Подозреваемый - Майкл Роботэм

– В Эвертоне, – говорит она, щелкая по клавишам двумя пальцами, – большинство местных автобусов начинают или заканчивают маршрут в Пир-хед или на Парадайз-стрит.

Я отмечаю это на листочке, стараясь писать большими ровными буквами. Это напоминает мне о подготовительном классе: я вывожу большие буквы на дешевой бумаге карандашом, который едва не упирается мне в плечо.

Библиотекарша проводит меня по лабиринту стеллажей, тянущихся от пола до разбрызгивателей под потолком. Наконец мы подходим к деревянному письменному столу, изрезанному лезвиями. В центре стоит проектор для просмотра микрофильмов. Она нажимает на выключатель, зажигает лампочку, и на экране появляется светлый квадрат.

Она выдает мне шесть коробок пленки за период с января по июнь 1988 года. Намотав первую пленку на держатели, она быстро меняет кадры, пробегая по страницам и интуитивно угадывая, где остановиться. Она указывает на раздел объявлений о рождениях и смертях, и я записываю номер страницы, надеясь, что в каждой газете она будет примерно той же.

Я веду пальцем вниз по списку имен в алфавитном порядке до буквы «М». Убедившись, что здесь нет Моргана, я перехожу к следующему дню… потом к следующему. Фокус постоянно приходится подстраивать. Иной раз надо двигать пленку туда-сюда, чтобы колонки совпали с экраном.

Покончив с первой партией, я принимаю от библиотекарши следующие шесть коробок. Газеты в период Рождества толще, и на их просмотр требуется больше времени. Когда я подхожу к концу ноября 1988 года, мое волнение возрастает. Что, если мои поиски напрасны? У меня немеют плечи и ноет спина из-за неудобной позы, которую я вынужден принимать. Глаза болят.

Пленка фиксирует очередной день. Я нахожу объявления о смерти. Несколько секунд тупо смотрю на страницу, а потом понимаю, что увидел. Вот оно! Я прикладываю палец к имени, словно боясь, что оно исчезнет.

Ленни А. Морган, 55 лет от роду, умер в субботу, 10 декабря, от ожогов, полученных при взрыве в инженерной мастерской Карнеги. Мистер Морган, известный кондуктор депо Грин-лейн в Стенли, был в прошлом моряком торгового судна и активным членом профсоюза. У него остались две сестры, Руфь и Луиза, и сыновья, Дэвид, 19 лет, и Роберт, 8 лет. Отпевание состоится в час пополудни во вторник в церкви Святого Джеймса в Стенли. Семья просит всех желающих переводить деньги в пользу Социалистической рабочей партии.

Я прокручиваю пленку на неделю назад. О таком происшествии должны были сообщить. На пятой страниwе, внизу, нахожу колонку новостей. Заголовок гласит: «Рабочий погиб при взрыве в депо».

Ливерпульский кондуктор автобуса погиб при взрыве в инженерной мастерской Карнеги в субботу утром. Пятидесятипятилетний Пенни Морган получил ожог восьмидесяти процентов тела после того, как сварочное оборудование воспламенило газовые пары. Взрыв и пожар нанесли мастерской существенный ущерб, уничтожив два автобуса.

Мистера Моргана отвезли в больницу Рэтбон, где он скончался в субботу вечером, не приходя в сознание. Коронер Ливерпуля начал расследование причин взрыва.

Вчера друзья и коллеги мистера Моргана отдали ему дань уважения, описав погибшего как любимца пассажиров, которым нравились его чудачества. «Ленни надевал шапку Санта-Клауса и пел пассажирам рождественские гимны», – говорит старший мастер Берт Макмюллен.

В три часа я скручиваю пленку, упаковываю ее в коробочки и благодарю библиотекаршу за помощь. Она не спрашивает, нашел ли я, что хотел. Она слишком занята попытками приклеить корешок к подшивке, которую кто-то уронил.

Просмотрев газеты еще за два месяца, я тем не менее не обнаружил других упоминаний о несчастном случае. Вероятно, было дознание. В лифте просматриваю свои записи. Что я ищу? Какую-нибудь связь с Кэтрин. Я не знаю, где она выросла, но ее дедушка работал в Ливерпуле. Инстинкт подсказывает мне, что они с Бобби познакомились под опекой: в детском доме или психиатрической клинике.

Бобби не говорил, что у него есть брат. Учитывая, что Бриджет родила Бобби в двадцать два года, Дэвида либо усыновили, либо, что более вероятно, он был ребенком от первого брака Ленни.

У Ленни было две сестры, но я знаю только их девичью фамилию, так что найти их будет трудно. Даже если они не вышли замуж, сколько Морганов окажется в телефонном справочнике Ливерпуля? Я не хочу идти этим путем.

Толкая вращающуюся дверь, я так задумываюсь, что дважды прохожу по кругу, прежде чем оказываюсь снаружи. Осторожно спустившись по ступенькам, я ориентируюсь на местности и направляюсь к Лайм-стрит-стейшн.

Должен признаться, я получаю удовольствие от своих поисков. У меня есть мотив. У меня есть миссия. Поздние покупатели высыпают на улицу и выстраиваются в очереди на автобусных остановках. Я чувствую искушение сесть на 96-й номер и посмотреть, куда он меня привезет. Но полагаться на удачу – удел тех, кто любит неожиданности. Я же ловлю кеб и прошу отвезти меня в автобусное депо Грин-лейн.

8

В одной почерневшей руке механик держит карбюратор, а другой показывает мне дорогу. Паб называется «Отель Трамвай», и Берт Макмюллен обычно сидит у барной стойки.

– Как я его узнаю?

Механик усмехается и возвращается к мотору, ныряя во внутренности автобуса.

Я довольно легко отыскиваю «Трамвай». На грифельной доске снаружи кто-то написал: «Пиво дает тебе возможность никогда не говорить: „Я хочу пить“». Толкнув дверь, я вхожу в плохо освещенную комнату с грязным полом и нелакированной деревянной мебелью. Красные лампочки над баром окрашивают помещение в розоватые тона, словно это бордель на Диком Западе. Стены украшают черно-белые фотографии трамваев и старинных автобусов вперемежку с плакатами современных исполнителей.

Я не спеша оглядываюсь и замечаю восемь человек, включая несколько подростков, играющих в пул в задней нише рядом с туалетом. Я стою рядом с пивными кранами, ожидая, когда меня обслужит бармен, который пока не удосужился оторваться от «Рейсинг пост».

Берт Макмюллен расположился у дальнего конца стойки. Его мятая твидовая куртка заплатана на локтях и украшена всевозможными значками и булавками с изображениями автобусов. В одной руке он держит сигарету, а в другой – пустой пинтовый стакан. Он ощупывает стакан пальцами, словно ища какую-то тайную надпись, выгравированную на боку.

Берт огрызается на меня:

– На кого это ты пялишься? – Кажется, его густые усы растут прямо из носа; и капельки пива и пены повисли на концах черных и седых волос.

– Извините, я не хотел быть навязчивым. – Я предлагаю купить ему еще пинту. Он поворачивается в мою сторону и изучает меня. Его глаза, словно водянистые стеклянные яйца, останавливаются на моих ботинках.

– Сколько стоят эти ботинки?

– Не помню.

– Примерно.

Я пожимаю плечами:

– Сто фунтов.

Он с отвращением качает головой:

– Я бы не дал за них ни дерьма. Не успеешь пройти в этих хреновинах и двадцати миль, как они развалятся в хлам. – Все еще глядя на ботинки, он машет рукой бармену: – Эй, Фил, глянь-ка на эти ботинки.

Фил перегибается через стойку и пялится на мои ноги.

– Как вы их называете?

– Лоферы, – отвечаю я осторожно.

– Иди ты! – Оба смотрят друг на друга с недоверием. – Зачем носить ботинки с таким названием?[5] – говорит Берт. – У тебя что, мозгов нет?

– Они итальянские, – отвечаю я, словно это меняет дело.

– Итальянские? А чем плохи английские? Ты что, ниггер?

– Нет.

– А чего носишь ниггерские ботинки? – Берт придвигается ко мне. Я чувствую запах печеных бобов. – Ты что, из господ в пиджаках?

– Что это значит?

– Никогда не снимаешь пиджака и не закатываешь рукава.

– Я работаю достаточно.

– Ты голосовал за лейбористов?

– Не думаю, что это ваше дело.

– Ты веришь в Деву Марию?

– Я агностик.

– Аг… что, черт возьми?

– Агностик.

– Боже правый! Ладно, последний шанс. Ты болеешь за великий «Ливерпуль»?

– Нет.

Он с отвращением вздыхает.

– Проваливай домой, твоя мамочка уже приготовила тебе сладкое.

Я смотрю в пространство между Бертом и барменом. С ливерпульцами есть одна проблема. Никогда не поймешь, шутят они или говорят серьезно, пока тебе в лицо не полетит стакан.

Берт подмигивает своему приятелю:

– Пусть купит мне выпить, но нечего ему тут рассиживаться. Пусть проваливает через пять минут.

Фил широко улыбается мне. Его уши увешаны серебряными кольцами и подвесками.

Столы в пабе составлены у стен, в центре оставлена площадка для танцев. Подростки все еще играют в пул. Единственная девушка среди них – явно несовершеннолетняя. Она одета в облегающие джинсы и топ, открывающий ее плоскую грудь. Мальчишки пытаются произвести на нее впечатление, но сразу видно, кто ее парень. Перекачанный на тренажерах, он похож на гнойный нарыв, который вот-вот прорвет.