Полет в неизвестность - Сергей Дмитриевич Трифонов

«Интересно, — подумал Савельев, — Лена уже проснулась? Наверное, да, она жаворонок. Как она меня встретит? Ведь она и не знает о моем приезде, но вскоре узнает. Летчики ящики домой привезут и, конечно, проболтаются».

Въехав в Москву, офицеры стали переговариваться. Многих интересовало, отчего главк проводит совещание в старом здании Генштаба, что в Колымажном переулке. В результате непродолжительной дискуссии пришли к единому мнению: начальство решило ознакомить застрявших в Германии и оторвавшихся от свежих новостей контрразведчиков с положением на Забайкальском, 1-м и 2-м Дальневосточных фронтах. И не ошиблись.

В просторном помещении, где разместились полсотни генералов и старших офицеров Главного управления военной контрразведки «Смерш» Наркомата обороны СССР, погасили свет и показали свежую фронтовую хронику, только доставленную в Москву. Затем молодой полковник-генштабист кратко и толково доложил о наступлении всех трех фронтов под общим командованием маршала Василевского, в результате которого наши войска за десять дней продвинулись на 600 километров. Он рассказал об операции кораблей и войск Тихоокеанской флотилии на Сахалине и Курильских островах.

Опытнейшие офицеры, прошедшие суровыми тропами самой страшной войны, искренне радовались высочайшему уровню организации и руководства войсками, низким потерям и колоссальной технической оснащенности частей и соединений. Только танков и самоходных артиллерийских установок воевало свыше пяти с половиной тысяч. Правда, интересно было и другое, сказанное полковником. На Дальнем Востоке в войсках находилось более тысячи образцов старой, снятой с вооружения техники, но вполне пригодной для борьбы со слабобронированными японскими танками. Поэтому в боях успешно применялись танки БТ-5, БТ-7 и даже Т-26. Полковник, заканчивая, подчеркнул, что эта война вовсе не легкая прогулка Красной армии, там произошло непримиримое противостояние советского, русского духа и японских традиций стойкости.

После генштабиста выступил замначальника главка по разведработе генерал-лейтенант Селивановский. Савельев никак не мог вспомнить, где он видел этого генерала с вьющейся, хорошо уложенной шевелюрой густых каштановых волос, крупным и волевым лицом римского полководца. Когда тот встал вполоборота к аудитории, вспомнил: Эрмитаж, Зал героев 1812 года, портрет генерала Ермолова. Точная копия! Видимо, Селивановский знал об этой схожести и старался поддерживать образ.

Он явно торопился и оперировал только цифрами и фактами, решительно отсекая обобщения, выводы, заключения. Но Савельев узнал многое, о чем имел смутное представление, в первую очередь об особенностях района ответственности его группы. В Тюрингии располагались 63 завода, работавших на авиацию, и еще 74 в Саксонии. Сто тридцать семь заводов! А его группа нашла и обследовала пока не более пятидесяти…Фабрика детских игрушек фирмы «Гоберт-Гортвиц» изготовляла плоскости к самолетам, шоколадная фабрика фирмы «Мауксион» в Заальфельде производила цилиндры авиамотора «БМВ», вязальная фабрика в Апольде выпускала фюзеляжи и узлы управления для различных самолетов… Но особенно резанула информация о подземном авиационном заводе по производству самолетов с реактивным двигателем в городе Кала. Оперативникам Савельева о нем ничего не было известно.

Перейдя к итогам работы опергрупп, Селивановский сообщил, что благодаря им из Германии уже вывезено более ста тысяч станков и другого промышленного оборудования, 66 тысяч из которых отправлено на заводы Наркомата авиационной промышленности. Некоторые образцы были уникальными. Так, самый мощный в мире пресс давлением 30 тысяч тонн вывезен с завода фирмы «И.Г. Фарбениндустри» в Биттерфельде. На одном из затопленных немцами заводов нашли пресс, который Наркомтяжмаш СССР заказал в Германии перед войной, но так и не успел получить.

Далее генерал заявил о необходимости прекращения вывоза в СССР станков, оборудования, сырья и готовой продукции с германских заводов авиационной промышленности, о скором приезде в Германию представителей Наркомавиапрома и необходимости помочь им наладить производство авиационной техники на месте. Один из офицеров не выдержал и задал мучавший всех вопрос:

— Товарищ генерал-лейтенант, а как быть с соглашением союзников о демонтаже всех авиационных заводов Германии? Ведь о нашей работе американцы и англичане узнают очень быстро. Скандал выйдет.

— Вы, товарищ майор, на то и служите в «Смерше», — Селивановский многозначительно поднял указательный палец, — чтобы никакой информации не досталось нашим заклятым союзникам. А об остальном не беспокойтесь. Пусть об этом товарищи из Наркоминдела думают.

— Так ведь, товарищ генерал-лейтенант, — не унимался майор, — каждому немцу рот не заткнешь.

— Заткнем, — генерал начинал сердиться, его лицо и шея побагровели, — на каждый роток накинем платок! Ну а если, майор, узнаем, что информация просочилась из сектора вашей ответственности, я вам не позавидую.

Вопросов больше не было. Селивановский предупредил, что в сентябре начнут прибывать подразделения НКВД для охраны объектов, поэтому опергруппы сократят, изъяв у них мотострелковые и автомобильные батальоны, а возможно, и саперные роты. Иными словами, за группами остаются только функции контрразведывательного обеспечения. На этом совещание и закончилось. Офицеры покидали помещение с еще большим количеством вопросов, не получив ответ ни на один из накопившихся.

Оказалось, генерал Барышников приглашал к себе на Лубянку не всех командиров опергрупп, что давало надежду все вопросы выложить перед ним, непосредственным начальником. И как полагал Савельев, у генерала наверняка найдутся ответы, уж будьте уверены.

До совещания в Наркомавиапроме оставалось еще полтора часа, и руководство решило покормить офицеров в генштабовской столовой. Савельев, покурив с офицерами, подошел к дежурному, сидевшему за столиком у лестницы, ведущей на второй этаж, и попросил разрешения позвонить в город.

— Нельзя, товарищ подполковник, все звонки записываются «Смершем». Меня под трибунал отдадут.

— Не отдадут, капитан. — Савельев показал свое удостоверение, от вида которого капитан даже встал. — Давай журнал звонков, записывай мою фамилию, звание и должность, дату и время звонка поставь, а я распишусь.

После того как Савельев расписался, дежурный с уважением пододвинул телефонный аппарат. После нескольких гудков трубка заговорила скрипучим мужским голосом. Савельев попросил позвать Елену Савельеву, на что получил резкий отпор:

— Вы кто такой, чтобы фамильярно требовать к телефону ответственных должностных лиц?

Савельев чуть не расхохотался. Еле сдерживаясь, он продолжил командным голосом:

— Старшего лейтенанта Савельеву к телефону, немедленно!!

Трубка на минуту задумалась, урча, кряхтя и вздыхая, затем вкрадчиво заговорила, явно озадаченная:

— Я извиняюсь, а как прикажете доложить?

— Из главка звонят, с Лубянки!

На том конце, похоже, вошли в ступор. После новой паузы в трубке послышалось:

— Товарищ Савельева, будьте так добры, возьмите трубочку, вам с Лубянки телефонируют.

Лена, видимо, что-то поняла или почувствовала, ее голос звучал бодро и весело:

— Савельева слушает. Милый мой, дорогой, здравствуй! Я так и подумала, что это ты. Где ты? Как ты? Ой, прости за глупые вопросы, все равно не ответишь.

— Отвечу, Леночка, я в Москве. Часам к восьми вечера освобожусь и сразу к тебе. Как мама?

— Да все в порядке. Очень буду ждать.

Савельев положил трубку и крепко пожал