Съешьте сердце кита - Леонид Пасенюк

Сегодня океан был спокоен, ничто в нем не грохотало и не содрогалось. В шелесте его волн чудилось что-то убаюкивающее. Выгиб зыби был высок и плавен, как вздох женской груди, шипучая пена прибоя казалась сцеженным молоком, и каменистая почва всасывала его без конца, днем и ночью, жадничая и спеша, и только этой пеной, этим молоком океана была жива и будет жива вечно.

Устав от прыжков с камня на камень, через клыкастые расщелины, мы присели передохнуть.

И притихли, глядя на рейд, на краболовы, усыпанные золотым пшеном огней, — будто город на воде вырос, — и каждая из девчонок думала о своем и каждая по-своему, но в общем-то одинаково, и мысли их, должно быть, текли сумбурно и неприхотливо, как вешняя вода в изменчивых руслах.

Вот живут же люди — наверное, думали они, — как в сказке живут на этом «Чеботнягине», а особенно на «Андрее Захарове», вот где романтика, живут же люди, все там «под орех», всюду блеск и чистота, салончики, на четверых рабочих — уже отдельная каюта, это не скопом в твиндеках, как на старых краболовах; при шести баллах уже не работают, не дай бог сезонная публика укачается, дурно будет себя чувствовать. И справедливо! Лучше отлежаться, чтобы вестибулярный аппарат не барахлил. А как там в космосе с болтанкой?..

Девушки явно завидовали тем, кто на краболовах, но точно так же они завидовали и тем, кто улетает в космос, и точно так же, по-житейски, рассудили бы, что, мол, живут же они там, в ракетах, ну прямо как боги живут — звезды всегда тысячеваттными лампами, никакого тумана, кроме легкой космической пыли, и варить ничего не нужно, высококалорийная кормежка из тюбиков (из тюбиков!), и нечего опасаться монтеров из-за кирпичной плитки, в которой спираль бугрится змеей.

А где-то сзади на сейнерах, что стояли в тихой бухте (говорят, в незапамятные времена она была кратером вулкана, но кто может знать это точно, кроме ученых?), крутили пластинки, и радиола чуть слышно доносила сюда будоражащие слова: «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…» И здорово было, что на острове тоже, если разобраться, будто на крошечной планете, все понятно и все неизведанно, и вечер такой проникновенный, и мерцающий океан, от дыхания которого солью спекаются губы, и эта бухта, даже не бухта, оказывается, а кратер древнего вулкана, залитый водою, и рейд в россыпи золотого пшена. Здорово было, что все это получало множество смыслов, разногранность звучания.

— Ну что ж, — сказала Муза, — двинем домой?

— Наверно, пора, — согласилась и Соня, вставая.

Дина по-девчоночьи захныкала:

— Посидим еще, ну, пожалуйста, я очень прошу… Тут черт знает о чем только не мечтается. Это от волн, которые шумят. И от этих громадных краболовов, наверно. Их, наверно, и не качает вовсе.

Ока догнала нас только у поселка. Здесь мы наткнулись на парочку живописных девчонок, но особо выделялась маленькая и гибкая, одетая в тельняшку и брючки, с фотоаппаратом и мотком капронового репшнура на боку. Сзади невозможно было угадать, кто она, а по общим приметам и настрою одежды Соня безошибочно определила хотя бы ее «географическую» принадлежность.

— Шикотаночка. И, видно, довольно симпатичное существо.

Всякое изящество форм у других особ своего пола Муза воспринимала как личное оскорбление. Она ядовито изрекла:

— Прямо уж! Прямо Маруся Бондаренко с наганом на боку!

— А кто такая эта Маруся Бондаренко? — поинтересовалась Диана Стрелец, которую все так или иначе связанное с «наганом на боку» не на шутку интриговало и влекло.

— А была такая песенка, еще мой папа пел когда-то: «Горела степь донская от дыма и огня, казачка молодая садилась на коня. Молоденька девчонка с наганом на боку садилась, говорила седому старику: «Прощай, отец мой родный, прощай, родная мать, я еду за свободу, за счастье воевать». — Муза перевела дыхание. — Вот это и была знаменитая Маруся Бондаренко, какой-то красный атаман. Кроме как в песне, я нигде о ней ничего не слышала. Но раз песню сложили, то, надо думать, неспроста,..

—. Веселое было времечко, — позавидовала Диана. — Нашлось бы где развернуться.

— Куда уж веселей, — снисходительно покивала Муза.

— А ведь я ее узнала, — сказала Вика о «шикотаночке». — Это же Шура — ну, которая ходила в такой рубашке с погонами.

Да, то действительно была шустренькая девушка в очередной романтической одежке. Зачем ей понадобился капроновый шнур на прогулке? Кто мог знать об этом, кроме самой шустрой шикотаночки, она же девушка с погончиками, она же Маруся Бондаренко, она же завтра — вполне может статься — феерически раскрашенный индеец в перьях, вышедший на боевую тропу.

— Скалолазанием занималась, — подсказала Соня, у которой любая веревка, способная выдержать вес человека, сразу же вызывала воспоминания об альпинизме.

— А знаете, девушки, я слышала, что она устраивается на какой-то логгер или даже краболов, — сообщила Вика.

— Нужна она там, — сказала Муза, непримиримая в своем женском естестве. — Темнит она просто.

— Да нет, почему, — не согласилась Вика. — От такой можно ожидать чего угодно.

— А я бы пошла на логгер, — вдруг воодушевляясь, сказала Соня. — И даже не раздумывала бы. И кстати, меня ребята с «Мойвы» уже приглашали — правда, только лов сайры посмотреть. Черт знает как хочется посмотреть лов сайры! Вероятно, красота неописуемая. Ночью…

— Тебе все нужно увидеть, — почему-то загорячилась Муза; может, она втайне завидовала подруге. — Без тебя, наверно, и сайры не поймают. Ох, не доведет тебя любопытство до добра! Ты и мужу изменишь из любопытства, чтобы посмотреть, что из этого может получиться…

Девушки захохотали, но Соня ничуть не обиделась.

— Хорошего же вы мнения обо мне. А еще называются подруги!

Вика вполголоса что-то ей сказала.

— Ну?! — сразу взъерошилась Соня. — А где она стоит, «Мойва»?

— У причала. Они сегодня уйдут не скоро, у них ламп недохват и корзин для сайры вовремя не расстарались.

— Бегу! — крикнула Соня. — Впереди пропасть свободного времени, почему не использовать с толком? — Она живо повернулась ко мне: — Бежим? Честное слово, не пожалеете!

Я засомневался:

— А как туда пробраться?

— Я знаю такое местечко, посигналю оттуда и ребята спустят за нами шлюпку. С контрольно-пропускным лучше не связываться. Там могут не пустить. У них есть такая библия — их устав пограничной службы. Бежим, Динка?..

Динка расстроенно отозвалась:

— Не-ет. Мне завтра с утра на работу, я не успею.

— Живешь на острове — дружи с морем! — на бегу выкрикивала Соня. — Сходим, чего там, может, больше не представится такой случай. Скоро ведь нам в техникум уже собираться. В конце сентября — начале октября.

Она действительно подала какие-то знаки своим ребятам («Отличные ребята! Я была у них, они даже ужином меня накормили»), и от борта тральщика, юля между сейнерами, отошла шлюпка.

— Хорошо, что взяла заранее джемпер, — шепнула Соня возбужденно.

Только в одиннадцатом часу вечера логгер «Мойва» вышел на лов. Нужно было успеть добраться в район промысла до рассвета, иначе пиши пропало. А ходу туда набиралось несколько часов.

Я не без любопытства рассматривал такелаж судна, сплошь отягощенный тонкими бамбуковыми стволами. На стволах висели так называемые люстры — многосвечовые синие лампы одна к одной в ряд. Сама сеть — ловушка для сайры — тоже была привязана к бамбуковым стволам — благо что их море выбрасывало бессчетно, рядом все-таки находилась почти субтропическая Япония.

Нас пригласили поужинать. На столе возвышались холмы жареной сайры, был разлит по мискам рисовый суп со свежей картошкой, а чай подали заваренный вкрутую, по-морскому, так что и пить становилось страшно без привычки.

Но Соне особенно понравилось, что соль да и вообще разные сухие приправы стояли в стаканах из того же бамбука!

Капитан занимал нас светской беседой о том, о сем, кстати сообщил, что сайра здесь никогда не переведется, она здесь жирующая, а икру мечет где-то далеко в других широтах, в укромных морях, и нет риска, что ее будут ловить в пору икрометания, а жирующую — ее лови сколько хочешь, потомство уже где-то подрастает, не страшно, вот лососевые — с ними труднее, их становится все меньше, прямо беда, японцы, случается, в обход всех конвенций (частная лавочка!) вылавливают их еще на путях миграции, да и в реках во время нереста ей достается. Вот киты — это тоже проблема, тут есть над чем призадуматься…

Потом крутили приключенческий фильм «Белая пряжка» — только для нас, потому что команда смотрела его уже дважды. Смотрели и мы теперь, но жизнь детективов всерьез нами не воспринималась, я вообще к такого рода произведениям искусства симпатий не питаю.