Болшевцы - Сборник Сборник

— Поднимись, чортов сын! Сходи за железом.

Все больше хмурился дядя Павел, иногда сердито говорил:

— Хлеб только зря переводишь, грибная жижа! Сколько времени прошло, когда же ты будешь за настоящую работу браться?

— А когда ты будешь деньги платить? За махорку тебе все жилы вытяни! — огрызался Умнов.

В действительности он меньше всего думал о зарплате. Не работал он из упрямства, из странного чувства раздражения и досады, не покидавшего его со времени приезда бутырцев.

О зарплате он говорил потому, что знал, как Остро интересовал этот вопрос других болшевцев. Почти каждый день они спрашивали дядю Павла, когда же, наконец, будут за работу платить деньги.

— Погодите, ребята, сперва надо научиться, а потом будет и плата, — неизменно отвечал дядя Павел.

То же говорил и дядя Андрей ребятам, работавшим у него в сапожной.

Умнов пользовался всяким поводом, чтобы напомнить болшевцам, что разговоры о денежной зарплате до сих пор остаются только разговорами. Однако он ошибался. Время перехода да денежную зарплату приближалось.

Все больше и больше окрестных крестьян приводило ковать своих лошадей в коммунскую кузницу.

Кузнецы сознательно привлекали заказчиков. Они ковали лошадей за бесценок. Они понимали, что самое важное — приучить заказчиков к коммунской кузнице, добиться, чтобы все знали: здесь сделают и лучше и дешевле, чем у любого частного кузнеца во всей округе.

Теперь случались дни, что целые лошадиные очереди устанавливались возле дверей кузницы. Ребята не успевали справляться с работой. А Умнов все лежал на угле, дергал веревку, равнодушно покуривал.

— Поди хоть свиней отгони! — кричал ему дядя Павел. — Видишь, стервы, лезут!

Уголь в кузницу доставали орешковый, жирный, свиньи любили в нем рыться.

Сашка нехотя поднимался и зло набрасывался на свиней. Ребята зубоскалили: «Свинопас!»

Чтобы раз навсегда покончить и со свиньями и с издевательствами, Сашка однажды, когда никого не было, накалил добела тонкое длинное жигало и ткнул его в бок свинье. Свинья пронзительно завизжала, бросилась на костинскую улицу, сунулась в разореновский двор и там издохла. В ее внутренностях нашелся след: жигало словно прошило животное.

Скоро пала и вторая свинья. Труп ее валялся около кузницы, тут всем было ясно, кто ее убил. Вторую свинью Умнов кувалдой ударил по самому пятачку. Калдыба видел, как завертелось животное.

Дядя Павел, узнав об этом, схватил Умнова за шиворот и при всех ребятах выкинул за двери кузницы.

Дней десять Умнов пропадал где-то, являлся в общежитие, когда все спали, неслышно залезал под одеяло. Утром койка его была уже пуста.

А кузница получила заказ на гвозди. Достали железа. Многие болшевцы работали уже довольно сносно. Теперь кузница могла рассчитывать на значительный и устойчивый доход. В отсутствие Умнова денежная зарплата в мастерских была введена. Ее установили в размере от одного до пяти рублей с учетом расценки изделий и экономии материалов.

Первую зарплату выдавали в субботу вечером. К этому знаменательному часу готовились с утра. Ответственность за выдачу денег возложили на Накатникова. Он знал арифметику и без труда мог разбираться в расчетных ведомостях. Для серебра и меди он разыскал где-то на свалке пустые банки из-под консервов. Сидя за столом, выдвинутым на середину комнаты, и обложившись бумагами, он ждал Сергея Петровича.

От стола до двери выстроилась очередь. Ребята нетерпеливо переминались, острили, толкали друг друга, многозначительно прищелкивали пальцами.

Наконец пришел Сергей Петрович. И в ту же минуту ребята, сломав очередь, хлынули к столу.

Первым подскочил к Накатникову ловкий Хаджи Мурат.

— Сыпь сюда! — завопил он, шутовски широко оттопыривая карман.

— Распишись, — внушительно сказал Накатников, загораживая деньги, и ткнул пальцем в расчетную ведомость.

Хаджи вывел какой-то замысловатый иероглиф. Он разглядел цифру.

— Это что же, мне — семь… всего семьдесят копеек? — вспыхивая, крикнул он.

— Получай, других не задерживай, — сказал Накатников, протягивая горсть монет.

Хаджи подскочил к Сергею Петровичу:

— Это что же такое? Грабиловка! Посадили горбоносого… Почему мне только семьдесят?

— Не горячись! — спокойно возразил Сергей Петрович. — Никто тебя не грабит. Выдают полностью, что заработал. Мало? А в этом ты сам виноват. Сколько раз дядя Андрей говорил тебе, что деревянные гвозди, прежде чем вбивать, надо воском потереть… У тебя они ломаются больше, чем у других сапожников. Правда, ведь? Ну вот, в заработке тебе это и учли. Своей работой ты еще на хлеб не заработал! А тебя кормят, обувают, одевают!

Хаджи обескураженно опустил голову, молча взял деньги, и его тотчас оттеснили в сторону.

Накатников отсчитывал деньги Королеву. Кузнец стоял в ожидании, гордо расправив плечи. Он знал, что ему должно причитаться больше всех. И гвозди, и ковку лошадей, и всякую другую работу в кузнице он безусловно делал лучше других. Каково же было его изумление, когда Накатников вместо обозначенных в расчетной ведомости двух с половиной рублей протянул ему только рубль с медью. Королев слегка фыркнул и, не теряя хладнокровия и важного вида, обратился за разъяснением к Сергею Петровичу.

— Видишь ли, какое дело, — мягко сказал Богословский, останавливаясь: до этого он ходил по комнате из угла в угол. — Завтра воскресенье, праздник. Я тебя, конечно, ни в чем не подозреваю, но, видишь ли… Все-таки за тебя боюсь. Третьего дня извозчики в кузницу принесли водку… Они хотели, чтобы подковали им за эту водку… Постой, не перебивай! Я знаю, что ты не утерпел и соблазнился. Водку выпил за кузницей, вместе с извозчиками… Правда, ведь? Погоди, не перебивай. Я знаю, что водку ты хотя и выпил, а за ковку лошадей деньги потребовал. Знаю и это. Но, видишь ли… Завтра праздник… Почем знать, может быть, ты нечаянно вдруг встретишь опять этих извозчиков? Захочешь их отблагодарить за угощение. Ведь может это случиться? А ведь ты сам понимаешь, что это было бы нехорошо. Ну так вот, чтобы этого не случилось, я полагаю, что хватит с тебя пока рубля с четвертью. А остальные деньги я тебе додам в следующую получку. Сбережешь.

Королев божился и клялся, что ничего похожего с ним не случится, не может случиться. Но мягкосердечный дядя Сережа на этот раз был неумолим. Королев пожал плечами, взял со стола деньги и, отойдя, пересчитал их. Все слышали, как он внезапно выругался, подлетел к Накатникову с занесенной, словно для удара, рукой, с вытаращенными глазами и лицом, искаженным гримасой бешенства. Сергей Петрович схватил его за плечо.