Летос - Алексей Пехов

Его вопрос был неожиданным и поставил девушку в тупик. Мильвио расценил ее замешательство несколько иначе:

– Это такой фрукт. У вас на Летосе он не растет. А у меня как раз завалялась в сумке пара штук. Вам интересно попробовать?

Она знала, что такое апельсин. Отец, вернувшийся из путешествия в герцогство Варен, привез ей однажды маленький, бледно-оранжевый шарик. Вкусно пахнущий, ароматный и кислый.

– Почему бы и нет? – легко согласилась она.

Мильвио расстегнул деревянные пуговицы на своей сумке, ослабил кожаные тесемки и достал пару апельсинов. Каждый из них оказался в три раза больше того, что привозил ее отец. Ярко-оранжевая, казалось, излучающая тепло кожица, рельефная, необычная, притягивала взгляд. Светловолосый пассажир чуть выдвинул меч из ножен, разделил о клинок первый плод на две неравные части. Большую протянул девушке, меньшую акробату.

– Угощайтесь.

Запах брызнувшего во все стороны сока долетел до Тэо, и тот почувствовал, как желудок скручивается от боли и к горлу подступает тошнота. Мильвио посмотрел на него странным взглядом, спросив негромко:

– Что такое? Тебе нехорошо?

– Все нормально, – соврал тот. – Немного укачало. Я пройдусь.

Пружина быстро отошел в сторону, как можно дальше, оставив Шерон и мечника вдвоем. Канатоходец был озадачен, что привычный аромат вызывает столь неприятные чувства.

Стараясь дышать глубоко, он благодарил холодный ветер, бьющий в лицо, и ощущал, как по спине стекают ледяные капли пота и дрожат пальцы. Лавиани покосилась на него:

– Если собираешься опустошить желудок, делай это подальше от меня, мальчик.

– Со мной что-то не так.

– Ну да. Не так. У тебя метка той стороны размером с мою ладонь, и тобой заинтересовался шаутт. Это явно нельзя назвать нормальным.

– Апельсин. Мне так дурно никогда не было. Я едва не потерял сознание от запаха.

Та посмотрела на него недоверчиво:

– Смешно.

– А мне, как видишь, не очень. Это из-за отметины?

Сойка нахмурилась:

– Не имею ни малейшего понятия, при чем здесь солнечные шары[14]? Если тебя так перекосило от запаха, то что будет, если ты сожрешь его?

К горлу вновь подкатила предательская тошнота.

– Даже думать не хочу!

Лавиани наклонилась к нему:

– Ну тогда радуйся, что так легко отделался, не став его пробовать. К тому же отказ от апельсинов куда лучше, чем отказ от мяса или, например, воды. Если этим все и ограничится, можешь плясать.

– Ну и как вам? – с искренним интересом спросил мечник.

– Кажется… я люблю апельсины.

Тот расхохотался. Но не обидно и не зло:

– Я рад. Этот плод вырос в Треттини и проделал путь через половину мира, чтобы вы смогли оценить его по достоинству.

– Вы путешествуете?

– О да. Я люблю познавать мир, сиора. Немного сражался, немного писал стихи, беседовал с интересными людьми. Вы удивитесь, но таких гораздо больше, чем мы с вами думаем. Я постоянно встречаю их на своем пути. Вот вы, например.

Она не удержалась и ответила на улыбку:

– У вас очень насыщенная жизнь, господин де Ровери.

– Прошу вас, называйте меня просто Мильвио. Официальное обращение оставим для врагов и спесивых глупцов. Думаю, ваша жизнь ничуть не менее насыщенна, чем моя, сиора Шерон. Уверен, у указывающей много интересных историй.

Она вздохнула:

– Возможно, для жителей материка это и так. Для нас же это рутина и выживание.

Его зеленые глаза лукаво блеснули:

– Многие отдали бы все за ваш дар.

– Неужели?

– Никогда не задумывались над этим? Магия ушла из нашего мира, остались жалкие крохи, которые и найти-то непросто. Асторэ уничтожены, эйвы сгинули в своих лесах, шаутты и мэлги, на наше счастье, лишь изредка появляются на Рубеже. Больше нет великих волшебников. Тион был последним из них. Все стало иным. Многие историки считают, что слишком уж обычным и пресным. Указывающие – одно из редких явлений, в которых живет старое волшебство.

– Указывающие и Летос. А также умершие ночью и синее пламя. Как я понимаю, эти историки живут прошлым, Мильвио. И совсем не думают о том, какая долгая цепь тысячелетних событий привела нас к такому существованию. Катаклизм был финальной точкой, и его присутствие до сих пор эхом отдается по миру. Интересно, они задумывались над тем, что совершили? – Ее голос прозвучал грустно.

– Они? – не понял Мильвио.

– Великие волшебники. Скованный. Тион. Все остальные. Игры с магией, непонимание, амбиции, нетерпимость, нежелание услышать друг друга. Их давно уже нет в живых, а мы до сих пор расхлебываем последствия их ошибок.

Слыша ее тон, собеседник стал серьезен и сказал негромко, но все так же певуче:

– Все началось еще до Тиона и Скованного. Вы правы. Но мы уже ничего не можем изменить. Это наше прошлое.

Она слушала его, хмурясь, глядя на свои башмаки:

– Все так, Мильвио. Но я бы с радостью обменяла свой дар на обычную жизнь для моих соотечественников. Чтобы никто не прятался по домам с наступлением сумерек, чтобы тот, кто умер ночью, не бродил среди живых, и чтобы никогда больше не видеть, как огонь становится синим. Вы тоже из тех людей, кто отдал бы все за такие способности, как у меня?

Светловолосый путник рассмеялся, и она подумала, что ей нравится, как звучит его смех.

– Я, сиора? О нет. Я из таких, кто никогда не хотел стать волшебником. От магии одни неприятности. Конечно, не всегда она зло. Указывающие тому примером, но… Хорошо, что волшебства осталось так мало.

Здесь она была с ним совершенно согласна.

Глава двенадцатая

Законы Летоса

Летос похож на тарелку из тонкого фальнского фарфора, которую с высоты уронили на грязную мостовую, и осколки разлетелись во все стороны. Герцогство, разбросанное по сотне мелких и крупных островов, являющихся жалкими клочкам былого могущества, чужакам кажется пустынным и разобщенным. Но стоит присмотреться, и становится понятно, что каждый из живущих здесь соблюдает законы и правила, которые не дают скатиться стране во тьму и ужас. Ибо это вопрос выживания.

Вода была такого цвета, словно ее отлили из свинца. Тэо смотрел на море и чувствовал во рту привкус металла, думая о том, что создается впечатление: прыгни за борт – и ударишься о твердую поверхность.

Паром плыл по узкому фьорду с отвесными базальтовыми стенами, уходящими к сизым облакам. Со скал вниз срывались гремящие седые водопады, и холодные брызги воды долетали до пассажиров, а ветер, мечущийся где-то наверху, выл, как в каминной трубе, так жутко, словно сотни шауттов стояли на вершинах.

Лавиани тоже не нравился звук, Пружина то и дело видел, как она задирает голову, стараясь определить, где скрываются существа с зеркальными глазами.

Фьорд поворачивал на запад почти под прямым углом. Водяные колеса мерно чавкали, хрюли постанывали, но не устало, а от нетерпения, чувствуя близость человеческого жилья. Из воды к небу вырастала древняя стела, которую венчала каменная птица, самая большая из всех, что уцелели на Летосе.

– Альбатросы Скованного, – сказал Тэо неслышно подошедший Мильвио и оперся локтями о фальшборт. – Довольно величественное зрелище даже спустя века. Они попили много крови из Тиона и его сторонников. Каждый был крепче замка и опаснее целой армии. Прежде чем восставший ученик дошел до Талориса, ему пришлось уничтожить всех волшебных птиц.

– Уничтожить? Но этот цел.

– Магию, что жила в камне, – пояснил мечник. – Хотя, конечно, называть их работой Скованного – кощунство. Это произведение учеников Шестерых.

Альбатрос касался облаков спиной, Тэо даже не представлял, сколько весит каменное изваяние, которое было почти в два раза больше их парома.

– И что бы случилось, если бы асторэ сейчас появились здесь?

Голубоглазый мечник посмотрел на акробата с иронией:

– Ты мне и скажи.

– В смысле?

– Да ничего бы не было, дружище! В птице же нет магии. Появись здесь асторэ, они могли бы делать все, что захотели. Петь песни, пить вино и радоваться жизни. В прошлые же времена альбатрос бы остановил их за пять лиг. Смотри! Наконец-то Арант!

Широкая, похожая на дубовый лист гавань казалась пустой и неприветливой. На ее берегах расположился самый большой город Летоса, окруженный с запада и востока синеватыми высокими сопками, далекие вершины которых уже успел покрыть белый налет снега – и сейчас они горели бледно-желтым из-за света клонившегося к горизонту, выглянувшего из-за облаков солнца. Ветер, не сдерживаемый преградами скал фьорда, носился над морем, словно одуревший от счастья пес.

Серые каменные дома с черными крышами и массивными дверьми и ставнями. Улицы уходили от воды вверх, к замку. Который даже спустя полтора тысячелетия с момента своей постройки был невероятно воздушен. Удивительные, темно-фиолетовые оттенки, высокие зубчатые стены с четырьмя тонкими башнями по углам. Пятая – самая высокая, такая высокая, что в пасмурные дни ее шпиль терялся в облаках, оказалась спиральной и словно выточенной из чистейшего льда.