Семь троп Питера Куинса - Макс Брэнд

— Черт возьми! — воскликнул вдруг Питер. — Совсем недавно я счел бы себя счастливейшим на свете, если бы всадил в тебя пулю, а теперь я счастлив гораздо больше, потому что ты со мной и мы с тобой мирно беседуем. Продолжай, па!

Отец крепко сжал руку сына и начал рассказ. Время от времени останавливался, морщась от боли. Потом неторопливо продолжал ровным глубоким голосом. Питер Куинс, откинувшись спиной к скале, внимательно слушал, только время от времени вставая, чтобы дать отцу глоток воды или бренди из фляжки, в зависимости от того, что, по его мнению, в тот момент казалось нужнее.

Глава 30

РАССКАЗ ДЖОНА КУИНСИ

— Зло, которое совершил Монтерей, — большое зло, — начал Джон Куинси, — ибо если хороший человек творит зло, то оно обязательно большое зло. Понял?

— Выходит, Монтерей хороший человек?

— Да, он хороший человек, — кивнул отец.

— Мне показалось…

— Что показалось?

— Показалось, что он довольно много темнит.

— Что в этом плохого? Он жадный?

— О нет.

— Жестокий?

— Думаю, нет,

— Так какой же он?

— Не могу сказать ничего определенного, — признался Питер Куинс. — Но я его боюсь.

— Вот в этом все дело, — согласился отец. — Когда хороший человек творит зло, он выворачивается наизнанку и становится хуже самого конченого негодяя. Монтерей был одним из самых замечательных людей. Он совершил зло, и оно его отравило. Но внешне он сохранил личину порядочного человека. Теперь все по порядку.

Он помолчал, закрыв глаза, вспоминая подробности. Потом заговорил:

— Когда я, направляясь прямо на юг, покидал Штаты, во мне кипела злоба. Я был тяжело болен. На моих глазах умерла жена, на моих глазах заживо сожгли, как я думал, моего малыша. — Джон Куинси жадно посмотрел на сына. — Ты так похож на мать, парень, — тихо сказал он. — Гляжу на тебя, а в глазах малыш, которого я потерял, и моя бедная девочка! Ладно, не стану отвлекаться. Но я не в силах… просто не в силах забыть! И тогда со мной творилось то же самое. Я понимал, что если останусь в Штатах после того, что сделали с моими самыми близкими, то буду убивать. К тому времени в Штатах на меня уже навесили не одно убийство. Но все эти обвинения гроша ломаного не стоили, вранье с начала до конца. Все это ложь, сын! Когда человек оказывается вне закона — когда он по глупости избегает предстать перед судом и объявляется преступником, — ему приписывают все, что случается на сотни миль кругом.

Если становится известно, что под ним гнедой конь, всякого налетчика на гнедом коне зовут его именем и всякое убийство, совершенное кем угодно, лишь бы он скакал на гнедом коне, списывают на него. Так случилось и со мной. Но все это сплошная чушь. О, меня бы за все это повесили. И теперь повесили бы. Сотни тысяч порядочных людей отправились бы спать, счастливо потирая ладони, узнав, что я сгорел заживо. Но Бог правду знает! — От обращенного кверху взгляда у Питера Куинса похолодело внутри. В этом взгляде он не заметил ни капли ханжества. Подтверждением служили и произнесенные мрачным тоном слова. — При той жизни, которую я вел, жизни между адом и голубым небом, когда по ночам горы прижимают душу к ледяным звездам… человек поневоле начинает думать о той силе, которая его сотворила. Так и со мной. Бог меня не знал, но я о Нем помнил. Я много чего натворил. Но всегда старался помочь обиженным и потрошил только тех, кто по чужим головам вскарабкался наверх. У бедняков не взял ни копейки. Наоборот, все отдал им. Через мои руки прошли сотни, тысячи долларов. Где они? Я помог пятистам мужчинам, женщинам и детям, когда сгорел городишко Сан-Тристе и они остались без крова. Вот одно из моих дел. Были и другие. Раздавал своим людям. Но загляни сегодня мне в кошелек и увидишь, что он почти пуст. А что до убийств, то я никогда не дрался, если только меня не загоняли в угол, и ни разу первым не поднимал руку на другого. Да, я причинял зло, но еще неизвестно, чего будет больше, когда придет время подбивать бабки.

Питер Куинс молча кивнул. Он дышал полной грудью, словно услышанные им слова пролились на его душу очистительной водой, смывавшей с нее позорные пятна и возвращавшей ему доброе имя.

— Я изо всех сил спешил на юг, опасаясь самого себя, а не тех, кто гнался за мной, — боялся, что если поверну им навстречу, то разотру их в порошок! Мне хотелось давить их, как винодел давит виноград.

Итак, добираюсь до Рио-Гранде, переезжаю на ту сторону и начинаю с нуля. А какой у меня выбор? Впору браться за старую игру, которой занимался на Севере. По крайней мере, так советовали знакомые мне по старым временам парни, которых я повстречал к югу от границы. Они твердили, что не дадут мне «завязать», но я решил их надуть.

Занялся старательством, сразу напал на богатую жилу и хорошо заработал. Через три месяца после того, как перебрался через реку, обосновался в Мехико. В городе познакомился с молодоженами, рудокопом и его женой. Мужа звали Джон Сэнборн, жену Кейт Сэнборн. Кейт ждала ребенка.

Они уехали с рудников, чтобы воспользоваться услугами хорошего доктора и тому подобное. И первое, что они сделали, так это спустили все свои денежки. Так что я помогал им продержаться на плаву. Будучи при монетах, я не шибко за них держался. И с интересом наблюдал, как у них шли дела. Можно было подумать, что вместе с рождением младенца мир перевернется и все пойдет в нем по новой. Ребенок родился что надо. Девочка, назвали ее Мэри.

— Как! — воскликнул Питер.

— Не забегай вперед, сынок!

— Неужели…

— Минутку, малыш. Первые десять дней все шло прекрасно. Потом Кейт Сэнборн захворала. И грянул первый удар. За три часа бедняжка сгорела от воспаления легких.

Но у крошки еще оставался отец. Более того… мать, умирая, сказала мне, что Джон совсем беспомощен с младенцем, и взяла с меня обещание, что я позабочусь о Мэри. Я поклялся, что сделаю для нее все! Не в моих правилах бросать слова на ветер. Сегодня я отпустил человека, который тоже держит обещания, хотя он обещал совсем не доброе!

Но однажды, когда я появился с кучей игрушек, увидел метавшегося по дому вконец обезумевшего Джона Сэнборна. Он пытался меня застрелить — кричал, что это моих рук дело. Я стал расспрашивать и в конце концов понял, что маленькую Мэри украли.

Этот второй удар стукнул меня как обухом по голове. Разумеется, крошка была прелестным ребенком, чтобы польститься на нее, но мне никогда не приходило в голову, что на свете есть такие низкие твари… Но об этом позже. Тогда я многого еще не понимал!

Джон Сэнборн почти тронулся. Я объявил награду в тысячу долларов. Полиция старалась как могла, но никаких следов Мэри так и не нашли. Она лежала в колыбельке, нянька шила в соседней комнате, дверь между комнатами оставалась открытой. Мэри украли в какие-то десять минут. Мы нашли следы, свидетельствовавшие, что вор проник через окно.