На острие меча - Богдан Сушинский

«Да еще потому, что не хотел привлекать к ним внимания других членов Тайного совета», – понял Одар-Гяур II.

– И не стоит думать, что, принимая их, вы будете чем-либо обязаны хану, – совершенно некстати уточнил Костас. – Я передал их начальнику охраны, чтобы не тратить время на процедуру передачи даров.

– Дары отвергать не принято. Даже если они исходят от недавних врагов. Но мы-то, князья Острова Русов и крымские ханы, никогда не враждовали.

Поклонившись, Костас пошел к выходу, однако уже у ворот князь вдруг окликнул его.

– Я прошу вас сейчас не как князь, а как отец, – проговорил он, приблизившись к греку. – Мне не хотелось бы, чтобы от слуг хана исходила хоть какая-нибудь опасность для моего сына. Даже если случится, что Одар-Гяур III, как подданный польского короля, будет сражаться против татарских чамбулов.

Костас понимающе помолчал, прокашлялся.

– Если бы вы и не произнесли этих слов, я все же осмелился бы передать их первому советнику хана, считая, что, как отец, вы просто не могли не высказать их.

3

Проснулась Сесилия от ощущения жуткого холода. Приподнявшись, она обнаружила, что лежит совершенно нагая, и лишь в ногах валяется скомканная простыня. В то же время укутанная в одеяло маркиза ютится на полу, между столиком и камином.

– Вот это ты напрасно, – проговорила Сесилия, дрожа от утренней сырости. Поднялась, налила себе вина. – Выпьешь?

– Уходи к себе, – брезгливо покачала головой Эжен и отвернулась к стене.

– Да не вспоминай ты больше об этой ночи, и вообще, все очень быстро пройдет.

Протянула один бокал маркизе.

– Я сказала: уходи к себе! – почти простонала хозяйка «Лесной обители».

Сесилия опустилась на кровать и так, держа оба бокала, долго сидела, опустив голову и предельно ссутулившись.

– А ведь все было так хорошо, – с грустью и обидой в голосе произнесла де Роан, встряхнувшись, наконец, от дремы. – Так хорошо, что даже страшно вспоминать. А ты вдруг взяла и все испортила. С Клавдией все выглядит иначе, с нею и после всегда хорошо. А главное, она никогда не мучается нашими бабьими терзаниями. И мне не позволяет.

Эжен поднялась и, не удосужившись даже отряхнуть одеяло, улеглась на кровать, решительно заявляя этим, что на сладкую утреннюю негу рядом с ней пансионессе рассчитывать не стоит.

Сесилия молча, безучастно как-то, проследила за ее действиями, допила содержимое своего бокала, затем бокала Эжен и, немного постояв у кровати с запрокинутой головой – словно вместе с последними глотками вина впитывала в себя и Божье причастие, – принялась одеваться.

– Я, конечно, уйду. Но вы еще сотни раз будете вспоминать эту ночь…

– Еще бы! – все с тем же отвращением к самой себе процедила Эжен.

– …и всякий раз будете жалеть, что нет возможности опять пригласить меня сюда.

– Я не приглашала тебя, Сесилия, – с детским упрямством напомнила ей Эжен.

– Как же, появилась бы я здесь без вашего согласия, маркиза Дельпомас. Не надо выставлять меня в роли очумевшей извращенки. Впрочем, теперь это уже не имеет значения.

– И все же я не приглашала тебя, мерзавка, – совершенно не зло, скорее в состоянии крайней усталости, проговорила Эжен. – И впредь не смей напоминать мне о том, что здесь происходило.

– Здесь происходило то, что случалось во многих спальнях и будуарах Древнего Рима, Египта, Греции, Византии, Индии. В старинных книгах это называется великим таинством любви. Причем говорится о нем безо всякого презрения.

– Я не желаю обсуждать с тобой «великие таинства любви», – с еще более демонстративным презрением проскрежетала зубами маркиза. – Ни сейчас, ни когда бы то ни было в будущем.

– Если на сей раз вы меня и не приглашали, то уже через неделю обязательно захотите пригласить. Но меня не будет, – мстительно ответила Сесилия. И, быстро покончив со своим непритязательным туалетом, направилась к двери. – Да, и еще… С герцогиней д'Анжу впечатлениями советую не делиться. Она ужасно ревнива, как бы при этом ни притворялась.

– Да убирайся ты уже! Хотя нет, погоди.

– Так убираться или… – насмешливо поинтересовалась Сесилия, уже держась за дверную ручку.

– Ты упоминала о каких-то диких странностях Клавдии д'Оранж.

– Ее можно причислить к ведьмам и сжечь. Но иной она уже не станет.

– Я не о том. Герцогиня знает о них? То есть я имею в виду – об этой странности природы д'Оранж.

Сесилия рассмеялась.

– Нет, конечно. В отобранную ею троицу Клавдия попала только потому, что я упросила герцогиню взять ее как мою подругу. Но ведь тогда я не ведала, к чему приведут наши отношения с самой д'Анжу. Когда же наши отношения с герцогиней окончательно прояснились, я попросту скрыла от нее правду, сделав при этом все возможное, чтобы Клавдия так и не попала в ее постель. Иначе сама могла бы оказаться там лишней. Да и Клавдии тоже настоятельно советовала не открываться. К слову, постараюсь не подпускать ее к герцогине и этой, последней ночью.

– Вот и наши с тобой отношения тоже «окончательно прояснились»? – уже без былой брезгливости, но все еще с ощутимой горестью в голосе проговорила Эжен.

– Но вам-то я секрет раскрыла. На вашем месте я бы расцвела в благодарности, маман Эжен. И мой вам совет: не связывайтесь с настоящими мужчинами. С Клавдией куда приятнее.

– Вот дрянь! – нервно рассмеялась Эжен. – Какая же ты дрянь! Ты, твоя Клавдия и эта потаскушка герцогиня… Все вы!..

– Пансионат наш, между прочим, называется Мария Магдалина, – иронически заметила Сесилия, оставляя маман Эжен наедине со своим презрением к самой себе и с раскаянием. – Добавьте к нему слово «нераскаявшаяся» – и все станет на свои места. Вот только нам с вами в заведении с таким названием места уже не будет… великая раскаявшаяся грешница! – бросила она уже из-за порога.

С герцогиней в тот, последний день ее пребывания в «Лесной обители» Эжен виделась только однажды, мельком, во время прогулки по небольшому парку за пределами обительской стены.

Эжен опасалась, что д'Анжу станет приставать к ней с расспросами, но та повела себя крайне корректно. Несколько ничего не значащих фраз: о погоде, предстоящем отъезде, финансовых делах. И лишь поняв, что маркиза вот-вот попытается избавиться от нее как от спутницы, решилась спросить:

– Теперь, надеюсь, «тайны Сесилии» для вас больше не существует?

– Не существует, – твердо ответила Эжен и постаралась не отводить взгляд.

– Вот и чудненько.

Эжен так и подмывало бросить ей: «Зато существует загадка и тайна Клавдии д'Оранж, которую ты, всевидящая герцогиня, так и не сумела разгадать». Но в последнее мгновение все же промолчала. К чему излишние страсти?

– Я появлюсь к осени. И, возможно, увезу от вас графиню де Ляфер. Но к тому времени потрудитесь все воспитание своих девушек перестроить по нашему с вами разумению.

– Можете считать, что оно перестроено, – бросила Эжен уже на ходу.

Герцогиня посмотрела ей вслед и скабрезно ухмыльнулась: «Грехопадение состоялось. Да у этой стервозы Сесилии действительно настоящий талант. Никем пока что по достоинству не оцененный».

4

После той, первой, не совсем удачной вечеринки трактир Ялтуровича стал местом встречи офицеров. Вот только в два последующих дня Ольгица и Власта в трактире не появлялись, об этом Гяуру сообщил сам Ялтурович, с сожалением добавив, что теперь пророчица появляется у него слишком редко. А жаль, ведь, когда они наведываются, в трактире всегда много народа. Некоторые только для того и приходят, чтобы поглазеть на знаменитую прорицательницу, а то и попытаться расспросить о своей судьбе.

Правда, предвещать что-либо она берется крайне редко. Тем более что у нее самой появились какие-то сугубо житейские проблемы, которыми она занята вместе с Властой. Но все же, все же…

– У них что, в самом деле появились какие-то неприятности? – насторожился Гяур, в очередной раз выслушав сетование Ялтуровича. – Уж не исходят ли они от все того же квартирмейстера?

– Да вроде бы нет. Кажется, там что-то связано с бывшим имением Ольгицы да с ее родовым титулом.

– Которых ее незаконно лишили и которые она не способна вернуть себе?

– Там, прошу прощения, все слишком запутано. К тому же появились и еще какие-то более возвышенные, небесные дела… Но сегодня, как видите, обе женщины снова здесь. – И, чтобы как-то уйти от дальнейшего разговора на эту тему, тотчас же спросил у Сирко: – Ну что, предсказание Ольгицы относительно, прошу прощения, вашего дальнего похода за три земли пока еще не сбывается?

– Вы тоже верите, что оно может сбыться? – удивился Сирко.

– Пока что не верю.

– Это ваше дело. Я уже успел забыть о нем.

– О таком, прошу прощения, предсказании? – усомнился Ялтурович. – Ну что вы: о нем просто невозможно забыть. Грешно. Вам еще вина, пан Сирко? Впрочем, о чем я спрашиваю? Конечно же, еще.