Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Докинз Ричард

Мир – штука такой полнейшей, непомерной сложности, глубины и странности, что это совершенно потрясающе. То есть сама мысль, что подобная сложность может возникнуть не только из чего-то настолько простого, но, возможно, вообще из ничего – это самая поразительная, невиданная мысль. А когда у вас появляется хотя бы отдаленное представление о том, как это могло произойти, – это просто прекрасно. И… возможность провести семьдесят или восемьдесят лет своей жизни в такой Вселенной – это отлично проведенное время, если вы спросите меня.

Увы, ему – и нам всем – досталось лишь сорок девять.

Сейчас, кажется, подходящий момент, чтобы упомянуть мою дружбу с Дугласом и то, как я с ним познакомился. Первой его книгой, которую я прочитал, была не “Автостопом по галактике”, а “Холистическое детективное агентство Дирка Джентли”. Несомненно, это единственная книга, которую я прочитал от корки до корки и тут же перелистнул назад, на первую страницу, и прочитал целиком еще раз. А все потому, что в первый раз мне не сразу удалось ухватить все отсылки к Кольриджу, и мне захотелось перечитать – на этот раз внимательно выискивая их.

Также это единственная книга, которая побудила меня написать автору письмо от почитателя. Это был ранний имейл, а в те времена имейлы были редки. У компании Apple Computer была своя собственная внутренняя сеть электронной почты под названием Applelink. Имейлы можно было слать только другим участникам Applelink, и в конце 1980-х нас было лишь несколько сотен во всем мире. Среди них были и мы с Дугласом – благодаря любезности Алана Кея. Алан раньше работал в исследовательском центре Xerox PARC[70], где был в числе гениальных создателей интерфейса WIMP (windows, icons, menus [or mouse], pointers — окна, значки, меню [или мышь], указатели), который стал частью продукции Apple, а позже и Microsoft. В великом расселении из вычислительных Афин, какими был Xerox PARC, Алан перешел в Apple с почетным званием “стипендиата Apple”, где основал собственный отдел разработки образовательного программного обеспечения, а испытательной площадкой ему служила одна очень везучая начальная школа в Лос-Анджелесе. Алан любил и книги Дугласа, и мои, и мы оба были избраны почетными советниками его образовательной программы. К назначению прилагалось в том числе ускоренное вступление в Applelink — а поскольку в этой сети нас было немного, мне не составило труда найти Дугласа в списке и отправить ему письмо от поклонника.

Он незамедлительно ответил, написал, что он тоже поклонник моих книг, и пригласил меня в гости, когда я в следующий раз окажусь в Лондоне. Я приехал к его высокому дому в Ислингтоне и позвонил в дверь. Дуглас открыл, уже смеясь. Мне тут же показалось, что он смеется не надо мной, но над собой – точнее говоря, над моей предполагаемой реакцией – какую он наверняка видел уже много раз – на его впечатляющий рост[71]. А может быть, он просто взглянул с иронией на что-то абсурдное в жизни и ему показалось, что меня это тоже позабавит. Мы вошли, и он показал мне дом, забитый гитарами, музыкальной MIDI-аппаратурой, гигантскими футуристическими колонками и, казалось, десятками устаревших компьютеров Macintosh, павших жертвой закона Мура и чахнущих в тени своих передовых преемников. Стало понятно, что нас и вправду смешит одно и то же, и мы по-товарищески радовались, видя, что смеемся над одними и теми же комичными нелепостями. Скажем, он бы догадался, что я стану радостно хохотать от этого:

То, что мы живем на дне глубокой гравитационной ямы, на поверхности окутанной газовой оболочкой планеты, вращающейся на расстоянии в девяносто миллионов миль вокруг огненного ядерного шара, и считаем, что это нормально, вне всяких сомнений – свидетельство колоссального вывиха нашего восприятия реальности…

И от “двигателя бесконечной невероятности”. И от электрического монаха – устройства, которое экономит труд своего покупателя тем, что верит за него (продвинутая версия была способна “поверить в такое, во что не поверят и в Солт-Лейк-Сити[72]”). И что меня расссмешит аппетитно-самоубийственное и морально сложное Фирменное Блюдо в “Ресторане на краю Вселенной” (о котором я уже говорил выше, в главе о Рождественских лекциях).

Я уже рассказывал, как встретил свою жену на сороковом дне рождения Дугласа. Но в адамсовском каноне намного большее значение имеет число 42, и сорок второй день рождения он отпраздновал в своем характерном стиле: внушительный прием на сотни гостей. Запланирован был торжественный ужин, но план почти провалился из-за хитрой схемы рассадки гостей. Положить на каждое место карточку с именем гостя было бы слишком просто для Дугласа. На карточках Дугласа было по два имени, и указано было, не кто сидит на этом месте, а его соседи с каждой стороны. “Слева от вас – Ричард Докинз. Попросите его произнести молитву перед едой. Справа от вас – Эд Виктор. Обернитесь к нему и произнесите изумленным тоном: «ПЯТНАДЦАТЬ?»”. (Агент Дугласа Эд Виктор тогда был единственным литературным агентом в Лондоне, который брал комиссию аж в 15 %). Разобраться в этой рассадке потребовало стольких бесплодных усилий, что заняло у Дугласа почти весь вечер (подозреваю, что ему содействовал не один “Мак” из его компьютерного флота), и мы сели за ужин лишь ближе к полуночи. Как же мне его не хватает – его первоклассного чувства юмора и, как уже говорилось, его первоклассного воображения.

Фильм “Преодолевая научный барьер” завершался типично оксфордской сценой: Лалла, откинувшись, сидела в плоскодонке, которую я подталкивал шестом: мы романтично плыли вверх по реке Червелл (еще был, конечно, третий лишний – оператор, но предполагалось, что зрители об этом не догадаются), а мой голос за кадром превозносил красоту научной действительности, которой мы оба любовались.

Семь чудес

В середине девяностых продюсер Би-би-си Кристофер Сайкс придумал телепередачу, в которой ученых просили назвать свой личный список семи чудес света и экспромтом рассказать о каждом. Кристофер сопровождал выбранные чудеса видеозаписями – видимо, из обширной библиотеки Би-би-си. Моими семью чудесами были паутина, ухо летучей мыши, эмбрион, цифровые коды, параболический отражатель, пальцы пианиста и сэр Дэвид Аттенборо (последнее повлекло за собой очаровательно забавную рукописную весточку от этого великого человека). Эти полчаса концентрированного телевидения – одно из немногих моих деяний, которым я не заработал себе новых врагов (а только множество друзей). Значит ли, что передача хороша? Во всяком случае, не плоха, несмотря на слова Уинстона Черчилля: “У тебя появились враги? Хорошо, значит, ты что-то сделал правильно”. Я никогда не старался специально завести врагов, но иногда они вырисовывались из темноты на моем прямом пути.

Формат семи чудес подбросил еще некоторые чудесные кандидатуры. Например, Стивен Пинкер выбрал велосипед, комбинаторные системы, языковой инстинкт, фотоаппарат, глаз, стереозрение и загадку сознания. Кажется, никто не выбрал “гиппокамп таксиста”, но, вероятно, стоило бы: водители лондонских кэбов должны сдавать экзамен для проверки знаний (он так и называется: “Знание”) всех переулков и закоулков одного из величайших городов мира, и исследования обнаружили, что в мозгу водителей увеличена часть под названием “гиппокамп”. Есть что-то печальное в мысли о том, что “Знание” скоро окажется ненужным из-за GPS-навигаторов. Но навигаторам еще предстоит проделать немалый путь, прежде чем они смогут соперничать со Знанием, как лучше всего срезать дорогу при разных условиях движения.

В телепередаче также участвовали мой кумир Джон Мэйнард Смит, Стивен Джей Гулд, Дэнни Хиллис (изобретатель параллельного суперкомпьютера), Джеймс Лавлок (гуру гипотезы Геи) и Мириам Ротшильд. Семью чудесами этой удивительной пожилой леди были ушные клещи, бабочка данаида монарх, прыжок блохи, рассвет на Юнгфрау, причудливо сложный жизненный цикл паразитического червя, каротиноидные пигменты (в том числе те, которым мы обязаны своим зрением) и Перусалим. Ее восторг был заразителен: в восьмидесятисемилетней даме била ключом детская увлеченность, и передача с ней стала образцовым воплощением задумки Кристофера Сайкса.