Маркиз Роккавердина - Луиджи Капуана

— Ей немного нездоровится, — ответил маркиз.

— Остальные ждут нас у Каппеллетты, — сказал кавалер, раскурив сигару. — А вот и дон Аквиланте!

Дон Аквиланте подбежал к ним, извиняясь за опоздание.

Титта щелкнул хлыстом, и мулы пошли рысью.

Кавалер Пергола не мог, оказавшись в обществе адвоката, отказать себе в удовольствии вызвать его на какой-нибудь спор. Когда у Каппеллетты их коляска догнала две другие, в которых ехали члены аграрного общества, и обошла их на спуске, кавалер обратился к адвокату:

— Сегодня я хочу видеть вас пьяным. In vino veritas![39] Вот тогда-то вы и расскажете нам всю правду про ваших духов… Вы и в самом деле верите в них?

— Я никогда в жизни не напивался. Мне нет нужды пьянеть, чтобы говорить правду, — строго ответил дон Аквиланте.

— А духи пьют вино?

— Я мог бы ответить «да», и это показалось бы вам глупостью.

Кавалер расхохотался:

— Слава богу. Если б на том свете не пришлось пить вино, я бы очень огорчился. Вы слышали, кузен? Нужно как следует заткнуть бочки в Марджителло. Может, некоторые из них окажутся уже пустыми.

И он смеялся, топая ногами и потирая руки, как делал всегда, когда был в хорошем настроении.

— Уж что духи определенно не могут опустошить, так это некоторые пустые головы, — ответил дон Аквиланте, щурясь и сочувственно качая головой.

Маркиз ответил не сразу. С некоторых пор у него случались как бы провалы в сознании, от которых он приходил в себя внезапно, словно очнувшись от какого-то ошеломления. Ему приходилось делать усилие, чтобы вспомнить мысль или событие, ускользнувшее от него в этот момент, и это не всегда ему удавалось. Ему казалось, что он шел, долго шел словно в густом тумане, ничего не различая вокруг, по какой-то пустынной, безмолвной местности или же по краю пропасти, куда мог, нечаянно оступившись, упасть и перед которой вновь испытывал ужас потом, придя в себя.

Он вздрогнул, услышав вопрос кавалера, и попытался улыбнуться, соображая, кому же отвечал дон Аквиланте.

— Мой кузен неисправим, — сказал он, в то время как кавалер смеялся.

— Однако у него оказываются под рукой самые обычные мощи, когда он чувствует себя в опасности! — невозмутимо заметил дон Аквиланте.

— Ошибаетесь, если думаете заткнуть мне рот, упрекая в слабости в предсмертный момент! — воскликнул кавалер. — Так вот, сейчас я в полном здравии и не уступлю ни вам, ни всем церковникам на свете. И в Марджителло перед самой большой бочкой с лучшим вином общества я подниму тост за дьявола… «Будь прославлен, Сатана, бунт поднявший против бога!..»[40] Это я прочитал вчера в газете. Стихи одного великого поэта, как было сказано там.

— Поэтам дозволено утверждать, в то же время и отрицать.

— Утверждать и отрицать?..

— Если вы не понимаете меня, разве я виноват в этом? Воображаете, будто совершаете бог весть какой подвиг, подняв тост за дьявола. Значит, вы верите в него. А еще называете себя вольнодумцем!

— Более неразумны вы, верящие в духов. Дьявол — это по крайней мере сила, которая искушает, толкает к злу. Он один увлекает в ад больше душ, чем все ангелы и святые в рай. Этому он подсказывает: «Укради!» Тому нашептывает: «Убей!» Одному: «Распутничай!» Другому: «Предай!» И все повинуются, все следуют за ним… если он на самом деле существует!..

— Это старая-престарая банальность, дорогой кавалер! Вы отстали на целое столетие по меньшей мере!

— А вы живете в доисторическое время!

— Однако этими разговорами мы усыпили маркиза, — сказал дон Аквиланте.

Маркиз, опять впавший в беспамятство, только что очнулся. В ушах у него лишь невнятно, почти неразличимо звучали слова кузена: «Тому нашептывает: „Убей!“» Да, да! Дьявол нашептывал ему — увы! — целую неделю это страшное слово… И он убил!.. А потом точно так же дьявол внушил куму Санти Димауро: «Удавись! Удавись!» И тот удавился!..

Выходит, он так никогда и не избавится от этих кошмаров? Он не спал, как показалось дону Аквиланте. Вот уже несколько дней он мало спал и по ночам в постели, лежа рядом с маркизой, — нельзя же назвать сном то, что он закрывал глаза на какие-нибудь четверть часа и тут же просыпался в страхе, что она заметит это и спросит: «Что с вами?» Этот немой вопрос и без того неизменно стоял в ее глазах, ощущался в ее замкнутости, в тех лаконичных ответах, что казались ничего не значащими, но означали так много, хотя он и притворялся, будто не обращает на это никакого внимания.

Печальный смысл был и в ее отказе поехать сегодня в Марджителло. И нотариус Мацца по приезде, выходя из коляски, напомнил ему об этом:

— Жаль, что нет с нами нашей дорогой маркизы!

А он тем временем должен был выглядеть перед гостями веселым, должен был придать торжественность этому опробованию вина, крещению предприятия, в которое вложил столько денег, столько сил, столько волнений и пробудил у всех компаньонов такую алчность и такие надежды.

К счастью, акционеры были в хорошем настроении. Нотариус Мацца едва ли не на колени встал перед большой бочкой, воздевая руки и восклицая по-латыни:

— Adoramus et benedicimus te![41]

Кавалер Пергола, пересыпая свою речь богохульствами, рассуждал о марках вина:

— Если не удастся создать свою марку, все пропало!

Постепенно и маркиз пришел в возбуждение, когда десять акционеров, подняв стаканы, с некоторым нетерпением слушали его объяснения о том, как подрезался виноград и что пришлось сделать как раз для того, чтобы создать новую марку вина, которая получит название «Раббато» — красивое и необычное название, оно принесет удачу.

Потом из трубки, вставленной в бочку «Цозима», забило ключом прозрачное, ярко-рубиновое вино, увенчивая стаканы легким кольцом красноватой пены. Однако нотариус Мацца, попробовав его и собираясь произнести тост, остановился, глотнул еще, почмокал, снова попробовал, переглядываясь с остальными, которые тоже, как и он, пробовали, но не решались высказать свое мнение, словно боясь ошибиться.

— Ну как? — спросил маркиз.

— Кавалер, скажите вы…

— О!.. Вы, дорогой нотариус, куда более тонкий знаток, чем я.

— Тогда дон Фьоренцо Мариани, — предложил нотариус.

— Я? — воскликнул тот, испугавшись, что нужно высказать свое мнение в лицо маркизу.

— Пусть говорит адвокат, на сей раз как судья…

— Я заявляю о своей некомпетентности, — поспешил ответить дон Аквиланте, уже поставивший на поднос свой еще полный стакан.

— Вроде кьянти, но крепче, — сказал маркиз, попробовав вино.

— Пожалуй, чересчур даже крепкое! — ехидно добавил нотариус.

— Ну а кроме всего, вино смакуют за столом.

— Очень верно замечено, кавалер!

Так они и вышли из затруднения. А за столом под предлогом, что молодое вино коварно, все пили старое. И кавалер Пергола, который хотел напоить дона Аквиланте, сам опьянел, правда немного, как и сидевший напротив дон Фьоренцо Марианн, но расшумелся и упрямо твердил:

— Дон Аквиланте, вызовите духов, или я сам вызову их!

В то же время дон Фьоренцо, поднявшись со стаканом в руке, желая показать, что голова у него ясная, с вызовом повторял кавалеру:

— Пьетро любит добродетель! Где подлежащее в этом предложении?

Только нотариус ел и пил, ни слова не говоря. «Вроде кьянти, — думал он, — немного крепче!.. Да просто уксус!..»

— Так я все-таки не ошибся? — шепотом спрашивал его компаньон, сидевший рядом.

— Приправа для салата, вы хотите сказать?

— Это белое «Раббато».

Маркиз ходил вокруг стола и сам наполнял стаканы сотрапезников. Подойдя к кавалеру, который продолжал кричать: «Дон Аквиланте, вызовите духов, или я сам вызову их!», строго сказал:

— Кузен, довольно, оставьте эту глупую шутку!..

— Шутку? — переспросил кавалер. Он раскраснелся, глаза его горели, и язык ворочался с трудом. — Но я же серьезно… Карты на стол!.. Где они, эти ваши духи? Пусть явятся, пусть явятся сюда! Я вызываю их именем… дьявола: «Вы, блуждающие духи, которые не можете покинуть место, где вы умерли… Именем дьявола!» Ха-ха-ха! Так это делается?.. Или непременно нужен еще и столик? Так стол уже накрыт, и вино есть… и еще уксус, который изготовил кузен… Дорогой кузен, на этот раз уксус, острый, как перец!.. Уксус «Раббато»!..

Нотариус Мацца и другие пытались заставить его замолчать и увести прочь.

— Хороший человек кавалер, но стоит ему выпить немного лишнего, как начинает веселиться…

Нотариус попытался смягчить впечатление от этой сцены, видя мрачное лицо маркиза, пожимавшего плечами и старавшегося сделать вид, будто не придает словам кузена значения.

А кавалер, видя, что дон Аквиланте, поставив локти на стол и оперев голову на руки, не слушает его, продолжал твердить:

— Так это делается? Так, великий чародей? Вызовите дух кума Санти Димауро!.. Вызовите Рокко Кришоне!.. Они должны быть поблизости… Блуждающие духи!.. Или вы чародей-мошенник?