Рождение музыканта - Алексей Новиков

А погруженный в рассеянность Мишель попрежнему ничего не видит. Едва появляются шмаковские музыканты, он от них не отходит. Оркестр – вот где ты, музыка, живешь! И Мишель будет действователем в оркестре!..

Так оказался в учителях у новоспасского барчука шмаковский скрипач Илья, а в руках у Мишеля появилась скрипка. И французский кок Ильи, и беспокойная его нога, и даже сам Илья чувствуют себя не очень авантажно в новом высоком звании. Скрипач смущен; он не в пример долго сморкается и, наконец, выводит на скрипке гамму. Потом бьется над гаммой Мишель.

– Крепче, Михаил Иванович, на смычок жми, – учит Илья, – вот эдак!

Для примера Илья играет сам. Он нажимает на смычок с такою силою, что кисть руки теряет подвижность, и тотчас тяжелеет у скрипки звук.

– Так нас, барин, в Санкт-Петербурге обучали! – не без гордости объясняет Илья.

Мишель снова берет смычок и, зажав его в пальцах по примеру Ильи, извлекает такой же скрипучий звук. Рука быстро немеет, а смычок наливается свинцом. Придется повоевать, видно, и со скрипкой и со смычком.

Мишель вгоняет учителя в седьмой пот. Отпустит его в застольную, а после обеда снова встречает со скрипкой в руках.

– Ну-ка, теперь послушай, теперь каково?

Илья удивленно глянет на барчука: экий быстрый!

– Скрипка, она жару просит! – наставляет он. – Поддай ей, поддай, Михаил Иванович!

Учитель помаленьку осваивается на ученом поприще. А ученик все чаще смотрит на скрипку, склонив голову набок.

– Жару-то ты, может быть, и просишь, а еще чего?

Капризная царица оркестра требовала чего-то такого, чему не мог научить сам первый шмаковский скрипач.

«Может быть, проще играть на флейте?» – соображает Мишель и берется за флейту, за маленькую флейту-пикколо. Скрипка и флейта – новые любимцы – получают в детской все преимущества. Теперь приходится потесниться и книгам, и птицам, и даже Варваре Федоровне.

Варвара Федоровна наблюдает и не может понять: кем же будет Мишель? Неужто скрипачом? Она не допускает и мысли, что Мишелем способна завладеть ничтожная флейта. Но обида за фортепиано уже вооружает Вареньку против непрошенной втируши – скрипки.

– Мишель! – зовет Варвара Федоровна. – Идем играть увертюру, которую привез Иван Андреевич.

– Сейчас! – отвечает Мишель, а сам ни с места. Пиликает и пиликает свои скрипичные пассажи.

Но едва Иван Андреевич собрался домой, Мишель уже отпросился у матушки ехать с ним в Шмаково до завтра.

И Варвара Федоровна опять играет в зале одна-одинешенька. Играет и думает о Мишеле, пока не собьет ее бывший ранее веселым архитектор Он больше не размахивает руками и никогда ничего не свистит. Преображенный музыкой, он садится на угольный диван и, глядя на задумчивую Вареньку, задумывается сам. Должно быть, тоже о Мишеле.

Глава пятая

Мишель знай себе катит в Шмаково с дядюшкой Иваном Андреевичем. Звёздочка и Воронок ходу набирают. Дядюшка ноты развернул, в музыку ушел. А племянник по сторонам глазеет.

Все ему знакомо, все любо, все хорошо… Только откуда осень столько ворон нагнала? Скучно на их черноту смотреть: все поля закаркали. И поля стоят колючие. Вороны по острому жнивью, как по паркету, ходят. А ребятам каково? Вон бегут куда-то вприпрыжку по жнивью.

Коляска въехала в лес. В лесу хлопочут пауки – сети вяжут, через всю дорогу их протянули – ни пройти, ни проехать. Зато и лету никуда не уйти. Они, пауки, хитрые! Ан в малой паутинке самой малой дырочки недосмотрели. Паучонок петлю распустил, а лето в нее юрк – и поминай, как звали! Смотрят науки-мастера, а в сетях осень: здравствуйте, поймали!.. За одного нерадивого паучонка всем терпеть!

Осень, осень!.. Березы, осины, ясени, словно у Успенья на ярмарке побывали, красного товара накупили, разоделись так, что в глазах рябит. А у ясени полушалок всех краше. Ольхи вокруг нее столпились, от зависти заходятся. Только ели молчат: они на обновы не падки. Ели на ярмарки не ходят, им терять нечего. А поровнялась с ними новоспасская коляска, протянули ей зеленые лапы. «Здравствуй, Михайла, куда торопишься?..» И сколько Мишель себя помнит, всегда у елей один разговор…

– Ко́да! Какая ко́да! – вскричал Иван Андреевич и свернул ноты в трубочку. – Эх, коли был бы ты музыкантом! – Тут он вспомнил, что собирался приобщить племянника к истинной музыке. – А что, Мишель, нянька все еще тебе песни поет?

– Да какая же, дядюшка, мне теперь нянька? Мне одиннадцатый год пошел! И Авдотья мне больше не нянька, – Мишель вздохнул. – Редко теперь поет, недосужно ей…

– А ты песни очень любишь?

Мишель глянул на дорогу, на лесную красоту. И хоть ехал он в гости к музыке, ответил твердо.

– Я песни больше всего люблю!

– – Да за что ж их любить? – удивился Иван Андреевич. – Бедные они, Мишель!

– Как так бедные?

– А так, гармонии у них нет…

– Чего?

– Гармонии… – Дядюшка посмотрел на племянника: – Да ты, пожалуй, не знаешь, что такое гармония?

Пока дядюшка объяснял, навстречу коляске побежали шмаковские поля.

– Вот ты и пойми, – кипятился Иван Андреевич, – в многозвучии вся прелесть музыки заключена. Гармония, можно сказать, и есть музыка!.. А ну, припусти! – вдруг закричал он кучеру и, привстав, сам стал дирижировать конями: – Престо! Фортиссимо!..

Кучер Прошка тотчас перевел мудреные барские слова на понятный коням язык:

– Эй вы, залетные!..

А Звёздочка и Воронок и без него дядюшку понимают: ну как же не престо, если сейчас будет тебе и конюшня и торба с овсом!

«Так вот она, гармония? – размышлял, подпрыгивая на ухабах, Мишель. – Она-то и сидит в оркестре». Он только слова не знал.

Шмаковская усадьба была совсем близко. Дозорные пихты расступились, пропуская коней в. аллею.

– Дядюшка, а почему же нельзя к песням гармонию приладить?

Но Иван Андреевич уже выскочил из коляски и взбежал на крыльцо.

– Пробовали, – отвечает он, – не выходит! Она, песня, никакой культуры не хочет…

Мишель едва успевает нагнать Ивана Андреевича у дверей:

– А своей гармонии у нее нет?

– Нет! Ничего у нее нет!..

Модные фалдочки Ивана Андреевича окрылись в полутьме передней. Но и Мишелю больше некогда раздумывать о гармонии. Для того чтобы поскорее добраться до оркестра, ему еще придется пустить в ход тысячу хитростей и отделаться от тетушки Елизаветы Петровны.

Тетушка приказывает подать сласти и требует, чтобы Мишель отведал от всего по порядку. Потом Елизавета Петровна по порядку расспрашивает о батюшке, о матушке, о Поле, о Наташе, о Лизе, о Машеньке и, расспросив по-французски, переходит на русский. Ни дать, ни взять – классные диалоги. А время летит! И, может быть, оркестр уже начал сыгровку?