот, и через несколько минут ворота распахнулись, и карета въехала в обширный, мощеный большими каменными плитами, двор. Лошади остановились перед крыльцом, на котором стояла высокая женщина в черной накидке. Луис неожиданно взял Анну Матвеевну за руку и торопливо заговорил. Она его внимательно выслушала и кивнула.

— Говорит, что послал вперед нас гонца, предупредить, чтобы нас ожидали. Я думаю, правильно сделал, — коротко сказала она Артему и Белочке. Тяжело опираясь на руку Артема, она сошла на землю и, поднявшись по широким ступеням крыльца, подошла к женщине. Амалия — это была она, — подняла с лица густые темные кружева накидки, и на Анну Матвеевну глянули черные, полные слез глаза.

— Здравствуйте, донья Амалия, я вернулась. Со мной нет ни Карлоса, ни Марьюшки. Они умерли. Но я привезла сюда их дочь, — сказала Анна Матвеевна по-испански.

— Я ждала. Я знала, что когда-нибудь вы вернетесь. — Амалия бросилась к Анне Матвеевне и крепко обняла ее, уже не сдерживая рыданий. Так две женщины стояли на крыльце, и их прошлое объединилось сейчас в этих горьких безутешных слезах, вымывающих из самых глубоких уголков памяти мельчайшие подробности, казалось, давно уже забытых воспоминаний.

Через час Артем, Белочка и Анна Матвеевна сидели в окружении многочисленного семейства донны Амалии — ее дочь, Регина, с маленьким внуком доньи Амалии, Паоло, как раз гостили в старом поместье Альмадеваров, и Анна Матвеевна рассказывала Амалии и ее родным печальную историю дона Карлоса Альмадевара. Его портрет, аккуратно расправленный и растянутый на специальном деревянном щите, стоял посреди большого зала. Дон Карлос Альмадевар, вернее, его живописный образ, когда-то с любовью нарисованный Марьюшкой на тщательно выделанной шкуре африканского хищника, занял свое почетное место в ряду самых почитаемых реликвий рода Альмадеваров.

Через месяц, когда они вернулись в родной Архангельск, Анну Матвеевну было не узнать. Она теперь, как и прежде, с самого раннего утра хлопотала по хозяйству, руководила всеми домашними делами в доме: и капусты на зиму надо было насолить, и грибов, ягоды заготовить, чтобы было чем в морозные зимние дни Кузеньку потчевать. Да мало ли дел у хорошей хозяйки!

Так прошло еще пять лет. Артем и Белочка были очень довольны, что можно теперь о доме и не беспокоиться, не переживать о хозяйстве — все было в надежных руках. Кузьма уже начал в возраст входить, и отец всерьез определил сына к делам. Он несколько месяцев объяснял и втолковывал Кузьме все тонкости и премудрости торгового ремесла, пока не уяснил для себя, что мальчишка с легкостью теперь мог ответить на любой вопрос, касаемый морского дела ли, торговли или еще каких-нибудь необходимых для важного семейного дела мелочей.

Теперь торговля целиком легла на плечи юного хозяина. А он и рад! Кузьма с детства был приучен к работе, и лености и безделья на дух не выносил. Юноша ретиво взялся за дело и с помощью разумных советов бабушки его торговые дела, как и прежде у его деда и отца, шли бойко и успешно. Да и доверенный управляющий Григорий, который еще Алексею Митрофановичу верой и правдой служил, тоже всегда рядом был, мудреным наукам молодого хозяина денно и нощно обучал. Так они сообща со всеми делами и справлялись.

Артем с Белочкой теперь целиком посвятили себя науке. Пять лет они вдвоем путешествовали по всему свету и привозили из этих путешествий чучела диковинных животных и птиц, бесконечное количество рисунков — Белочка рисовала все подряд — и пейзажи, и местных аборигенов, и понравившиеся старинные храмы и другие строения, которые заслуживали ее внимания. Много было образцов минералов, добытых ими в разных землях, и карты с нанесенными на них схемами предполагаемых месторождений — Желобов оказался просто бесценным советчиком в таких путешествиях. Он был неутомимым геологом и полиглотом. Он мог часами расспрашивать местных жителей о каком-нибудь встреченном им случайно камешке необыкновенного цвета или формы, и, как правило, ему всегда удавалось выяснить, где такие камешки водятся и есть ли у них хозяин.

Удивительно, но в самом конце девятнадцатого века, когда, казалось бы, уже многое на этой планете было давно распределено, встречались, однако, такие глухие места, где нога цивилизованного человека остерегалась ступать еще очень и очень долгое время. И такие вот удивительные места в изобилии попадались нашим героям и заносились ими тщательнейшим образом на бумагу и другую годную для сохранения поверхность. Дом Астафьевых в Архангельске напоминал небольшой краеведческий музей — столько там было экспонатов! Только музей этот был не одного какого-то края, а всей нашей, такой небольшой, оказывается, планеты. И экспонаты с Филиппинских островов могли запросто соседствовать там с экспонатами из Южной Америки. Была у Артема тайная мысль, что пригодится весь этот гигантский труд не только его потомкам, а и Отечеству однажды что-нибудь из всего этого вороха знаний понадобится. И тогда оправдаются все их с Белочкой усилия. Но мысль эту он никому не высказывал.

Так, в трудах благостных, эти пять лет пролетели очень быстро. И по непреложному человеческому закону, гласящему, что все в этом мире имеет конец, в один из тихих осенних вечеров, расцвеченных золотыми и алыми узорами умирающих листьев, Анна Матвеевна со спокойной улыбкой легла в свою постель и больше не проснулась. Так закончилась целая эпоха в жизни этой замечательной семьи, эпоха, главным символом которой могли по праву считаться два слова: «любовь» и «верность».

Глава 17

В последующие двадцать лет событий в жизни Астафьевых было немного, но все они были словно вехи, верстовые столбы, которые сама жизнь расставляет на нашем пути, отмечая все самое значимое и серьезное.

После смерти Анны Матвеевны Артем и Белочка на первых порах помогали Кузьме справляться с торговыми делами, а потом, увидев, что их сын уже вырос и не нуждается в их опеке и даже тяготится чрезмерным родительским вниманием, снова вернулись к ставшей уже привычной для них кочевой жизни. Снова потянулись долгие годы странствий, снова стал наполняться старый архангельский дом все новыми и новыми экспонатами, все меньше и меньше места оставалось в доме для обычной жизни его обитателей. И вот однажды, вернувшись из очередной экспедиции. Белочка решила сходить к городскому голове и предложить в дар городу Архангельску всю их многочисленную коллекцию. Артем, с которым она посоветовалась, прежде чем отправиться на прием к городскому начальству, полностью одобрил решение жены.

Так в Архангельске появился новый музей, а имя Астафьевых теперь значилось не только в купеческом реестре, а также в местном научном сообществе — их внесли в списки, как почетных членов и меценатов.

Закончился девятнадцатый век, и все неспокойней становилось в плохо свыкающейся с переменами России. Артем и раньше, возвращаясь из путешествий, задумывался над тем, что видел и слышал в давно ставшем для него почти родным Архангельске, а особенно в Петербурге, куда порой звали его дела. Родители его давно отошли в мир иной, спокойно и с улыбкой на устах завершив свой земной путь. Им не суждено было узнать о тех потрясениях, которые скоро, теперь уже совсем скоро ожидали эту великую страну. И это было счастьем для их патриархального, тянувшегося целые века, существования. Сестры Артема, когда пришел их срок, вышли замуж. Обе — за иностранцев, и в этом тоже можно было усмотреть перст божий, простертый над этой семьей. Оленька теперь была фрау фон Брейленген, а Мария — мадам де Оливье Дюссанж. Обе жили в Европе, и поэтому смогли счастливо избежать всех страшных потрясений, которые приготовил для России новый, двадцатый век. Артем виделся с ними редко, они писали друг другу, как было принято в ту эпистолярную эпоху. Но с годами жизни их разошлись, дела и заботы поглотили их родственные нежные чувства. Лишь иногда Артем теперь вспоминал, как детьми они играли с дядькой Никитой, как бегали наперегонки с сестрами по их старому саду. Но теперь эти воспоминания были лишь одной из полустертых детских картинок, хранящихся у человека где-то далеко в тайниках его души, и, не подкрепляемые новым общением, постепенно умирающие и почти забытые.

Вновь уходя в очередное дальнее плавание, Артем забывал о тревожных мыслях, целиком посвящая себя любимому делу. Но теперь, вернувшись из экспедиции, Артем стал иногда ловить себя на мысли, что, может, пора бы уже и отдохнуть от своих великих трудов? Здоровьем он был еще крепок, но годы все же брали свое, да и к старости любой здравомыслящий человек всегда становится немного философом. Он все внимательней и серьезней присматривался к тому, что происходило вокруг, и многое ему не нравилось. Грядущие перемены становились все более очевидными, и теперь уже нельзя было просто так от них отмахнуться. Артем не мог объяснить это словами, но они, эти перемены, случались как бы исподволь, а ему, человеку, который часто и подолгу был оторван от родины, это было особенно заметно. Куда исчезло то благостное тихое время, когда молодежь жаждала наук и знаний? Где те восторженные открытые лица, которые широко распахнутыми глазами смотрят на мир, радуясь каждому дню этой жизни?