Граница. Таежный роман. Солдаты - Майя Шаповалова

— А пока ты там распекал кого-то, — беззаботно ответила Мария Васильевна. — Знаешь, Степа, у него очень славная жена. Я думаю, если б не она, ты бы со своим Жгутом никогда не справился.

— Ну конечно, — усмехнулся полковник. — Что бы мы, вояки, без вас, женщин, делали?

— А зря смеешься, между прочим. Вы бы, вояки, без нас, женщин, только бы вояками и были. А рядом с нами вы — мужчины, мужья, отцы.

— Тоже верно, — согласился Степан Ильич. — Жаль только, не все женщины это понимают. — Он помолчал. — О чем вы с Мариной Голощекиной секретничали?

Мария Васильевна внимательно посмотрела на мужа и спросила:

— А тебе зачем знать? О своем, о женском. О вас, вояках.

— Про Ваньку небось?

— И про Ваньку тоже. Про то, что вы, товарищ полковник, несправедливо его наказали. И про Никиту говорили. Про то, что он прекрасный муж. А скоро станет и прекрасным отцом.

— Сказала, значит, не выдержала?

— А ты что же, знал? — удивилась Мария Васильевна.

— Знал, — вздохнул полковник. — И очень за нее порадовался. А сегодня смотрел, как Ванька наш чудит, и что-то мне все это не понравилось.

— Ты, Степа, несправедлив к Ивану.

— Маша! — сурово произнес Борзов.

— Да, несправедлив. И не кричи, пожалуйста. Если он твой племянник, это еще не значит, что ты к нему должен относиться строже, чем к другим.

— А ты Антонину помнишь, Таньки нашей учительницу?

— Ну?

— У нее в классе сын учился. И она ему всегда отметки занижала. Ответил на пятерку — получил четверку, на четверку — тройку. Ну и так далее. Я его однажды спросил, не обидно ему? А он мне знаешь что сказал? А чего, говорит, дядя Степа, мне на мамку обижаться? Она же знает, что я на пятерку выучил.

— Так-то оно так, — согласилась Мария Васильевна. — А вот Иван-то знает, что он у тебя в отличниках ходит? Каково ему там, в этой вашей командировке будет?

— На обиженных воду возят, — фыркнул Степан Ильич. Разговор этот начинал его раздражать. Но он сдержал себя, сказал мягко: — Хотя, может, ты и права. Я подумаю.

Ему не хотелось портить Маше праздник, не хотелось, чтобы этот удивительный вечер закончился грустной, а уж тем более воинственной нотой. И он действительно чувствовал смутную вину перед Иваном. И какой-то неприятный осадок от беседы с Вороном, беседы, во время которой и была решена участь лейтенанта Столбова. Степан Ильич никак не мог отделаться от ощущения, что его, полковника Борзова, обвели вокруг пальца, подтасовав факты, втянули в отвратительный водоворот круговой поруки. Особист взъелся на Ивана — ладно, Ворон он и есть Ворон, все добычу выискивает для своих рапортов. Да, Борзов попросил его не перегибать палку, именно попросил — по дружбе, так сказать. А потом побежал к Марине Голощекиной — просить написать бумажку, что дурак Васютин по неосторожности чуть не застрелился. А что сказала тогда Марина? Что Никита ей уже все объяснил. Ну Никита, понятное дело, свою задницу всегда сбережет, ему такая бумажка тоже пригодится…

В общем, все одной веревкой повязаны, а он, Борзов, во главе этой связки идет. Или не он? А кто тогда? Ну неважно. Только вот как интересно: Ивана убрали с глаз долой, и всем сразу стало хорошо: дело васютинское на тормозах спустили, Голощекин сухим из воды выбрался, Марина Андреевна за ум взялась, ребенка ждет…

Полковник тяжело вздохнул. Разберись тут попробуй.

— Устал, Степа? — спросила Мария Васильевна.

— Немного. — Полковник приобнял ее за плечи. — Это я от танцев — с непривычки. Хорошо еще, что музыка спокойная была, а то сейчас модно трясучки эти. Видела сегодня, чего молодежь вытворяла? Как будто им в одно место провод электрический воткнули. Не люблю, когда так дергаются.

Мария Васильевна засмеялась:

— Просто мы с тобой уже старые, Степа. Вот нам и завидно.

Степан Ильич чмокнул ее в висок.

— Мы с тобой не старые, — сказал он, — мы с тобой много прожившие люди. — Он ласково провел ладонью по ее щеке. — Хорошо прожившие.

ГЛАВА 13

Марина уже больше часа сидела во дворе своего дома. У нее не было сил даже на то, чтобы заплакать. И не хватало воли, чтобы встать и пойти домой.

…Выскочив из клуба, она бросилась в слабо освещенную аллею и бежала, задыхаясь, по дорожке, бежала, не зная, зачем и куда.

Перед ней до сих пор мелькали лица, мужские и женские, удивленные взгляды, кривые усмешки. За их с Иваном безумным танцем наблюдал весь гарнизон. Если об этом Никите не расскажут сегодня, то уж завтра — непременно.

Какая дикость! Зачем Иван это сделал? Устроил бесплатный спектакль для уважаемой публики. Зачем прилюдно требовал от нее каких-то признаний? Она ему уже все сказала.

Мимо, по мостовой, промаршировал взвод. Марину проводили любопытными взглядами.

— Во чешет, — с уважением сказал кто-то.

Марина примчалась к своему дому. Трясущейся рукой потянулась за сумочкой и вспомнила, что забыла ее в клубе. Жадно глотая теплый воздух, она подняла голову — в окнах их квартиры горел свет. Марина сделал еще шаг и поняла, что не может пойти домой. Физически не может, мозг просто не давал такой команды ногам.

Марина свернула за угол и побрела по двору. Опустилась на скамейку и, обхватив себя руками, застыла.

И сидела так уже больше часа, собираясь с силами. Но сил не было. И мозг по-прежнему не давал команды ногам.

Паралич. Полный паралич воли.

Ты должна встать и пойти. А не можешь идти, тогда падай и ползи, волоча за собой непослушные ноги. Приползи домой, покайся, признайся, что у тебя будет ребенок, проси пощады, умоляй, рыдай, бейся лбом об пол, тычься лицом в начищенные до зеркального блеска сапоги…

Но Марина знала, что не сделает так. Никиту нельзя разжалобить, чужая беспомощность и беззащитность для него — в радость. Он будет наслаждаться ею, точно хмельным напитком, пьянея от сознания собственной власти.

Он дома. Он никуда еще не ушел или уходил, но успел вернуться. Второе хуже. Тогда им придется остаться наедине надолго, до самого утра. Она скажет ему про ребенка. Расскажет про скандал в клубе. Объяснит, что понимает всю степень своей вины. И попросит у него прощения. Да, только так. Ни слез, ни заламываний рук, ни горьких причитаний не будет.

Марина отклеилась от скамейки и встала. Сделала шаг-другой — ноги были свинцовыми, но шли. Она добрела до подъезда, и тут ее окликнули — молодой, незнакомый голос. Марина вздрогнула и обернулась. Невысокий солдатик выскочил из темноты в круг света.

— Марина Андреевна!.. Уф!.. — Он отдышался. — Еле вас нашел. Вы в клубе забыли, просили вам передать. — Он протягивал ей сумочку, осторожно, двумя пальцами, держа ее за тонкий ремешок.