Кровавый век - Мирослав Попович

Гросс-адмирал фон Тирпиц

В расчетах российских правящих кругов принималось во внимание, что противники России на западе будут ставить перед собой цель не глобального завоевания империи, а частичные цели – отколоть от империи «народности» ее западных окраин, недостаточно ассимилированные. Отсюда политика поспешной и вульгарной русификации Польши, Украины и других национальных «окраин». Однако и немецкие, и австрийские политики не имели планов решения польской и украинской проблем. Даже после того как Пилсудский, лидер боевиков польских социалистов, а затем «ППС-правицы», предложил Генеральному штабу Австро-Венгрии союз против России, австрийцы реально никак не прореагировали, приняв во внимание лишь возможность оперативного сотрудничества с его подпольем в случае войны. Украинские национал-демократические политики Галичины взяли курс на поддержку австрийского правительства в войне против России в 1910–1913 гг., но кроме обещаний изменений в культурной политике от австрийских властей ничего не дождались. В лице поляков немцы имели тех же врагов, те же ассимиляционные цели и те же проблемы, что и россияне, и у них не было серьезных планов как в поддержку украинского «мазепинства», так и на политическое сотрудничество с польскими ирредентистами.

Такова была модальная, возможная история, которая разворачивалась как бы над поверхностью дипломатических кризисов. Каждый раз правительства должны были решать, запустят они военную машину в действие или нет.

Опора могущества Британии

Характерно, что в подписанных правительствами соглашениях были сформулированы достаточно четкие основания для открытия военных действий, casus belli, но нигде не было указано согласованных целей возможной войны и победы. Первая формулировка военных целей Великобритании дана была либеральным премьер-министром Асквитом 25 сентября 1914 г. в речи, произнесенной в Дублине. Цели войны Асквит выводил из заявления либерального лидера Гладстона еще в годы франко-прусской войны: «Высшим достижением нашего времени было бы утверждение идеи международного права как руководящей идеи всей европейской политики».[115] По Асквиту, это должно было означать отказ от милитаризма, «право на место под солнцем» для малых государств (перечислены были только европейские), замену режима силы «настоящим сотрудничеством европейских стран, основанным на признании равных прав, которые устанавливаются и проводятся в жизнь с общего согласия».[116] 2 ноября Асквит прибавил к этому более конкретное требование возобновления Бельгии, «гарантий безопасности» для Франции, утверждения прав малых народов Европы и уничтожения военного могущества Пруссии. 22 декабря французский премьер Вивиани прибавил к этому требование возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии.

Это были единственные зафиксированные официально цели военного конфликта со стороны государств Антанты. В сущности такая скромность намерений означала, что либеральные западные страны готовы удовлетвориться возобновлением status quo и самим фактом военного поражения Германии, с решительным снижением ее фактического и формального статуса. Все территориальные и другие проблемы были уже деталями.

Не было четких территориальных или других официально сформулированных планов и у Центральных государств. Однако здесь ситуация была прозрачнее. Австро-Венгрию чрезвычайно беспокоил рост веса Сербии – наличие сильного славянского государства на Балканах дестабилизировало и без того неустойчивое внутреннее равновесие «лоскутной империи». Не только и не столько родительское горе цесаря – крайне нервной позицию австрийского правительства после Сараево делали именно внутриполитические мотивы. И оно было первым европейским правительством, которое приняло сознательное решение идти на европейскую войну, когда прозвучали выстрелы террориста.

28 июня 1914 г. в столице Боснии и Герцеговины восемнадцатилетний член «Черной руки» Гавриил Принцип застрелил Франца Фердинанда и его жену, которые приехали в Сараево на маневры и чтобы отметить свою свадьбу. Война России была объявлена Германией 1 августа, – больше месяца было нужно для того, чтобы Австрия и Германия решили, насколько глубоко они поражены поступком чахоточного сербского студента.

Австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд с женой в Сараево

Арест Гавриила Принципа

Решение начать войну было принято в Берлине и в Вене. Основным мотивом было то, что Россия пока еще не готова к войне или, по крайней мере, будет готова намного лучше через пару лет. В июле, когда все решалось, статс-секретарь Министерства иностранных дел Германии Ягов писал послу в Лондоне: «В основном Россия в настоящий момент к войне не готова. Франция и Англия также не захотят в настоящий момент войны. Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задушит нас количеством своих солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа, между тем, все ослабевает».[117] Аналогичные экспертные оценки давались и другими высокими чиновниками.

Ответственность за развязывание Первой мировой войны полностью лежит на политическом руководстве Германии и Австро-Венгрии. Ими было также достигнуто неформальное соглашение с руководством Партии младотурков (не с правительством и не с султаном!), благодаря которому в следующем году действия немецкого флота в Черном море с турецких баз спровоцировали вступление в войну Турции. Особую роль в провокации сыграл Энвер-паша.

Решение приняли оба императора – Вильгельм II и Франц Иозеф – после консультаций со своими высшими правительственными чиновниками, так что персональную ответственность за развязывание войны несут, кроме монархов, правительственные лица – в первую очередь канцлер Бетман-Гольвег, начальник Генерального штаба фон Мольтке, статс-секретарь Министерства морского флота фон Тирпиц – с немецкой стороны, начальник Генерального штаба Конрад фон Гетцендорф, премьер-министр граф Тисса, министр иностранных дел граф Берхтольд – с австрийской стороны. Они получили поддержку основных политических сил своих стран, но то уже вопрос о политической ответственности партий и течений.

Вскоре после неспровоцированного Россией вступления Турции в войну правительство Николая II тайно обратилось к правительствам Антанты с заявлением о судьбе проливов после победного окончания войны. Англия и Франция пошли навстречу России.

Монархи Центральных держав (слева направо: германский кайзер Вильгельм II, болгарский царь Фердинанд, император Австрии, король Венгрии Франц Иосиф и турецкий султан Мухаммед V

Необходимо ясно и определенно сказать, что ни французское, ни бельгийское, ни английское, ни сербское, ни российское политическое руководство не несут ответственности за развязывание Первой мировой войны. Их позиция была позицией обороны своих стран, и они были поставлены или в условия отпора прямой агрессии, или в условия, при которых должны были осуществлять оборонные мероприятия. Еще раз стоит подчеркнуть: Николай II и его окружение не были инициаторами войны, и их действия явились ответом на военную провокацию Вильгельма II, немецкого и австрийского генеральных штабов и соответствующих дипломатических служб. Они вынуждены были начать мобилизацию, в ответ на которую Германия объявила войну России. «Коллективная вина империалистов всех стран» является мифом, рожденным мятежным сознанием в годы отчаяния и деградации, вызванных предельным напряжением сил всех участников войны.

Две стратегии России: континентальная и морская

Признав, что руководство Российской империи не несет ответственности за решение военного конфликта и что, таким образом, война с российской стороны имела оборонный характер, мы не решаем тем самым вопрос о целях России в войне. Самодержавная империя не определяла свои цели и стратегию в официальных документах – воля императора оставалась главным фактором ее военно-политической истории. Тем не менее, венценосный самодержец единолично просто физически был неспособен сформулировать и проводить в жизнь стратегический курс гигантского государственного корабля.

Модальная война в каких-то возможных мирах велась генералами и дипломатами все время. Как же собиралась воевать и победить Россия?

Что касается стратегических целей России, то, по-видимому, лучше всего процитировать типичное выражение, штамп, который принадлежит к совсем другой эпохе – эпохе ренессанса российского национализма в преддверии краха СССР: «Обеспечение свободного выхода сначала в Черное, а затем в Средиземное море всегда было одной из главнейших задач русского государства начиная с Киевской Руси».[118] Подобные штампы не сходят со страниц патриотической российской прессы.