Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

Тридцатипятилетний сотрудник Совета по национальной безопасности Николас Бернс, отвечавший в Белом доме за связи с прибалтийскими диаспорами в США, вспоминал:

Мы с самого начала уделяли большое внимание странам Прибалтики. Мы никогда не признавали их насильственного включения в состав Советского Союза. Мы признавали суверенитет СССР над Арменией, Туркменистаном и Украиной, но над прибалтийскими республиками – никогда. Их дипломатические миссии продолжали функционировать. Их золотой запас, переданный нам на хранение в 1940 году, остался нетронутым. В Конгрессе США сохранялось стойкое убеждение в необходимости добиться свободы для этих стран. Активно действовали прибалтийские диаспоры. Они сформировали Объединенный прибалтийско-американский национальный комитет. Я как сотрудник Белого дома часто встречался с представителями этой организации. Наша администрация… выступала за соблюдение прав стран Прибалтики4.

Стабильная, хоть и не всегда активная, поддержка движения прибалтийских республик к независимости сохранялась в Америке в течение всего периода холодной войны. Согласно этой точке зрения, Советский Союз в межвоенный период незаконно захватил страны Прибалтики. Это мнение не распространялось на Молдавию и западные области Украины и Белоруссии, в 20-30-х годах входившие в состав Польши и Румынии и аннексированные СССР одновременно с Литвой, Латвией и Эстонией после подписания пакта Молотова – Риббентропа. В этом имелась своеобразная логика: в отличие от прибалтийских республик, ни одна из присоединенных к Советскому Союзу в межвоенный период территорий не была независимой и не признавалась таковой на международном уровне. Таким образом, Вашингтон относился к республикам Прибалтики так же, как к Польше, Венгрии и Чехословакии. Согласно этой точке зрения, освобождение Восточной Европы оставалось неполным вплоть до момента восстановления независимости Литвы, Латвии и Эстонии5.

В Москве не принимали, даже не вполне понимали это мнение. Для Советского Союза прибалтийские республики были частями Российской империи, утерянными после 1917 года вследствие империалистической интервенции. Они были возвращены после подписания пакта Молотова – Риббентропа, вновь утрачены в 1941 году и отвоеваны в ходе кровавой войны с Гитлером. Кремль считал, что Запад признал новую политическую реальность во время переговоров в Тегеране и Ялте. Для мысливших категориями холодной войны советских лидеров отпустить прибалтийские республики казалось делом немыслимым. Они считали, что аннексия этих территорий была восстановлением справедливости, попранной Западом после революции. Кроме того, выход Литвы, Латвии и Эстонии из СССР стал бы опасным прецедентом. Министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе говорил Джеку Мэтлоку, что страны Прибалтики были не единственными республиками, захваченными и удерживаемыми с помощью силы6.

Горбачев и сторонники жесткой политической линии в его окружении попытались прибегнуть к силе. Но безуспешно: помешал Запад. После подавления выступлений в прибалтийских республиках в начале 1991 года Буш объяснил Горбачеву последствия применения силы. Двадцать четвертого января посол Мэтлок передал советскому президенту письмо, в котором Буш ставил экономическое сотрудничество и помощь СССР в зависимость от действий Москвы в Литве, Латвии и Эстонии. Буш писал:

Я надеялся увидеть шаги к мирному урегулированию конфликта с демократически избранными лидерами прибалтийских государств. В случае отсутствия таковых… я буду вынужден отреагировать. Если указанные положительные шаги не будут сделаны в ближайшее время, мне придется заморозить многие элементы нашего экономического сотрудничества, в том числе экспортно-импортные гарантии, а также гарантии Корпорации товарного кредита, поддержку получения Советским Союзом статуса ассоциированного члена МВФ и Всемирного банка, большинство наших программ технической помощи. Кроме того, я не передам Сенату на ратификацию двусторонний договор о защите прав инвесторов и соглашение о налогообложении, если (или когда) они будут подписаны…

Я выполнил вашу личную просьбу и согласился подписать договор о торговле, несмотря на экономическую блокаду Литвы со стороны СССР. Вы заверили меня, что предпримете попытку мирным путем разрешить разногласия с прибалтийскими лидерами. Через несколько недель Вы отменили блокаду и начали диалог с Литвой и другими странами региона. С этого времени наше экономическое сотрудничество расширялось. Двенадцатого декабря я отреагировал на трудное положение, в котором оказалась ваша страна в связи с наступлением зимы.

По словам Буша, вооруженное вмешательство Москвы в дела Прибалтики исключило дальнейшую экономическую помощь: “К сожалению, события последних двух недель привели к смерти минимум двух десятков жителей прибалтийских стран. Я не считаю себя вправе и не стану продолжать действовать так, как прежде”7.

В том же письме говорилось: “Никто не хочет распада СССР”. Буш не лгал; ни он сам, ни его администрация не имели намерения уничтожить Советский Союз путем поддержки прибалтийских республик. В 1988 году замминистра иностранных дел СССР Анатолий Адамишин просил заместителя помощника госсекретаря США Томаса Саймонса: “Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не открывайте второй фронт в Прибалтике”. Его заверили, что Соединенные Штаты такого намерения не имеют, поскольку в их планы не входит распад Советского Союза. То же самое можно сказать и о 1989, 1990 и даже о 1991 годе. Однако мысли и действия президента Буша и его администрации в поддержку независимости Литвы, Латвии и Эстонии по сути вели к разрушению Союза.

Опора Горбачева на экономическую помощь Запада в последние два года правления стала одним из факторов, побудившим его попробовать выйти из прибалтийского кризиса путем предоставления мятежным республикам широкой автономии. Это был ненадежный путь. Согласно Конституции СССР, которая с началом перестройки стала уже не просто бумагой, страны Прибалтики обладали теми же правами, что и остальные члены Союза. Когда Горбачев предложил узаконить особые права Литвы, Латвии и Эстонии, остальные почувствовали себя обделенными. Они потребовали равноправия. Центр отказался, и тогда республики взялись за это самостоятельно. Между провозглашением суверенитета Эстонской ССР осенью 1988 года и аналогичными действиями остальных республик летом 1990 года существовала прямая связь8.

В США прекрасно понимали, что кризис в Прибалтике подрывает позиции Горбачева и этим вредит американским интересам в остальном мире. Двадцать третьего января Буш писал президенту СССР: “Мы поставили на карту так много, что это влияет на мир в целом и на нас. Приходится думать и о контроле над вооружениями, и об Афганистане, Кубе, Анголе и других регионах. Кроме того, вам приходится иметь дело с поляками и немцами, которые и думать не хотят о прежних отношениях с Советским Союзом”. По словам Роберта Гейтса, заместителя советника Буша по вопросам национальной безопасности, у администрации в тот момент были проблемы и важнее: движение Литвы, Латвии и Эстонии к независимости угрожало американо-советским отношениям в целом9.

У Буша не было выбора, принимая во внимание американскую внутреннюю политику. Правые республиканцы никогда не доверяли Бушу на сто процентов. Это заставляло его прислушиваться к мнению выходцев из Прибалтики. Несколько лет спустя он вспоминал: “Лидеры прибалтийских диаспор в США и разного рода ‘эксперты’ пеняли мне в прессе на то, что я зря принял ‘новое мышление’ Горбачева за чистую монету”. Накануне июльской поездки в Москву и Киев Буш получил обращение от сорока пяти конгрессменов с призывом использовать встречу для “давления на СССР в вопросе непосредственных переговоров центра с главами прибалтийских республик”.

Вопрос о независимости Литвы, Латвии и Эстонии поднимался во время переговоров Буша и с Горбачевым, и с двумя другими советскими лидерами, встречи с которыми были включены в программу поездки – с Ельциным и Кравчуком. Горбачев сослался на советское законодательство, которое делало выход республик из Союза почти невозможным. Президент США оказался между двух огней. С одной стороны находился маневрировавший, хотя и непреклонный, президент СССР, а с другой – еще более непреклонные критики в США. Учитывая давление литовских, латышских и эстонских эмигрантских организаций и их сторонников в Республиканской партии США, можно сделать вывод: Буш и его окружение были вынуждены выполнять их требования. Вероятно, президент надеялся, что внешнеполитический узел развяжется сам собою10.

Так и произошло. Крах путча дал Бушу повод надеяться, что его советский коллега перестанет удерживать страны Прибалтики в составе Союза. Двадцать первого августа он надиктовал: “Осторожному Горбачеву можно будет уделять меньше внимания проблеме правого фланга – военным, КГБ и т. д. Возможно, это позволит нам достичь прорыва в вопросах Кубы, Афганистана, Прибалтики и других стран”. Все прибалтийские республики провозгласили независимость до или во время путча. Теперь им было нужно добиться утверждения этого решения союзным парламентом. Лидеры стран Прибалтики вновь обратились за помощью к американскому президенту. После путча председатель парламента Литвы Витаутас Ландсбергис направил в Вашингтон письмо: “Можете ли Вы, господин президент, посоветовать М. Горбачеву поддержать это постановление? Вероятно, можно будет быстро достигнуть положительного результата рассмотрения этого вопроса”. Ландсбергис был уверен, что это последний шанс Горбачева спасти свою репутацию демократа: “Мы не знаем, сохранит ли М. Горбачев свой пост в дальнейшем, но он все еще может принять участие в получении прибалтийскими государствами независимости. Это в определенной степени позволит ему сохранить лицо”. Литовский политик также попросил Буша немедленно “возобновить процедуру дипломатического признания Литвы”11.