Хроники Фрая - Стивен Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Латынь!» шла в предвечерние часы, а главную приманку вечера составляла «Ревущая девица». Одним из актеров, игравших в ней, был красивый, очень забавный студент «Тринити-Холла» Тони Слаттери, обладавший внешностью молодого Шарля Буайе[73] и повадками плохо вышколенного, но ласкового щенка. Он учился на отделении современных и средневековых языков, специализировался по французскому и испанскому. Состоял в британской команде дзюдоистов, еще подростком став чемпионом страны в своей весовой категории. Пел, играл на гитаре и умел быть до жути смешным. Каждый вечер, выходя на сцену в роли франтоватого лорда, он прицеплял к своей шляпе перо все большего и большего размера. Под конец первой недели оно уже мело потолок. Вся труппа, в том числе и Аннабель Арден, игравшая героиню пьесы, разразилась неуправляемым смехом, когда Тони отвесил низкий поклон и его огромный плюмаж, поболтавшись над нашими головами, уткнулся кому-то из нас в лицо. Когда актера сбивают с роли, это порой забавляет публику, но, если такого рода штуки заходят слишком далеко, она начинает раздражаться, переговариваться и посвистывать — что в тот вечер и произошло. Конечно, это было проявлением непрофессионализма, однако именно непрофессионализм и является одной из чудесных особенностей жизни студента и… ну, в общем, не профессионала.
Все мы ютились в нескольких находившихся в Новом городе комнатушках, ночи проводили, лежа рядком на полу в спальных мешках, но при этом ухитрились найти место и для моей сестры Джо, приехавшей к нам погостить и очень близко сдружившейся с некоторыми из членов нашей труппы. Чудесное было время — представления наши пользовались, каждое на свой манер, успехом и привлекали большое число зрителей. А к этому добавлялись еще и хвалебные рецензии. Зловеще известный своей привередливостью Никлас де Джонг обошелся со мной до того любезно, что даже в краску меня вогнал. «Стивен Фрай — имя, которое я буду в дальнейшем искать в афишах, чего о большинстве авторов и исполнителей „Фринджа“ сказать никак не могу» — вот как он написал. Боюсь, с тех пор я де Джонга лишь горестно разочаровывал, но, по крайней мере, начало наших взаимоотношений было хорошим. А еще лучшей новостью стало для нас присуждение премии «Первый на Фриндже», как раз тогда газетой «Скотсмен» и учрежденной, — награды, получить которую хотелось в те дни всем и каждому.
На то, чтобы смотреть другие представления, времени у меня почти не оставалось. «Огни рампы» показывали в тот раз ревю «Электрическое вуду», однако играли в нем уже не те люди, что годом раньше. Не было среди них ни Хью Лори, высокого молодого человека с малиновыми флажками на щеках, ни Эммы, ни Саймона Мак-Берни. Эмма пришла в «Риддлс-Корт», чтобы посмотреть «Латынь!», и привела с собой Лори.
— Здорово, — сказал он, когда после спектакля Эмма подошла с ним ко мне.
— Здорово, — сказал я.
— Было очень хорошо, — сказал он. — Мне правда понравилось.
— Спасибо, — сказал я. — Ты очень добр.
Треугольнички на его щеках стали еще краснее. Он удалился, а я о нем тут же и думать забыл. В тот вечер мы устраивали вечеринку, чтобы отпраздновать «Первого на Фриндже». Каким высоким и серьезным получился я на нашей фотографии.
«Удобства»[74]
В конце сентября 1980-го я вернулся в Кембридж, чтобы провести в нем последний год. Мы с Кимом, хоть и имели право поселиться по отдельности, предпочли остаться вместе и получили квартиру А2 в средневековой башне «Олд-Корта» — лучшее во всем колледже студенческое жилище. Многие аспиранты и доны жили в условиях гораздо худших. Наша обитель имела возможность похвастаться встроенными книжными полками, благородных размеров камином, великолепной «комнатой прислужника» и спальнями. Одни ее окна выходили на «Олд-Корт», из других виден был «Дом Хозяина» колледжа «Сент-Катеринз», жилище царственного профессора математики сэра Суиннертон-Дайера, занимавшего в то время пост вице-канцлера. Самым ценным из добавленных нами предметом обстановки был красного дерева столик, который хитроумно складывался в подобие лекционной кафедры. Я позаимствовал его в «Тринити» как реквизит, требовавшийся мне для публичного чтения — во время ленча — стихотворений Эрнста Яндля, да как-то позабыл вернуть. Вклад Кима состоял из шахматного набора «от Жака», стереосистемы «Бэнг и Олафсен», телевизора «Сони Тринитон» и кофеварки «Cafetière». До эпохи дизайнерских лейблов было еще далеко, однако названия брендов уже начали обретать новое значение и притягательность. У меня имелась фисташкового цвета рубашка от Келвина Кляйна, утрату которой я оплакиваю и поныне, плюс пара оливковых, от «Кикерс», обладавших таким непревзойденным великолепием, что я и сейчас разражаюсь рыданиями при одной только мысли о них.
Несколько комнат первого этажа, бывших поменьше размером и находившихся прямо у лестницы, также принадлежали колледжу. Их преобразовали в нечто совершенно поразительное, странное и невиданное: в женскую уборную. В передней комнате установили большой туалетный стол с электрическими лампочками по обеим сторонам от зеркала. На столе расположились коробочки с разноцветными бумажными носовыми платками, стеклянная банка с ватными палочками и красиво расписанная фарфоровая чаша с зеленовато-голубыми, младенчески розовыми и желтыми, как жители Востока, шариками ваты. Под ламбрекен — или подзор — накрывавшей стол скатерти из вощеного ситца в цветочек было задвинуто свежеокрашенное в ярко-белый цвет плетеное кресло. На розовых стенах висели три различных торговых автомата, от которых можно было всего за монетку получить гигиеническую прокладку или тампон. В собственно уборной стоял сложной конструкции мусоросжигатель для только что названных, уже использованных предметиков. На двери, с внутренней ее стороны, были в большом количестве развешаны коричневые мешки для отходов и прочего — бренда «Lil-lets». Все здесь словно вопило: «Ты женщина! И даже не думай забыть об этом!»
«Куинз-колледж», проведший 532 года в однополом состоянии, решил перейти на систему совместного образования. В этом триместре здесь должны были появиться — как полноправные «члены колледжа» — студентки.
Мне нетрудно представить себе сцены, которые разыгрывались на совещании управлявших колледжем «действительных членов».
— Джентльмены! Как вы знаете, два года назад наше правление проголосовало за то, чтобы женщины…
— Я за это не голосовал!
— Я тоже.
— Э-э, да, спасибо, доктор Бэнтри и профессор Трелфолл. Большинство действительных членов проголосовало за допущение женщин в колледж. В следующем триместре, как вам опять-таки известно, здесь появятся первые…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});