Обречён любить тебя - Яна Мелевич

я беременна от тебя-я-я. Любовь всей жизни твоя, непорочная дева я, — еще громко заорал Радов.

— Я начинаю понимать, почему пацаны тебя не принимают, — буркнул Татошка, мельком глянув на вышедшего Влада. — Руки продезинфицировал? Не хочу от тебя подцепить какую-нибудь гадость! Ты же как енот, по всем помойкам за здрасти.

— А вот не надо тут про Владика глупости говорить, — фыркнул Радов в ответ, протягивая руки к отскочившему Антону. — Не я по клубам с травкой и бабами безответственностью занимался. Видел, как кое-кто умный куролесил не по-детски.

— За мораль и честь мою трясешься, что ли? — вскинул брови Татошка, прекратив разглядывать тени, и повернулся к Владу. — Рыжий, ты себя с Папой Римским не попутал?

— Я православный, и гонор умерь. Любитель девушек обижать, — пафосно надул щеки Радов, показывая золотой крестик, висящий на шее. За него-то и схватился Антон, наматывая кожаный шнурок на палец, заставляя Влада сделать к нему шаг. Он захрипел, отчаянно размахивая руками.

— Рыжий, тебе при рождении лишних жизней отсыпали, а? — процедил Канарейкин, приближаясь вплотную и крепко держа шнурок. — Так давай помогу груз в пару сотен лет сбросить, зачем проживать сверх положенного?

Еще немного, и он бы действительно придушил Радова, усиленно пытающегося освободиться от цепкой хватки Татошки. Зрачки Влада расширились от страха, и Антон резко отпустил его, отступая на шаг. Он почувствовал бесконечную усталость. Канарейкин иногда не понимал откуда в нем столько гнева.

— Ты и Тасманов — два козла, — с трудом выдавил Радов, кашляя и отчаянно ловя ртом воздух.

— Бу! — топнул ногой Татошка, из-за чего Влад отскочил в сторону. — Вот и стой там.

Он отвлекся, слыша шум впереди. На них действительно надвигалась толпа местных туземцев: куча полуголых женщин с огромными стогами сена на спине и канистрами с водой. Одни были беременны, у других на шее висел самодельный слинг с младенцем. Вокруг скакали детишки, радостно выкрикивающие непонятные слова, периодически тыча пальцами в сторону Антона с Владом. Когда они побежали к ним, Канарейкин занервничал и вытянул руку, дернув Радов за рукав футболки.

— Мне же не мерещится? — спросил он озадаченно.

— Они же не хотят нас съесть? — наклонил голову Влад. Ребятня разогналась и вот-вот должна была настигнуть своих жертв. — Боже, эти женщины просто наглядное пособие патриархального устоя общества Эфиопии.

— Ты от полиции когда-нибудь убегал? — вдруг поинтересовался у него Антон, наклоняясь и хватая их рюкзаки с земли.

— Не-а, у меня по физкультуре была двойка по забегу на длинные дистанции. Я стометровку девчонкам проигрывал, — Радов забрал свой рюкзак и посмотрел на Антона.

— Ничего! Никогда не поздно научиться выживать в суровых условиях Африканского континента. Давай, Владик, ножками дыг-дыг. Пока нас эти суровые туземные женщины вместе с детьми на денежки не порвали, — весело сообщил Татошка, хлопнув Радова по спине, и заорал:

— Быстро!

Милана вышла из зарослей как раз в тот момент, когда мимо нее с воплями паники пробежали ее спутники. Их скорости могли позавидовать олимпийские спринтеры, потому что за ними уже неслась толпа голых детей из местного племени хаммер, размахивая руками, видимо, приняв побег за игру. Она повернулась к молодому человеку из племени, Шени, который сопровождал ее из деревни до места стоянки.

— Они бегут не туда, — вежливо проговорил он на родном языке. — Там река.

— Да все в порядке. До воды добегут и вернутся. Не станут же они с крокодилами в скорости соревноваться, — пожала плечами Боярышникова.

Глава 22. Татошкины думы о бабах и вообще

Африка, Эфиопия

Долина Омо, деревня племени Хамер

Отец никогда не ошибался, поэтому иногда Антон думал, что его усыновили. Не бывает у таких идеальных людей, как Павел Канарейкин, потомства, не имеющего за душой ничего выдающегося: ни таланта, ни ума, ни знаменитой «кенарской» харизмы. Не израстись Татошка из толстощекого мелкого гнома в рослого мужчину, ко всем прочим пунктам добавилась бы и внешность.

В пять лет мама в очередной раз привела Антона в гости к дяде. В просторном загородном доме собрались все родные и близкие семьи Леоновых: от бабушек до троюродных сестер из дальних уголков страны. Пока родная тетя Антона возилась на кухне, бегая от кастрюли к сковородке и обратно, проверяя еду, ее муж встречал новоприбывших гостей у ворот, обнимая каждого племянника с такой силой, словно они не виделись тысячу лет.

Александр Леонов чем-то неуловимо напоминал Татошке отца — большой и крикливый. Только смеялся брат Киры Канарейкиной не столь заразительно, как отец, по которому Антошка страшно скучал. Ведь папы из-за постоянных разъездов и бизнеса дети видели не часто. Антон старался держаться возле старшего брата Елисея — чем-то неуловимо он напоминал папу, Почему-то так Канарейкин чувствовал себя в безопасности.

«На Пашку-то совсем не похож — пухленький, маленький, тихий. Ой, Кирочка, не знай тебя, решила, что нагуляла от соседа. Небось в роддоме подменили?» — из груди тощей тетки, напоминающей детям Канарейкина ворону, раздался каркающий звук.

«Ободранная ворона» — такое прозвище дал Лиса дальней некровной родственнице — Ольге Петровне. Кажется, она была сватьей Александра Леонова. Но из всех присутствующих в квартире только Антона задели ее глупые слова. Он еще долго переваривал в себе подобные мысли, мучаясь переживаниями по поводу отсутствия родственной связи с тем, кого считал родным отцом.

Некоторым женщинам лучше помалкивать, тогда мир станет лучше.

Шени о чем-то переговаривался с Миланой на хамер-банна — омотском языке, на котором в основном говорили представители племени хамер в долине Омо. Во всяком случае, так ему сказала Милана, заявив, что местные туземцы предпочитают игнорировать государственный амхарский язык. Сама Боярышникова явно знала его плохо — отдельные фразы, в основном что-то спросить или кого-то поприветствовать. Шени же выступал в качестве проводника и переводчика, чем много лет успешно зарабатывал, проживая вместе с родным племенем в деревне.

При знакомстве Антон удивился внешнему виду эфиопца, когда они познакомились после неудачной попытки побега к реке от местной ребятни: ни тряпок, ни странных приспособлений в волосах или теле. Кожа такая же темная, как у большинства местных жителей, и одет по-современному — футболка, штаны из тончайшей натуральной ткани да удобные походные ботинки. Волосы заплетены в косы и лишь кое-где виднелись перья для украшения. Или для острастки врагов, кто знал.

Шли годы, а два десятка