Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник) - Михаил Юдовский

Лесина болтовня начинала меня утомлять и даже раздражать, и я невольно поглядывал на Тасю, менее привлекательную, но, по счастью, немую как рыба. Тася, видимо, привыкла держаться в тени своей подруги. Будь она посимпатичней, я бы предположил, что Леся в их тандеме играет роль буксира, который, беспрестанно тарахтя, заводит в гавань белоснежный корабль, после чего скромно удаляется, причалив к какому-нибудь захудалому пирсу. Но Тася не походила на корабль, да и Леся в последнюю очередь согласилась бы стать для кого-нибудь буксиром. Она явно претендовала на что-то большее, но проделывала это с такой назойливостью, что невольно провоцировала на грубость. Во время очередной совместной прогулки она как-то очень ловко поскользнулась и, потеряв равновесие, свалилась мне в объятия. Наши глаза встретились.

– Майкл, – с нарочитым укором проговорила Леся, – что ты делаешь? Нельзя же так… Если ты американец, это еще не значит, что ты можешь без спросу обнимать всех девушек, которые тебе понравятся.

– А ты шустрая, – усмехнувшись, ответил я.

– В каком смысле шустрая?

– Думаю, что во всех.

– Это такой галантный намек?

– Боже упаси. Обычная констатация факта. Все равно что сказать пригоршне снега, что она тает у тебя в руке.

– Тебе нравится, когда в твоих руках тают?

– Мне нравится, когда руки у меня свободны.

Это уже действительно было намеком, причем не самым галантным. Леся освободила мои объятия от своего присутствия, глянула на меня исподлобья и, взяв под руку Тасю, зашагала вперед.

– Ты что делаешь? – прошипел мне в ухо объявившийся Ярик.

– Наслаждаюсь прикарпатской природой, – невозмутимо ответил я. – Посмотри вокруг – пейзаж, достойный кисти лучших молдавских художников.

– Какие еще молдавские художники? – возмутился Ярик. – Тут стопроцентный шанс был, а ты его профукал…

– Шанс на что?

– Заполучить этим вечером подружек в номер. Она же сама тебе в руки давалась.

– Вот именно сама. Я ее туда не звал.

– Идиот, – сказал Ярик.

– Сам идиот. Нечего моими руками жар загребать. Если хочешь – беги за подружками и лично обустраивай свое светлое будущее.

– А ты?

– А я где-нибудь прогуляюсь в гордом одиночестве.

– Вот-вот, – кивнул Ярик. – Знаешь, у меня такое чувство, будто ты все время норовишь куда-то улизнуть.

– А у меня такое чувство, – отозвался я, – что скоро меня в туалет начнут сопровождать. Чтоб я не отрывался от компании. Слушай, Ярик, давай сознаемся, что мы всех разыграли.

– В смысле?

– Объясним, что я такой же американец, как они папуасы.

– Зачем?

– Затем что мне это надоело. Воображение должно уносить человека, как воздушный шарик в небо, а меня эти фантазии вяжут ниткой к свинцовому грузу.

– При чем тут груз, при чем тут какой-то шарик? Майкл, у нас вот-вот должно наклюнуться, а ты обламываешь на полпути…

Я нехорошо посмотрел на Ярика.

– Еще раз назовешь меня Майклом, – проговорил я, – и я точно всем скажу, что я перекрашенный папуас. Не сомневайся, мне поверят. Распишу, как я ходил голый по Новой Гвинее с клипсой в носу и ананасом в руке…

– Обязательно расскажи, как ты ходил голый по Новой Гвинее, – подхватил Ярик. – На это клюнут еще охотней, чем на твое американство.

Я махнул рукой, развернулся и зашагал прочь.

– Ты куда? – окликнул меня Ярик.

– Не знаю, – ответил я. – Шарик полетел… Вечером увидимся.

Я и в самом деле не знал, куда иду, целиком положившись на свои ноги, которые в подобных случаях умнее головы. Ноги привели меня на центральную улицу городка, носившую имя Свободы.

«Славно, – подумал я. – Свободы я, кажется, достиг. Вопрос в том, что мне теперь с этой свободой делать».

Справа от меня показалось здание почтамта. Продолжая повиноваться ногам, я зашел внутрь. В небольшом помещении было пусто. В углу темнели за стеклом несколько телефонных кабинок, за окошком скучала миловидная девушка лет двадцати с небольшим.

– Добрый день, – сказал я. – Можно от вас позвонить?

– Дзвоныть соби, – пожала плечами девушка. – Колокольчыка даты?

– Выбачтэ, – я усмехнулся. – Затэлэфонуваты вид вас можна?

– Куды?

– На Марс.

– Ни, нэ можна.

– Чому?

– Звъязок тымчасово нэ працюе [71] .

– А в Бостон можна?

– А це що?

– Мисто. В Амэрыци.

– Радше б вже на Марс тэлэфонувалы… [72]

– Так можна?

– Ни. Щэ замовлэння будуть чы даты вам колокольчыка?

– А з Кыйивом звъязок е?

– Хоч щось трохы людськэ… Який нумэр?

Я назвал.

– Зачэкайтэ. Прысядьтэ покы…

Я присел в стоявшее у окна кресло из кожзаменителя. Через пару минут девушка окликнула меня:

– Пройдить. Друга кабина.

Я вошел в кабинку и взял трубку.

– Алло? – услышал я искаженный расстоянием голос Даши.

– Привет, – сказал я. – Как дела?

– Нормально. Ты откуда? Тебя плохо слышно.

– С летающей тарелки.

– Откуда?

– С тарелки летающей. Меня похитили инопланетяне.

– Да? Я им не завидую.

– Им никто не завидует. Они маленькие, уродливые, синего цвета. Кроме того, у них отсутствуют рты и органы размножения. Они не пьют, не курят, не…

– Понятно, – перебила меня Даша. – И как долго они тебя продержат?

– Пару деньков. А может, насовсем оставят. Ты бы что предпочла?

– Я бы предпочла принять горячую ванну.

– Ладно, – сказал я, – принимай. Извини, что побеспокоил.

– Подожди. Так откуда ты звонишь?

– Долго рассказывать. Ванна остынет.

– Не остынет. Я еще воды не набрала.

– Тогда слушай… Нет, лучше я потом расскажу. Когда вернусь.

– Как хочешь. Пока…

– Подожди, – снова сказал я.

– Жду.

– Даша… – Я замолчал.

– Что?

– Я тебя люблю.

– Поэтому сбежал от меня, не сказав куда?

– Конечно. От нелюбимых не сбегают.

– Забавно. А что с нелюбимыми делают?

– Живут с ними. Как правило, долго и несчастливо.

– Глупости.

– Наверное. Чего еще от меня ожидать.

– Ладно, Мишаня. Ты позвонишь, когда приедешь?

– А ты хочешь, чтоб я позвонил?

– Допустим, хочу.

– Ты скучаешь по мне?

– Предположим, скучаю. Только не задавай так много вопросов.

– Больше не буду. Пока.

– Пока.

Мы одновременно повесили трубки. Я еще несколько секунд постоял в кабине, затем вышел и направился к девушке за окошком.

– Поговорылы? – спросила она.

– Поговорили, – рассеянно ответил я.

– З вас рубль симдэсят.

Я расплатился.

– З дивчыною своею балакалы?

– С сестрой, – зачем-то соврал я.

– Ага, – хмыкнула девушка. – Так то вы сэстри сказалы, що йийи любытэ?

– Что ж я, не могу сестру любить?.. А вы подслушивали?

– Ага, – простодушно усмехнулась девушка. – Цикаво ж. А от вона нэ сказала, що вас любыть.

– Она стеснительная. Вы что сегодня вечером делаете?

– А вам нащо?

– Хотив вас у гости запросыты.

– Ага. Зараз мий Стэпан прыйидэ, вин нас обох так запросыть…

– Такый лютый?

– Звир. Прыбье. Я тоби, скаже, курва, погуляю по москалях…

– А чого це я москаль?

– Стэпан колы злый, так у нього вси москали… Вы бы йшлы соби.

– Пиду, – кивнул я. – Бо дуже Стэпана боюся. Так вы не придете?

– Ни.

– И правильно. А знаете, все это вранье, будто нас какой-то груз к себе вяжет. Ничего нас не вяжет. Мы этот груз в себе носим.

– Якый щэ груз?

– Такый соби.

– Нэ зрозумила.

– Я тоже. До побачэння.

Я вышел из здания почты и зашагал по улице Свободы обратно к турбазе. К тому времени смерклось. Шел я неторопливо, потому что спешить было некуда. Дойдя до моста через Прут, я остановился, затем спустился вниз, к воде, и присел на какой-то пенек, торчавший из снега. Река, полускрытая сумерками, убегала вдаль, исчезая за поворотом. На мосту появились два темных силуэта.

– Ну що, – сказал один, – запалымо?

– Давай, – отозвался другой.

В темноте вспыхнула спичка, затем она погасла, и засветились два маленьких оранжевых огонька.

– Ты до Любкы на турбазу вэчэряты? – спросил первый.

– Но, – ответил второй. – А ты?

– А я на коляцию в рэсторацию [73] .

– Дорого.

– Та що там дорого. Сьогодни майно, завтра лайно [74] . Затэ у рэсторацийи москалив нэма. А на турбази ступыты нидэ, у москаля вляпаешся.

– Угу, – зловещим басом отозвался я снизу. – Повна турбаза москалив. Будэмо быты? Чы нэ будэмо нэ быты?

Мост так удачно отрезонировал звук моего голоса, что я сам немного испугался. Огоньки дрогнули. Некоторое время царило молчание, затем первый неуверенно спросил:

– Ты хто?

– Чорт, – ответил я.

– Тьху! – боязливо сплюнул второй.

– Нэ плюйся, бо вылизу, – пригрозил я.

Снова наступила тишина, затем послышался робкий голос второго:

– Вуйку, посьорбалы звидсы. Така лыха нич…

– А, можэ, набьемо чорту морду? – предложил первый.

– Я тоби зараз таку морду набью, – прогудел я, – що у зэркало дывытыся знудыть [75] .

– Вуйку, – второй потянул первого за рукав, – ходимо, га? Чы воно чорт, чы нэ чорт, а цэ лыха людына.

Первый – видимо, посмелее – перегнулся через перила моста и уставился в темноту.