Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей

Так эти два... две увлекающиеся натуры понаделали мне пушечных стволов. На полигонах Ораниенбаума они и после пяти тысяч выстрелов признаков растрескиваний не выказали. И этот нежданный подарок здорово бы пригодился военному ведомству, кабы стволы не были выделаны под принятый во Франции калибр. И было их все же не так много, чтоб затевать под них производство боеприпасов. Так бы и лежали стальные трубы без дела, если бы мне в голову однажды не пришла мысль, что России здорово бы пригодилась полыхающая в Европе война, в которой бы мы не участвовали.

Нужно признаться, той махиной, что выстроили английские инженеры, я владел, как бы, не полностью. Даже и контрольного пакета в моих руках не было. Заправляли там, по большей части подданные британской королевы, скрупулезно отчисляя прибыль акционерам, и получая взамен все новые и новые концессии на производство бессчетных верст рельс.

В нашем с Наденькой, так сказать – инвестиционном портфеле нежно хранилось целых двести класса «А» акций Юзовского завода. Бумаги эти считались предельно надежными, росли в цене, даже не смотря на всевозможные, случавшиеся в мире, кризисы, и полагались нами неким неприкосновенным запасом. Подушкой безопасности, на случай пришествия совсем уж черных дней. Так что, признаться, подряд на поставку железных листов для строящихся в Николаеве миноносцев, интересовал меня мало. Совсем не интересовал, если честно. Но спрашивал я главного военно-морского администратора Империи совсем о другом.

У этой истории выросли уже могучие корни. Не все из тех господ, кто шестнадцатого декабря одна тысяча восемьсот шестьдесят шестого года собрались в парадном зале министерства иностранных дел, ныне можно сыскать среди живых. В этот самый день я праздновал в Томске Герочкин тридцать первый день рождения и понятия не имел, что в Петербурге решается судьба Русской Америки.

Да-да. Как бы это удивительно не звучало, но возведение англичанами металлургического комбината в Донбассе оказалось напрямую связано с изменением морской доктрины. Но началось все с того дня, и касалось в первую очередь одной шестой части огромной Российской Империи.

Совещание в МИДе было настолько секретным, что кроме пятерых участников, из зала были удалены секретари и помощники. По этой же причине, никаких протоколов встречи не велось, и мне вообще стало о нем известно только из рассказов Никсы, которому об этом важном событии доносили и отец, император Александр, и великий князь Константин. Потом уже и адмирал Краббе в приватной беседе, под рюмку чая, высказывал свое к тому отношение.

Итак, час дня. Парадный зал министерства, и пять человек: князь Горчаков, министр финансов Рейтерн, тогда еще вице-адмирал Краббе, великий князь Константин, и император Александр Второй. На повестке дня всего один вопрос: ответ Империи на озвученное через посланника, барона фон Штёкля, предложение правительства САСШ о продаже Аляски.

Тут самое время будет сказать пару слов о личности собственно непосредственного исполнителя принятого на совещании решения. О австрийском бароне, рожденном в Стамбуле от союза их милости Адреаса фон Штёкль и Марии Пизани, дочери итальянского переводчика на службе в российском посольстве в столице Блистательной Порты, Николаса Пизани. Об Эдуарде Андреевиче Стекле, с пятидесятого года подвязавшегося при русском после в Вашингтоне, Александре Андреевиче Бодиско, а с пятьдесят четвертого, после смерти покровителя, и занявшего его место.

Уже интересно, не правда ли? Очень уж сильно напоминает биографию небезызвестного в мою первую жизнь, Остапа Ибрагим-Оглы Бендера. И, кстати говоря, Эдуард Штёкль, будучи женатым на американке, дочери одного из конгрессменов, являлся постоянным партнером по игре в карты с госсекретарем американского правительства, господином Уильямом Стюардом. Так что половина сделки была, что называется, в кармане. Оставалось дело за малым: убедить государя передать заокеанскому потенциальному союзнику против Великобритании права на принадлежащие Империи по праву первооткрывателя земли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Горчаков и князь Константин полностью поддержали идею. Рейтерна позвали, чтоб он измыслил какую-нибудь систему гарантий в получении средств после продажи. Страна, после Крымской катастрофы была вся в долгах, как в шелках, и вырученные деньги могли тут же уйти кредиторам. Или еще того пуще, американцы, тоже не испытывающии переизбытка средств в истощенной гражданской войной стране, могли существенно затянуть оплату. Что и вовсе принизило бы престиж русской императорской фамилии. А посему, мнением министра финансов никто и не интересовался.

Вице-адмирал признался лишь, что в настоящее время не в силах обеспечить безопасность заокеанских владений, буде война с Британией разразится вновь. Но для ушей членов императорской семьи, это звучало абсолютно по иному. Одно дело, когда Держава, хоть и впервые за тысячелетнюю свою историю, добровольно отторгнет ненужные ей земли, и совсем другое, когда их попросту отберет кто-то более сильный. Удар по престижу вышел бы колоссальный. Вплоть до временного исключения России из «клуба» Великих Держав.

Это решило дело. Тем более, что основной кредитор императорской фамилии, английский банкир Ротшильд, через коллегу по ремеслу Рейтерна, довел до царя свои гарантии оплаты. Для чего в Нью-Йорк командировался один и талантливейших сотрудников, прежде возглавлявший один из банков во Франкфурте, Август Бельмонт. Кстати говоря, вскоре в крупнейшем городе САСШ действительно обосновался господин Бельмонт. Как добропорядочный американский финансист, и консультант президента страны по финансовым и экономическим вопросам.

Было еще кое-что, о чем на том историческом совещании не говорилось, но подразумевалось. Когда Александр заявил о «не менее пяти миллионов золотом», он имел в виду не общую минимальную сумму, за которую может быть продана Аляска, а ту часть, которой императорское правительство сможет невозбранно со стороны кредиторов распоряжаться. То есть, те деньги, которые должны оказаться в казне, а не в сейфах английских мультимиллионеров. Остальная часть цены за изрядный кусок Отчизны, должна была таки отойти Ротшильдам в счет погашения чудовищной задолженности. Переговоры о размере «остальной части» решено было доверить Петербургскому эмиссару английского финансового дома, управляющему Государственного банка Российской Империи, барону Александру Людвиговичу Штиглицу.

К чести Александра Людвиговича, хоть сделка и сорвалась, но планы, которые Ротшильды имели на Русскую Америку были все-таки реализованы, чем сэкономили стране выплат по займам почти на десять миллионов фунтов стерлингов.

В общем, дело двигалось в условиях абсолютной, почти небывалой в наше наивное время, секретности, но при этом более чем энергично. Штёгль раздавал взятки, подкупая сенаторов, конгрессменов и прессу, торговался со Стюартом и отбивал в Петербург еженедельные телеграммы. Штиглиц торговался с Ротшильдами. Никса поехал осваивать просторы Сибири, а заодно Туркестана и Синьдзяна, а великий князь Владимир вынашивал вероломные планы по присоединению к Империи австрийской Галиции. Новые территориальные приобретения должны были в какой-то мере компенсировать в глазах общественности постыдную продажу части земель.

Но тут случилось непредвиденное. Наш «Остап» взбрыкнул, деланно оскорбившись коварной оккупацией австрийской провинции русской армией, и приостановил переговоры. На самом деле все уже было договорено, и требовалось лишь окончательное согласие Александра. Но тот, увлекшись маневрами гвардии в приграничных с Австрией губерниях, на послания не отвечал. Требовались средства для новых взяток, и повод, чтоб привлечь утерянное внимание русского царя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пока выбирали чрезвычайного и полномочного посланника в САСШ. Пока наделяли его полномочиями и организовывали для него корабль, наступило лето шестьдесят седьмого. Париж, открытое ландо и выстрел польского бунтовщика. Государь сделался недееспособным, князь Константин не желал своей властью давать согласие на сделку, опасаясь славы продавца Отчизны, а Никсе, спешащему домой из глубины Сибирских руд, было и вовсе не до какой-то там, хоть и Русской, Америки.