Чемпионы - Борис Порфирьев

Его мысли прервал молодой борец Орленев, чудом отыскавший их здесь. Он протянул Никите письмо:

— Думал, на ярмарке вас встречу. Да где там, такая сутолока. Сегодня принесли в гостиницу. Уж больно много адресов, — видать, за всеми чемпионатами вслед ходило.

Отложив ложку, Никита взял конверт. Разглядывая слившиеся в причудливый вензель штемпели, читал адреса, подписанные разными почерками.

— Действительно… Киев, Харьков… А вот и Москва… Из Москвы переслали… Одесса… Саратов… Да, попутешествовало оно за нами. Смотри–ка, вятский штамп! А‑а, так это от Макара с Ниной.

Он осторожно разорвал конверт и потряс его над столом; невесомо выпало письмо, а следом — две газетные вырезки. Взяв одну из них, Никита удивился: из немецкой газеты. Другая была озаглавлена: «Вятский самородок», и под ней стояло имя Коверзнева.

— Боже мой! — воскликнул Никита. — Это от Коверзнева!

Он жадно пробежал первые строки письма, поднял взгляд на Лиду.

— Он давным–давно в Вятке! Узнал из газет о харьковском чемпионате. Лидочка, слушай, я прочту вслух. Орленев, прости меня.

Лида, подперев рукой подбородок, внимательно слушала, покачивала головой, вздыхала.

Никита недовольно покосился на официанта, прервавшего чтение, пробормотал: «Спасибо». Пробежал глазами несколько строк.

— Слушай, что он пишет дальше!.. «Насколько я представляю твою судьбу, ты побывал в немецком плену. А раз так, то, значит, ты разбираешь по–немецки. Прочитай–ка вырезку. А потом поделись своими соображениями со мной. У меня тоже есть кое–какие мысли».

Он отбросил письмо, посмотрел на Лиду. Она задумчиво покачала головой… Орленев единым духом высосал кружку пива и проговорил:

— Ради такого случая не грешно и выпить. Не каждый день отыскивается учитель, да ещё такой: я в детстве мечтал стать Коверзневым; его книжки были у меня настольными.

Никита с искренним сожалением посмотрел на Орленева.

— Мечтал стать Коверзневым, а стал борцом. Так что, брат, вино тебе заказано. Коверзнев первый бы вышиб у тебя стакан из рук.

Не меняя позы, Лида попросила перевести заметку.

Никита с любопытством взял вырезку.

— Ого! Заголовок–то — сенсация! «Чисто русский размах». Про кого бы это? — и начал медленно переводить: — «Знаменитый в своё время чемпион мира по классической борьбе Иван Татуированный, объехавший с помпой половину Европы и занявший первые места в чемпионатах Афин, Бухареста и Вены, продолжает развлекаться в ожидании Берлинского чемпионата. Вчера весь Берлин смеялся над его новой проказой: перед окончанием «Фауста» он нанял все такси, стоящие перед оперой, и заставил их черепашьим шагом следовать за ним. Тысячи бездельников провожали этот нелепый кортеж, а любители оперы были вынуждены разъезжаться по домам на трамваях и в подземке… Встретившийся с нашим корреспондентом Татуированный заявил: «Я буду развлекаться до тех пор, пока чемпион Германии Гашке не примет мой вызов, ибо считаю, что он незаконно выдаёт себя за чемпиона мира. То, что он откладывает нашу схватку до всемирного чемпионата, меня нисколько не огорчает: я получу на нём первый приз, а тем временем поразвлекаю берлинцев».

Пока он читал, Орленев успел заказать графин водки и наполнить рюмки. Никита пожал плечами, брезгливо отодвинул свою, но вежливо поблагодарил борца, пожелавшего ему победы над Татауровым. Поглядев на реку, на кремль, сказал со вздохом:

— Я понимаю Коверзнева: ему на месте не сидится — ждёт, чтобы я сразился с Татауровым… Да и Гашке–то хорош: я его помню по «Гладиатору» — был таким же молодым, как наш Орленев, — И, не окончив обеда, заторопился в гостиницу — писать письмо Коверзневу.

Все последующие дни он думал о том, что ему посоветует учитель, но каждую из схваток проводил азартно: готовил себя к Берлину. Никогда ещё не видела Лида, чтобы муж так самозабвенно тренировался. Будучи свидетельницей его многочисленных побед, она считала лишним его теперешнее усердие. Но он отрицательно качал головой, накидывал на шею жгут с гирей и приседал и приседал до бесконечности. Потом, растираясь суровым полотенцем, обмакнутым в солёную воду, придирчиво рассматривал своё отражение в зеркале. С удовлетворением убеждался, что тело состояло из одних мышц. Но этого ему было мало. Он по–верзилински начал таскать с собой чемодан, нагруженный тяжестями. Узнав, что Поддубный ходит с чугунной тростью, заказал себе такую же и нигде с ней не расставался. Товарищи подсмеивались над Никитой, а он шутливо опускал свою дубинку на ногу надоедливому борцу, иногда обхватывал его железной хваткой и тут же, в раздевалке, укладывал молниеносным приёмом, проговорив:

— Вот что мне позволяет делать с тобой моя тросточкаПротивники, на своих костях испытавшие его колоссальную силу, зачастую ложились под него без сопротивления. В таких случаях он выходил из себя, начинал их метать по арене, шептал в ухо: «Борись, борись…» В ярмарочном цирке он, конечно, не имел поражений.

Наконец пришло письмо от Коверзнева. Как и предполагал Никита, тот писал, что ему обязательно следует воспользоваться первым послевоенным чемпионатом мира и отправиться в Берлин, Коверзнев напомнил ему о легендарном письме Пытлясинского, который ещё в 1900 году заявил своим посланием Кара — Ахмету и Понсу, что они не могут называть себя чемпионами мира, не сразившись с ним, русским борцом Пытлясинским. Коверзнев даже заготовил черновик вызова; если Никиту не подводила память, он был написан по рецепту Пытлясинского: «Господин редактор! Ваша газета сообщила, что Фриц Гашке и Татуированный собираются оспаривать звание всемирного чемпиона. Я считаю, что никто не может оспаривать это звание, не положив меня. Поэтому прошу вас довести до сведения Гашке и Татуированного, что я к их услугам и готов проделать 3000 километров, чтобы отдаться в их распоряжение».

Странной и непонятной была концовка коверзневского письма:

«От предложения поехать с тобой в качестве импрессарио и тренера, как это было в 1914 г., я вынужден отказаться. На это есть свои причины. Но ты поезжай, докажи, где надо, что твоя поездка необходима для Родины — ты прославишь её. А обо мне не думай: я пока не заслужил права ехать с тобой. Мне это тычет в нос даже мой домовладелец… Поезжай, Никита!»

«При чём здесь домовладелец? — растерянно подумал Никита. — И чем он может попрекать Валерьяна Павловича? Ведь тот при царе сидел в кутузке». Отказ Коверзнева огорчил Никиту, но он всё–таки решил послать свой вызов в газету, восхвалявшую «подвиги» Татаурова, и через неделю, получив первый приз Нижегородской ярмарки, выехал с Лидой в Москву, чтобы договориться о поездке.

Вот когда ему мог оказаться полезным Смуров! Никита даже дал ему телеграмму.

Поглощённый мыслями о чемпионате мира, он не придал значения тому, что Лида всю дорогу кашляла, но зато это сразу же заметил Смуров. И, когда они остались вдвоём, упрекнул горько:

— Что же это ты? Совсем не заботишься о Лиде.

— Но она же чувствует себя гораздо лучше.

— Ты просто пригляделся к ней. А мне со стороны видно. И потом, не забывай, что я когда–то был врачом… Лечить, лечить надо. И как ты не смог заставить её уйти с работы?..

— Она по–прежнему не слушается меня, — виновато признался Никита.

— Была ли хоть она в санатории?

Никита снова потупился:

— Нынче ей дали путёвку, но она отказалась; сказала, что другому нужнее. А сама поехала со мной на гастроли. — Поднял виноватые глаза на Смурова: — Вы же сами так советовали, Тимофей Степанович. — И повторил: — Ей сейчас гораздо лучше.

— Ах, Никита, разве это — лучше?.. Ты поедешь в Берлин — там под боком Швейцария; увези её туда, скажи, что тебе там необходимо готовиться к чемпионату. И после него — тоже.

— Она не поедет, — угрюмо отозвался Никита. — Отпуск кончается.

— А ты уговори. Докажи, что её присутствие поможет тебе выиграть чемпионат… Если раньше я с тобой разговаривал как врач, то теперь говорю тебе это как большевик. Она вот так нужна нам, — повторил Смуров и провёл рукой по горлу. — Можешь ты выполнить задание партии, хотя и беспартийный? Ведь для тебя это не впервой? Вспомни корниловщину…

— Тимофей Степанович…

— Не возражай. Вези её с собой. Сначала швейцарский курорт, потом перемена мест, впечатления. Хорошее питание…

Странная и непонятная ревность на миг колыхнулась в душе Никиты, но Смуров тут же загасил её, сказав:

— Знаю, что ты в форме, что за эти годы ни в одном чемпионате не имел поражений. Но ты едешь за границу, к буржуям, — дерись за победу каждой клеточкой своего тела. Твоя победа там — это политический акт. Не забывай, что за тобой будет следить весь наш народ… Вот тебе и второе задание партии.

— Второе зависит только от меня, — хмуро сказал Никита. — А Лиду мне одному не уговорить.