Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний - Сборник

Предание от р. Иоханана:

– В числе римлян, нападавших на Бетар, одних «трубящих в трубы»[106] было восемьдесят тысяч человек. В Бетар находился в то время Бен-Козиба[107]. У него было двести тысяч воинов, каждый с отрубленным толстым пальцем на руке. На вопрос старейшин: «Доколе ты будешь заставлять сынов израилевых увечить себя?» – Бен-Козиба ответил: «Каким же иным способом испытать их мужество?» На это старейшины сказали: «Кто верхом на лошади не сумеет на всем скаку вырвать с корнем кедр ливанский, того не принимай в ряды своего войска».

Бен-Козиба так и сделал, и оказалось у него два отряда воинов, прежних и вновь принятых, по двести тысяч в каждом. Но люди эти, выходя на бой, говорили:

– Пусть Он (Господь) нас не поддерживает, но пусть и не вредит нам.

Сам Бен-Козиба обладал такой силой, что пущенные в него с пращей камни он одним коленом отбрасывал обратно, убивая этим каждый раз множество неприятеля.

Увидя его, раби Акиба сказал:

– Вот царь Мессия!

На что р. Иоханан бен Торефа ответил:

– Акиба! Быльем порастут челюсти твои, пока еще Мессия придет.

Три с половиною года продолжалась осада Бетара Адрианом. В Бетаре жил в то время дядя Бен-Козибы, раби Елазар Модийский. Проводя все дни в посте и молитве, раби Елазар ежедневно взывал к Господу:

– Владыка мира! Да не совершится сегодня суд Твой над нами!

Адриан уже намеревался отступить от Бетара, как явился к нему некий самаритянин и, рассказав про р. Елазара, сказал:

– Государь! До тех пор, пока курица эта в пепле валяется, не взять тебе Бетара. Однако, позволь мне, и я устрою так, что сегодня еще город будет в твоих руках.

Пробрался самаритянин в город и, застав р. Елазара погруженным в молитву, наклонился к нему, делая вид, будто шепчет ему что-то на ухо. Донесли Бен-Козибе: «Дядя твой р. Елазар намеревается предать округ этот Адриану». Послал Бен-Козиба за самаритянином.

– О чем говорил ты, – спросил он, – р. Елазару?

Отвечал самаритянин так:

– Скажу, буду казнен императором; не скажу буду убит тобою. Так лучше сам покончу с собою, но тайны, доверенной мне императором, не открою.

Эти слова убедили Бен-Козибу в том, что р. Елазар намеревался предать народ в руки Адриана. Велел Бен-Козиба привести р. Елазара.

– О чем, – встретил он р. Елазара вопросом, – говорил тебе тот самаритянин?

– Не знаю, – ответил р. Елазар, – о чем шептал он мне на ухо: я был погружен в молитву и ничего не расслышал.

– А что ответил ты ему?

– Ничего.

Разъяренный Бен-Козиба толкнул ногою р. Елазара с такой силой, что старик упал мертвый. В эту минуту раздался Голос: «Горе негодному пастуху, оставляющему стадо! Меч на руку его и на правый глаз его!» Тобою, – продолжал Голос, – сокрушена мышца Израиля и ослеплен правый глаз его. Рука того, кем сделано это, совершенно иссохнет и правый глаз его совершенно потускнет.

Мера прегрешения исполнилась, – Бетар был взят и Бен-Козиба убит.

Принесли голову Бен-Козибы к Адриану.

– Кем убит он? – спросил император.

– Мною, – ответил один самаритянин.

– Иди и принеси тело его, – повелел Адриан.

Когда тело было принесено, на убитом оказалась обвившаяся вокруг шеи змея.

– Нет, – сказал Адриан, – если бы не Господь убил этого человека, кто в силах был бы убить его?

Истребление бетарийцев продолжалось до тех пор, пока кровь их не стала литься через пороги домов, через кустарники, через края водостоков. Кони тонули в крови. Камни весом в сорок саа катило кровавым потоком. На протяжении четырех верст окрашена была кровью вода морская. Виноградник был у Адриана, восемнадцати верст в квадрате, и повелел император поставить вокруг этого виноградника ограду из убитых бетарийцев, воспретив хоронить их. И лишь впоследствии, по приказу другого императора, трупы эти преданы были погребению.

Предание гласит, что в продолжении семи лет собирали урожай с напитанных иудейской кровью виноградников, обходясь без удобрения. (Еха-Р.; Иеруш. Таан., 4; Гит., 57)

III. Злодейство Адриана

Один иудей при встрече с Адрианом произнес обычное приветствие.

– Кто ты? – спросил Адриан.

– Иудей, – ответил тот.

– А разве смеет иудей приветствовать Адриана? Отсечь ему голову! – повелел Адриан.

Другой иудей, видя, как поступили с первым, прошел мимо Адриана и не приветствовал его.

– Ты кто? – спросил Адриан.

– Иудей.

– А разве смеет иудей проходить без приветствия мимо Адриана? Отсечь ему голову!

– Государь! – сказали приближенные Адриана, – как объяснить поступок твой? Приветствуют тебя – ты велишь казнить, не приветствуют – ты также велишь казнить.

– Уж не хотите ли вы, – ответил Адриан, – указывать мне, как я должен истреблять врагов моих?

В эту минуту зазвучал скорбящий голос Духа Святого:

«Ты видишь, Господь, обиду мою –

Ты видишь всю мстительность их!»

Адриан установил три сторожевых пункта: в Хамате, селении Лекатии и Вифлееме иудейском. Спасшийся от первой стражи попадал в руки второй; спасший от второй стражи попадал в руки третьей. Глашатаи ходили и объявляли: «Где бы ни скрывался иудей, пусть выйдет, и ему не будет причинено никакого вреда». Более сообразительные из иудеев не поддавались на обман и не выходили из своих убежищ, другие выходили и их тотчас забирали в плен. О них и гласит стих пророка: «И стал Ефрем как глупый, бессмысленный голубь». Собрались иудеи в долине Бет-Римон. Узнав об этом, Адриан сказал своему военачальнику:

– Приказываю, чтобы, пока я ем этот ломтик хлеба и бедрышко курицы, ни одного иудея не осталось в живых!

Окружили иудеев войска и умертвили всех до единого.

Прятавшиеся в пещерах выходили по ночам и, по трупному запаху отыскивая тела убитых, приносили трупы в свои пещеры и питались их мясом. (Еха-Р.)

IV. Дети Сионские

Доег бен Иосиф остался в детском возрасте сиротою без отца. Мать его ежедневно взвешивала его и по прибавлявшемуся весу жертвовала золото в храм. Во время осады она, мучимая голодом, заколола его и съела. О ней говорил в плаче своем Иеремия:

«Взгляни, Господь, над кем подобное совершил Ты,

Чтоб ели женщины свой плод,

Детей, взлелеянных с любовью?»

И, вторя пророку, восклицал Дух Святой:

«Чтоб в храме Божьем пали

Убитыми священник и пророк!» (Иома., 34)

На одном корабле везли четырехсот пленных детей, мальчиков и девочек, предназначенных для гаремов. Сообразив, куда их везут, дети рассуждали между собою: «Если бы мы утонули в море, мы удостоились бы жизни вечной за гробом?» Более взрослый из них стал разъяснять им: «Господь сказал: “От Васана возвращу, возвращу из глубины морской”, «От Вассана» – из пасти львиной[108], “из глубины морской”» – утонувших в море». Услыша слова эти, девочки бросились через борт и утонули. Видя это, мальчики сказали: «Если девочки, для которых попадать в гаремы есть явление обыкновенное, поступили так, то нам тем более следует сделать это». И также бросились в море. (Гит., 57)

Сын и дочь раби Измаила бен Елиша попали в плен, он – к одному римлянину, она – к другому. По прошествии времени оба эти римлянина разговорились при встрече.

– Имеется у меня раб, – сказал один, – красивее которого не найдется никого на свете.

– А у меня, – сказал другой, – есть рабыня такой красоты, что равной ей не сыскать во всем мире.

И порешили римляне поженить раба на рабыне и детьми, которые родятся от них, делиться между собою. Ввели обоих пленных и оставили их в одной комнате. Забившись в разные углы, сидели они, оплакивая судьбу свою.

– Мне, – говорил юноша, – священнику, потомку первосвященников, взять в жены рабыню!

– Мне, – причитывала девушка, – дочери первосвященника, сделаться женою раба!

Всю ночь провели они в слезах. При свете зари они узнали друг друга. С воплями кинулись они друг другу в объятия и рыдали до тех пор, пока отлетели души их. (Там же, 58)

Дочь первосвященника, Цафнеф бат Пениил, женщина редкой красоты, попала в плен. После проведенной с нею ночи, полонивший ее римлянин надел на нее семь туник и вывел для продажи на рынок. Явился покупатель, человек крайне безобразного вида, и стал требовать, чтобы римлянин сначала дал ему взглянуть на красоту рабыни.

– Нечего тебе, негодный ты человек, глядеть; говорю тебе, что другой такой красавицы на свете нет.

– А все-таки, покажи, – настаивал тот.

Начала Цафнаф снимать с себя туники; шесть сняла, а последнюю разодрала она на себе, бросилась на землю и вывалялась в прахе.

– Владыка мира! – вопила она, – если нас не пощадил Ты, святости имени великого Твоего зачем не щадишь Ты?

И о ней плакал Иеремия, говоря:

«О, дочь народа моего!

Во вретище ты облекись и в пепле