Граница. Таежный роман. Солдаты - Майя Шаповалова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На всякий пожарный, — пояснил полковник. — На! — Он вручил конверт жене. — Хватит дома сидеть, почтальоном поработаешь.
Мария Васильевна кивнула и потрепала Ивана по волосам.
Столбов поднялся. Степан Ильич проводил его до двери, протянул руку, крепко пожал.
— Держись, сынок! — сказал он. — Я в тебя очень верю.
ГЛАВА 14
Когда говорят, что военная форма украшает мужчину и делает его значительным, речь идет, конечно, об офицерской форме. Поскольку простая солдатская форма ничего значительного мужскому облику не прибавляет, несмотря на титанические усилия, затрачиваемые бойцами всех родов войск для ее улучшения.
В солдатской военной форме даже самый писаный красавец теряет свою привлекательность и начинает вызывать сочувствие. Именно поэтому в войсках идет неустанная, круглосуточная работа по выбеливанию хэбэ, по отпариванию шинелей, по начистке шапок гуталином и приданию им формы кирпичика, а также по полированию до зеркального блеска блях солдатских ремней.
Радикальных изменений это, конечно, не влечет, но по крайней мере приносит хозяину формы моральное удовлетворение.
Не следует, однако, забывать о такой вещи, как Воинский устав, где все эти модернизации, вообще-то говоря, запрещены, а также о том, что реформированием собственной формы в армии занимаются только «деды». Никто не позволит новобранцу («духу», «салаге», «шнурку», «слону») тронуть в своей форме хотя бы ниточку…
Поэтому, когда взвод во главе с Братеевым, грохоча стульями, поднялся со своих мест, можно было легко определить, для кого из солдат служба еще только начинается, а для кого она близится к завершению.
На молодых форма висела мешком и пузырилась, на старослужащих же была пригнана в точном соответствии с фигурой и эстетическими вкусами конкретного «деда».
— Садитесь, — сказал майор Сердюк недовольным тоном: он не одобрял подобных вольностей, которые позволяли себе «деды». В другое время он непременно сделал бы на этот счет замечание, но он пропустил по болезни уже два занятия, и теперь надлежало пропущенное наверстать.
— Последний раз мы встречались с вами две недели назад, — начал замполит. — А между тем в мире продолжают происходить различные события… Что вы там пишете, Лубинскас?
Ефрейтор Лубинскас поспешно прикрыл выдранный из газеты кроссворд тетрадью с художественно выполненной надписью «Политинформация» на обложке и, вскочив, доложил:
— Конспектирую, товарищ майор! — Бросив взгляд на закрытую тетрадь, он повторил: — «…различные события». Точка.
— Одобряю ваше рвение, — недоверчиво сопя, сказал замполит. — Только не рановато ли? Я еще ничего существенного не сказал. Дождитесь хотя бы вводной части, Лубинскас.
— Есть, дождаться окончания вводной части, товарищ майор!
Ефрейтор сел и уставился на Сердюка, приоткрыв рот, словно собирался в буквальном смысле ловить каждое слово, выпорхнувшее из-под усов замполита.
Стараясь не смотреть на открывшего рот ефрейтора, Сердюк закончил вводную часть, смысл которой заключался в изложении плана предстоящего занятия.
— Надеюсь, вы основательно подготовились, — сказал замполит, хотя в голосе его не слышалось особенной надежды. — Рыжеев?
Рыжеев с видом смертника поднялся со своего места.
— Расскажите нам, какие основные события произошли в политической жизни страны за истекший период.
— За истекший? — переспросил Рыжеев, оттягивая неприятный момент ответа. — Ну это… Никсон прилетел.
Замполит побагровел:
— Правильно, Рыжеев, прилетел. И улетел. Причем довольно давно. Может быть, вы нам еще про освоение целины расскажете?
Рыжеев молчал. Про освоение целины он тоже ничего знал.
— Возмутительно! — воскликнул майор. — Не за горами ваша демобилизация, а вы до сих пор не уяснили себе, насколько важно быть в курсе происходящих событий и уметь их анализировать! — Сказав «анализировать», Сердюк слегка поморщился: с недавних пор слово «анализ» стало вызывать у него неприятные ассоциации. — Садитесь.
Майор оглядел класс и с раздражением отметил, что ефрейтор Лубинскас по-прежнему сидит с открытым ртом. Поймав взгляд замполита, ефрейтор, почти успевший вписать в клеточки название промысловой рыбы из шести букв, быстро застрочил в тетради.
— Что вы там опять пишете, Лубинскас? — спросил Сердюк.
Он подошел к ефрейтору и с удивительным для своей комплекции проворством схватил тетрадь. Лубинскас звонко хлопнул по столу ладонью, накрыв кроссворд.
— Что такое? — нахмурился замполит.
— Комар, товарищ майор! — пояснил ефрейтор.
Продолжая хмуриться, Сердюк посмотрел на тетрадь, но художественно исполненная надпись на обложке немного его успокоила. Майор пролистал несколько страниц и с изумлением обнаружил свои лекции, запечатленные на желтоватой разлинованной бумаге. Некоторые места и даже отдельные слова были обведены аккуратными овалами и подчеркнуты.
— Ну что ж, — наконец произнес замполит, — похвально.
Лубинскас скромно опустил глаза, стараясь незаметно для майора убрать со стола злополучный кроссворд. Тетрадью своей ефрейтор и впрямь гордился и очень дорожил. Она была заполнена и оформлена одним из «духов», за что ефрейтор освободил его на время от всех казарменных работ и подарил почти полную пачку «Стюардессы».
— Похвально, Лубинскас, — повторил майор. — Сразу видно серьезного и вдумчивого бойца. — Он потряс в воздухе тетрадью. — Такой боец не растеряется в любой ситуации! Вот спроси его, например, — Сердюк раскрыл тетрадь и, быстро пролистав, снова захлопнул, — о политической ситуации, скажем, в… Ну, скажем, в Камбодже, и он, не задумываясь, ответит. И ответит правильно. Потому что уделяет своей политической грамотности постоянное внимание. — Майор выжидательно посмотрел на Лубинскаса. — Ну?
— Что? — упавшим голосом спросил тот.
— Расскажите нам о ситуации в Камбодже.
В учебном классе повисла такая тишина, что стали слышны голоса поваров в расположенной невдалеке гарнизонной столовой и даже, казалось, бульканье в котлах.
— Ну-у-у! — разочарованно протянул замполит.
— А можно мне, товарищ майор? — вдруг спросил Рыжеев.
Сердюк подозрительно посмотрел на него и кивнул, усмехнувшись в усы.
— Значит, так, — вскочив с места, деловито затараторил Рыжеев. — В тысяча девятьсот пятьдесят первом году была образована народно-революционная партия Камбоджи, возглавившая борьбу народа за национальное и социальное освобождение страны от диктата Франции. Дипломатические отношения между Советским Союзом и Камбоджей были установлены в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. После смерти короля Нородома Сурамарита главой Камбоджи стал Нородом Сианук. Но в семидесятом году, — Рыжеев тяжко вздохнул, — в стране произошел государственный переворот. Лидером пномпеньского режима, — в голосе рядового явственно послышались презрительные ноты, — стал генерал Лон Нол…