Четыре года в шинелях - Михаил Лямин

Немцы продолжали рваться из-за внешнего кольца на спасение окруженного и почти раздавленного великолукского гарнизона. Из одиннадцати тысяч осталось не более шестисот-семисот головорезов, окопавшихся в крепости, и около тысячи в каменных зданиях железнодорожного депо. И все-таки Гитлер на что-то надеялся. Он по радио передал приказ о награждении командира крепости, уже известного фон Засса, крестом с дубовыми листьями.

Подбадривал своего выкормыша и фельдмаршал фон Клюге. Его ученик до сих пор славился как исполнитель рискованных замыслов. Для осуществления такой же авантюры он был оставлен и в Великих Луках.

И фон Засс держался. Крепость огрызалась, как сумасшедшая. Всем было ясно, что у блокированного врага на исходе и боеприпасы, и продукты питания. И тем не менее он скалил зубы.

Парашюты приземлялись в крепости с большим трудом. Многие падали в расположение наших войск. Фон Засс слал через эфир бесконечные требования усилить и ускорить помощь. Он был связан с гарнизоном Новосокольников и с восточной блокированной группировкой.

В этой обстановке в ночь на первое января 1943 года Военный Совет армии предъявил фон Зассу ультиматум о безоговорочной капитуляции. Ответа не последовало.

Зато утром Совинформбюро распространило сообщение, немало удивившее всех, что наши войска овладели городом и железнодорожным узлом Великие Луки, а гарнизон истребили как не пожелавший сложить оружие. Это была выдача желаемого за действительное.

Но как бы там ни было, а война продолжалась. Город не мог начинать нормальный образ жизни при наличии непокоренной крепости. Она же продолжала оставаться питательной средой для реваншистских устремлений противника за внешним кольцом окружения.

Первого января командир нашей дивизии был назначен начальником обороны западного сектора города и начальником гарнизона Великих Лук. Надо было немедленно штурмовать крепость, но сил для этого не осталось. Мы продолжали вести борьбу на два фронта.

Положение дивизии и прежде всего ее командира выглядело более чем странным. Страна и мир были извещены о падении Великих Лук, а тут еще предстояла уйма работы. И главное - не хватало сил и, пожалуй, неоткуда их было ждать.

Шла срочная перегруппировка частей. Велись разведка и инженерные работы. Ответственность за все это была возложена на заместителя командира дивизии полковника Букштыновича.

Он был старше Кроника на девять лет. Высокообразованный офицер с академической выучкой, участник гражданской войны, штабной работник военных округов, знаток нескольких иностранных языков, полковник Букштынович был находкой для командира дивизии. Он был прислан неспроста в штурмовую дивизию, на один из самых ответственных участков фронта. Всего лишь месяц назад полковник был освобожден из сибирских лагерей, где абсолютно безвинный пробыл четыре года.

Обо всем этом рассказал сам Михаил Фомич Букштынович и тем вызвал симпатию полковника Кроника. Комдива подкупил удивительный оптимизм этого уже, можно сказать, старого человека. Рассказывая, он грустно улыбался.

- Вот - помиловали, хотя неизвестно за что наказали: читал иностранные военные журналы. Приказано искупить вину.

- Я вас хорошо понимаю, Михаил Фомич, - искренне сочувствовал Кроник. Забудем прошлое, - начнем новую жизнь.

- Мое прошлое слишком чистое.

- Пожалуй, я не так сказал, не забудем, а постараемся прошлое поставить на службу настоящему и в горячих делах забудем обиду.

- С этим согласен.

- Я ваш боевой товарищ.

- Благодарю.

Долгие часы просиживали по ночам два полковника. Один черный, с редькообразной головой, другой - белый, бритый, с выправкой и манерами интеллигента.

Михаил Фомич за несколько дней боев под Великими Луками изменился неузнаваемо. Почти начисто пропал осадок горечи, привезенный из Сибири. Он снова был в полной боевой форме, и это несказанно радовало Кроника.

На улицах города я то и дело встречал своих земляков. Федот Иванов носился с радостным сообщением - спас от разграбления три пруда с карпами.

- Деликатес! - поднимал указательный палец начпрод дивизии. - Надо хоть чуть-чуть побаловать солдатушек. А то суп да каша.

- Сами как, Федот Сергеевич?

- О себе разговора нет, дрожжи продолжаю глотать.

- До Берлина еще далеко, надо беречься.

- Лишь бы побыстрее шагать. Шнырял по городу хозвзвод Романа Ивановича Лекомцева, под пулями и минами с крепости он подбирал добро. Одной трофейной команде было не справиться. А потом ведь, чего скрывать, каждому полку хочется хоть немножко разжиться награбленным у нас же немцами. Барахло и продукты раздать гражданскому населению, а себе взять самый пустяк: ящик шнапса, партию кожаных сапог, новенькие зажигалки. Кричать при этом о мародерстве не было ни малейшего основания.

Доставал кое-что по мелочи для своего полка и Роман Лекомцев. Не отставал от него и тезка-усач, впрочем, больше нажимая сейчас по поручению командира полка на лошадей и телеги - дело двигалось к весне.

Война и мирные хлопоты. Не единым автоматом жив солдат на передовой. И полон не только патриотизма. Ему никогда не было чуждым ничего человеческое.

Крепость изрыгала смерть. К ней подбирались ключи. Шли схватки на внешнем кольце окружения. А в городе уже устанавливались свои порядки.

Нет ничего более пагубного для войскового подразделения, чем неопределенность - ни наступление, ни оборона. Да тут еще мирные жители, а среди них и девицы-красавицы, шут знает как и уцелевшие. Попробуй устоять молодой солдат.

Политработники не знали сна. В открытом бою им, пожалуй, было легче. Объясняй лучше одну задачу: вперед. В нужную минуту показывай личный пример, А тут сотни вопросов и запросов, заколдованных узлов.

Большинство наших солдат уживалось с гражданским населением. Но иногда к командиру прибегал какой-нибудь жалобщик, больше из тех, кому не очень-то хотелось возвращения нашей армии. Наговаривал на солдат, что они будто бы стащили у него курицу или бочку соленых огурцов. Требовал строжайше наказать, возместить убыток. Какое тут принять решение?

Все знали, как поступал в этих случаях в гражданскую войну Чапаев - за курицу расстреливал человека. И себя требовал не миловать: "Если я попадусь - и меня в расход!" В тех условиях в деревнях и станицах, может быть, это и было справедливым. А тут город, бывший под оккупацией. Уж если на то пошло - откуда у жалобщика курицы и огурцы?

Но наши командиры не терялись. Год войны научил их многому. А некоторых и полтора года.

- Курицу, говоришь, свистнули? - переспрашивал жалобщика замполит Коровин. - А ты бы сам подарил ребятам.