Грустничное варенье - Елена Вернер

Выехав на трассу, Егор утопил педаль газа. Джип радостно заревел, как выпущенный на волю волкодав.

– О да, дружок, помчали, – довольно пробормотал Егор в ответ. По его лицу блуждала улыбка.

Глава 10. Шаман-камень

Лара не могла выбросить из головы все свои ошибки. Сколько можно ошибаться? Вот и Егора она еще час назад подозревала в интрижке с Мариной, а оказалось, та просто помогла сделать воздушного змея. Дело это небыстрое – наверняка Егор потратил полночи, чтобы смастерить подарок.

– У тебя есть двоюродные сестры? – все-таки вырвалось у нее.

– Насколько мне известно, нет.

Быстрый веселый взгляд на нее (выдала себя с потрохами!), потом снова на дорогу. Она поняла, что все еще сидит в арефьевской толстовке, принюхивается к терпкому запаху, затаившемуся в складках флиса, и почувствовала горячий ком в горле. Ее руки нервно оглаживали кожу Лилиного рюкзачка, покоящегося у нее на коленях.

– Я должна попросить прощения за свое поведение…

– Не-а.

– Что?

– Ничего ты мне не должна, – беспечно пояснил Егор. – Ты вела себя так, как считала нужным или правильным, или просто так чувствовала. В тот момент. Смысл теперь извиняться? Просто веди себя иначе, если хочешь, и все будет отлично.

– Я так не могу.

– Можешь, – жестко оборвал он ее. – Перестань себя жалеть. И перестань сожалеть. Иди вперед. Если бы мы с тобой сожалели о каждом оставшемся позади километре из этих четырех тысяч – мы бы когда-нибудь оказались здесь? Сомневаюсь. А смотри, как красиво…

И правда, красиво. Дух захватывает. Местность становилась все более пересеченной, скалистой, неуступчивой. Земля щерилась зубами белесых сопок. Джип был последним островком комфорта, но после происшествия с двигателем Лара стала воспринимать его хрупким и ненадежным. Тот же попугай из экваториальной области. Не для этих дорог, не для этой жизни: вон как грозно перекатываются под днищем камни, колотясь о карданную защиту.

– То, что ты сделал для Владика… – продолжила Лара.

– Такая малость. Хотя и вышло здорово, – Егор довольно хмыкнул. – Они будут дружить, Владик и змей. Помню, у меня тоже был в детстве друг. Братьев и сестер не было, а друг был. Дюдюка. Вязанная коричневая игрушка. Забавно, но она была у меня задолго до того, как про нее сделали мультик. Она всегда сидела в кресле, а я, пока родители не слышали, рассказывал ей кучу разных вещей, советовался. Она знала мои сны, мои мысли и не боялась того, чего боялся я. А потом папа собрал те игрушки, которыми я не играл, и отвез их в детский дом. И Дюдюку тоже. Он подумал, что она мне не нужна, потому что я никогда с ней не играл – в его понимании. А я-то считал, что с друзьями не играют, а дружат… Забавно. Не знаю, почему я вспомнил. Вроде взрослый уже…

Егор усмехнулся и беспокойно взглянул на Лару – не смеется ли она. Она хмурилась. Тогда он продолжил:

– Дети и взрослые – мы в разных весовых категориях. Дети зависимы. Но зато, если взрослый достаточно внимателен, он может исправить любое детское горе, восполнить любую нехватку. А потом… Потом мы вырастаем. И то, что мы можем сделать друг для друга – настолько крохотно…

– Как посмотреть.

– Да как угодно! Все главное, самое важное человек делает для себя сам. И хорошее, и плохое, и помогает себе, и губит себя. С одной стороны, это хорошо – вроде как отвечаешь за свою жизнь. А с другой стороны – некого обвинить в своих бедах.

Лара, по новому своему обыкновению, к которому только привыкала, всматривалась в лицо Егора, пытаясь по рисунку его черт прочесть, о чем он думает. Бывает, что дети пытаются разобрать мысли родителя, чтобы выгадать удачный момент, но внимание Лары было другого толка. С недавних пор ей жизненно важно было знать, о чем он думает и, что еще важнее, как чувствует.

Егор настроил кондиционер, очистил лобовое стекло от успевшей налипнуть на него мошкары и только после этого добавил:

– Я хочу до тебя донести, что в том, что происходит с другими, мы не виноваты. Более того, мы почти не имеем к этому отношения.

– Говори прямо.

– Ты и так знаешь, о чем я. Но тебе непременно нужно, чтобы я сказал это вслух? Да? Ладно, – он вздохнул. – Ты не виновата в том, что происходило с Лилей.

– А кто виноват? Лиля? – отозвалась Лара, ощущая привычную потребность огрызнуться, когда разговор заходил о Лиле, но почему-то не находя на это нужной энергии.

– Виноват – вообще неподходящее слово. Просто все, что она делала и что чувствовала, делала и чувствовала она. Не ты. Не я. Она.

И прекращая дальнейшие споры, он вставил в магнитолу самый важный в этой поездке диск и перекрутил на нужный трек.

– Мы уже в Сибири, правда? Сижу я сейчас перед компьютером и одновременно еду и кручу головой по сторонам. И вижу перед собой эту самую Сибирь. Я заметила, в иностранном кино очень любят показывать Россию как Сибирь, для них ведь словно не существует ни нашего юга, ни нашей средней полосы, всюду одна Сибирь, потому что она непонятная. Огромная. Страна в стране. Она всегда меня так манила. Возможно, она уже объяснила мне то, чего я не знала раньше. Надеюсь на это, иначе зачем было все это затевать? – рассуждала Лиля. – Надеюсь, мы с ног до головы обрызганы репеллентом, иначе нас сожрут клещи, или комары, или мошкара, или все вместе. Надеюсь, в баке полно бензина, а то я читала, что после Красноярска нет толковых заправок, и можно застрять у обочины, голосуя с поднятой канистрой. Я вообще много на что надеюсь.

Лиля хихикнула и без предупреждений включила музыку. Это была совсем незнакомая, другая Лиля. Теперь она говорила о том, о чем обычно молчала, и даже музыка у нее была иная, непривычная. Вот сколько на диске было записано классики? Пара треков? Сейчас заиграла песня, которую Лиля никогда не ценила, в отличие от Лары. Пронзительная, грустная, но неизменно дающая силы надеяться. Заезженная, но по-прежнему волшебная «Knocking on heaven’s door»[9]. Раньше Лиля считала ее слащавой.

– Лара любит эту песню, – задумчиво проговорила Лиля, словно отвечая на вопрос. – В последнее время я понимаю почему. Я вообще начинаю осознавать, что мы с сестрой похожи куда больше, чем говорим. Только она смелая, а я трусиха. Так всегда было. Помню, однажды, в шестом классе, мы влюбились…

Встрепенувшись, неловко столкнув под сиденье мобильный телефон, Лара потянулась к магнитоле и нажала «стоп». Егор покосился на нее вопросительно, и она покачала головой, не желая ничего объяснять. Историю, которую хотела рассказать сестра, она и так знала отлично – а ему знать незачем.

В шестом классе они влюбились в одного и того же мальчика. Стоило Лиле упомянуть про него, как Лара уже вспомнила: таких пушистых ресниц, как у Юры, она не встречала больше никогда. После гибели отца он быстро повзрослел, и даже родители одноклассников поражались, как быстро это произошло. В десять лет он стал старшим в семье, взвалив на себя заботу о довольно беспомощной, очаровательной маме и младших сестрах. Тогда-то вкус Лили и Лары совпал, единственный раз в жизни. Сначала они не знали об этом, потом выяснили и поссорились. Но долго так продолжаться не могло. Их рассудил сосед-подросток, предложив каждой «на слабо» съесть горсть волчьей ягоды: кто съест, тот и победит в споре. Хорошо еще, сосед не знал о предмете спора, а близняшки молчали на зависть партизанкам. Обе помнили давний, еще мамин, наказ не есть этих ягод, чтобы не превратиться в волчонка. Но Лару, в отличие от сестры, это не остановило. Она набрала с куста с гибкими багровыми ветвями полную пригоршню мертвенно-белых, словно прозрачных, с голубоватым налетом ягод и ссыпала их в рот, а потом долго жевала, с замиранием сердца ожидая неминуемого: вот сейчас она покроется шерстью, у нее отрастут когти и желтые клыки… До сих пор она помнит на языке этот вкус, по-осеннему прохладный и довольно невнятный, ни сладости, ни горечи – и помнит ужас в глазах сестренки.

Все обошлось без последствий, даже без поноса. Верная слову, Лиля готова была отступиться от мальчика с пушистыми ресницами. Но и Лара отступила – ради сестры. А Юра так и остался выигрышем, который никто не востребовал.

Собравшись с духом, Лара включила следующую запись.

– Коль уж с нами, вероятнее всего, нет моей любимой сестры, придется мне и дальше выполнять вместо нее роль сказочницы. Хотя я, пожалуй, даже вошла во вкус. Теперь-то я понимаю моего Кузнечика. Это непередаваемое ощущение, когда ты уже знаешь легенду, она тебя будоражит, и хочется пересказать ее кому-то, донести до любимого человека и увидеть, как она завлекает и его. Как перед его глазами восстает из небытия. В этом вся суть фольклора – его не читают, а пересказывают. Им делятся. Куда там литературе, мы все такие же первобытные поселенцы, которых зачаровывают истории, рассказанные друг другу ночами у трескучего костра.

Мне не терпится оказаться на Байкале, представляю, как мы вымотались за эту дорогу. Точнее, не представляю. И пока мы все еще едем, я расскажу про него и про Ангару. Она ведь единственная река, вытекающая из озера – а впадает их больше трех сотен… Так вот. Давным-давно в каменном дворце жил могучий богатырь Байкал, и была у него красавица дочь Ангара. Ни в нарядах, ни в украшениях не знала она отказа, и все любили ее за добрый, хотя и непокорный нрав. И вот однажды отец задумал выдать Ангару замуж. Многие к ней сватались, а лучше других показался Байкалу витязь Иркут. Стал он уговаривать дочь быть благосклонной к Иркуту, но Ангаре тот не приглянулся. И когда на соревнования со всех земель съехались молодые воины, сердце Ангары пленил красавец Енисей, прибывший из-за гор. Лучше всех стрелял он из лука и скакал на лошади, а победы все посвящал ей.