Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На первом же после отречения Николая II заседании Особого совещания по обороне (6 марта 1917 г.) новый военный министр Гучков заявил, что, по его сведениям, «новый строй получил всенародное и всеармейское признание». «Однако, — предупреждал он, — вызванное переворотом возбуждение еще не улеглось и в этом заключается некоторая государственная и стратегическая опасность. Очередной задачей является установление нормального хода жизни путем объединения творческой работы всех живых сил страны». От участников заседания выступил член Госсовета Гурко, заверивший председателя, что члены Совещания «от всей души приветствуют тех лиц, которые вывели Россию на новый путь…», и что они готовы содействовать ее «благосостоянию и процветанию»{427}. Однако в новых условиях Совещание, столкнувшись с рядом новых трудностей социально-экономического и общественно-политического характера, уже не могло играть прежнюю роль. Его компетенция постепенно была ограничена исключительно вопросами военно-технического снабжения армии{428}. В июне и сентябре 1917 г. были подготовлены проекты нового «Положения», которое фактически лишало Совещание статуса «высшего государственного установления». В какой-то мере это было связано с созданием в июле этого года Главного экономического комитета и Государственного экономического совета, на которые предполагалось возложить задачи как экономического регулирования всего народного хозяйства страны, так и разработку общих вопросов правительственной экономической политики. Однако и этим планам так и не суждено было сбыться. Реорганизация Особого совещания по обороне свелась к некоторым изменениям его структуры, касающимся в основном уменьшения количества его комитетов и комиссий. В его состав были введены представители министерств земледелия, труда, председатели Совещаний по транспорту, по распределению металлов и топлива, а также представители от Советов (4 от рабочих и 2 от крестьянских), от казенных заводов, заметно расширен круг постоянно приглашаемых участников заседаний. Были исключены ревностные сторонники старого режима: военный министр Беляев, председатель Госсовета Щегловитов, Стишинский, вице-адмирал В.К. Гире и др. Формально оно по-прежнему возглавлялось военным министром. Этот пост последовательно занимали А.И. Гучков (2.03–30.04.1917), А.Ф. Керенский (5.05–30.08), А.И. Верховский (30.08–20.10.1917). Фактически же еще по распоряжению Гучкова с мая 1917 г. в Совещании председательствовал П.И. Пальчинский, товарищ министра торговли и промышленности, тесно связанный с крупным бизнесом, занимавший также посты главного уполномоченного по снабжению металлами и топливом, заместителя председателя Особого Совещания по топливу, что заметно усилило позиции крупного капитала, но не добавило эффективности деятельности этого учреждения.
После октября 1917 г. происходит дальнейшее сужение функций Особого Совещания по обороне. Оно постепенно расформировывается, и отдельные его подразделения передаются в ведение Наркомвоенмора и ВСНХ. Советское государство использовало его статистический и регистрационный аппарат для демобилизации экономики и создания новых учреждений по регулированию хозяйственной жизни страны{429}.
* * *Россия, как и ее союзники по Антанте, вступила в мировую войну, развязанную странами Тройственного союза, не подготовленной к продолжительным и широкомасштабным боевым действиям. В военном отношении лучше других участников мировой бойни оказалась готова Германия, которая параллельно с разработкой планов блицкрига занималась подготовкой мобилизации всей экономики. Тем не менее общеполитическая обстановка в начале войны благоприятствовала Антанте. Ее неформальным лидером на первом этапе вооруженного конфликта стала Россия со своей самой многочисленной в блоке и в целом успешно воевавшей армией. Петроград выступил инициатором окончательного оформления Антанты как военно-политического блока (по Лондонской декларации от 5 сентября 1914 г.), а затем и главным разработчиком конфигурации будущих европейских границ и послевоенного мироустройства. На первый план российский проект, в целом поддержанный союзниками по Антанте, выдвигал кардинальное «обезврежение» государств Тройственного союза путем их низведения до положения второстепенных держав и удовлетворения за их счет собственных (и союзников) территориальных притязаний, а также обеспечение государственной целостности и независимости европейских стран, на земли и суверенитет которых планировал покуситься агрессор. Весной 1915 г. Петроград добился согласия Лондона и Парижа и на послевоенное решение проблемы Константинополя и черноморских проливов в свою пользу, что явилось крупнейшим достижением царской дипломатии за годы войны. Вместе с включением в свой состав восстановленной в этнографических границах, «свободной» (автономной) Польши перечисленные цели России в войне оставались ее неизменными внешнеполитическими приоритетами вплоть до прихода к власти большевиков осенью 1917 г.
Независимо от степени их осуществимости устремления Антанты на мировой арене заставляют усомниться в универсальности ленинских характеристик Первой мировой войны как «династической» и «империалистической с обеих сторон», а одну из ее «главных причин» (как и «капиталистических» войн вообще) видеть в «борьбе за колонии, столкновении торговых интересов»{430}. Еще менее русский проект итогов войны соответствует его оценкам позднейшими зарубежными исследователями. Ни по своей букве, ни по духу он не предполагал раздела Европы на сферы восточного (русского) и западного влияния, на противостоящие друг другу «блоки» с ослабленной Германией между ними в качестве «буфера», как утверждал, например, американский историк Дж. Смит-младший{431}.[75] Такая оценка — не более чем типичная для западной историографии времен «холодной войны» экстраполяция итогов Второй мировой войны на более ранний период. Лишь в последние годы зарубежные исследователи начали высказывать сомнения в правомерности такого подхода, равно как и в справедливости традиционного для историков Запада представления о «наследственном, неумолимом и безжалостном экспансионизме» российской внешней политики во все времена{432}.
В ходе второго этапа мировой войны (май-декабрь 1915 г.), когда довоенные боевые запасы были исчерпаны, а отечественная промышленность продемонстрировала неспособность к их полновесному восполнению, Россия стала терять военно-политические позиции, завоеванные ранее. Ее армия оказалась не в состоянии противостоять широкому наступлению, начатому Германией и Австро-Венгрией весной 1915 г. на восточном фронте. Вернуть обширные территории, оставленные в ходе своего последовавшего пятимесячного отступления, царская Россия так и не смогла, а ее финансово-экономическая и военно-техническая зависимость от союзников все это время лишь нарастала. С конца 1915 г. роль лидеров Антанты, преобразованной в Пятерной союз, перешла к Франции в военной сфере и к Великобритании — в финансово-экономической.
В 1916 г., на протяжении третьего этапа войны, ряды Антанты продолжали расти, а сам блок укрепляться в политическом и военном отношениях, но не боеспособность русской армии и вес России в международных делах. Довершил дело острый внутриполитический кризис зимы 1916/17 г. В результате к началу 1917 г. царская Россия превратилась в политически нестабильного, обескровленного войной и уставшего от нее аутсайдера, нуждавшегося в постоянной материальной «подпитке» извне, ее верховная власть начала утрачивать контроль над ситуацией, высшее командование — волю к борьбе, а войско, «зараженное» антиправительственным духом, — разлагаться и разбегаться. События развивались по худшему из возможных сценариев. Хотя в 1916 г. стратегической инициативой овладела Антанта и к началу 1917 г. ее военное превосходство над Тройственным союзом стало уже подавляющим (общая численность его армий составляла тогда лишь немногим более трети совокупных вооруженных сил противостоящего блока), решающего перелома в войне, запланированного союзным командованием с расчетом на российское участие, в 1917 г. не произошло.
Важнейшим фактором, определявшим ход военных действий, особенно на первом этапе войны, а затем и положение каждого из участников блоковой системы, была степень обеспеченности армий вооружением и боеприпасами, а также военно-экономический потенциал страны. Довоенные запасы у всех воюющих сторон, рассчитывавших на скорое окончание войны, быстро иссякли, и на первый план вышли задачи мобилизации и милитаризации экономики. В этом плане в наиболее выигрышном положении оказалась Германия. Как справедливо отмечал осенью 1915 г. в своем докладе Особому совещанию по обороне В.П. Литвинов-Фалинский, «Германия в военно-промышленном отношении подготовлена лучше не только России, но и Франции и Англии». Объяснялось это прежде всего тем, что Германия еще в предвоенные годы сумела развить мощную военную промышленность, в том числе частную. В выполнении военных программ крупную роль сыграли предпринимательские объединения и фирмы. «Немецкие фербанды и ферейны, возникшие при мобилизации промышленности, обнимают почти все виды военной промышленности Германии и являются опорой снабжения германской армии, — констатировал тот же Литвинов. — Правительство дало некоторым из них, например металлургическому, шерстяному и продовольственному, даже часть своей власти — право реквизиции соответствующих предметов»{433}. Опередила Германия страны Антанты и в сроках создания военно-регулирующих органов. Еще в мае 1914 г. германское правительство провело заседание Хозяйственного комитета с участием представителей банков и крупных фирм, на котором были определены принципы мобилизации и милитаризации промышленности и торговли. Это обстоятельство также было отмечено российскими предпринимательскими кругами. «В Германии рядом с военным штабом оказался штаб экономический, — отмечал один из лидеров горнопромышленников Юга России. — Он образовался из больших общественных экономических организаций, функционировавших раньше, и он так прошел своей работой по экономическим порядкам страны сверху донизу, что не осталось ни одной области, которой бы он не коснулся и на которую бы он не воздействовал»{434}.