Золотой Крюк - Эмиль Асадов

— Господин Жальгирис? — удивленно окликнул Бородянский.

— Э… Он самый есть, — признался Витек, приводя в порядок волосы и соображая, чтобы ему соврать. Голова болела и работала плохо. Но Лев Семенович сам пришел к нему на помощь.

— Позвольте полюбопытствовать — не у моей ли дочери Елены вы были? — строго спросил Бородянский-старший.

— Собственно, у нее. Мы хорошо выпить чай с этим… ну, как его… с печкой.

— С печеным? Неужели Елена печет? А, с печеньем, — догадался Бородянский. — Не знал, что наши семьи связаны каким-то иным образом, кроме общих деловых интересов.

— Связаны, самым положительным образом связаны, — Витек незаметно потер зудящие от жгутов запястья рук.

— Что значит "положительным"?

— В смысле — я полагаться на Елену…

Бородянский понизил голос.

— Молодой человек, если даже вы переспали с моей дочерью, об этом необязательно объявлять во всеуслышанье во дворе… Нет, я хотя и не одобряю… Но вы, в конце концов, взрослые люди… Кстати, это не вы в прошлый ваш приход забыли у нас башмак?

— Не я. А сейчас вы меня извинить — я руки в ноги в башмаках и бежать.

— А может, подниметесь — посидим, пообщаемся, так сказать, по семейному? — поинтересовался Лев Семенович, но увидел, что говорит в пустоту. Витек уже растворился в темноте двора.

"Хамло", — подумал Лев Семенович и направился к подъезду. Он сделал его шагов пять, как его внимание привлекло странное существо, вывалившееся из блока. У него было несколько переругивающихся голов, одно туловище, которое в этой свалке несколько рук умудрялись все же поддерживать на весу — это был вырубленный Еленой Арцибульдер, — другие руки продолжали одаривать соседей ударами, и много ног. А мозгов, вероятно, не было вообще, потому что еще один, маленького роста и очень юркий малый, крутился вокруг, подсказывая существу дорогу. Остолбеневший Бородянский наблюдал за этой ошибкой природы еще несколько минут, пока биоконструкция также не скрылась во тьме. Бабушки на лавочке молчали, впитывая происходящее, как губки — мыльную пену. Повода для сплетен им должно было теперь хватить как минимум до новогодних празднеств. Когда Лев Семенович все же стряхнул с себя остолбенение и поднялся к себе на этаж, в квартире его ждало еще более дикое зрелище: переломанная мебель, разбросанные вещи, а посреди всего этого — Елена, наполовину напуганная, наполовину безумно злая. Бородянский оценил ситуацию и задал вопрос, который ему показался весьма логичным, а его дочурке — на редкость идиотским:

— Дорогая, неужели господин Жальгирис тебя изнасиловал?..

Состояние Льва Семеновича, по мере сбивчивого рассказа дочери Елены менялось, как в сказке про 12 месяцев. Сначала у него похолодели ноги, и начальник треста опустился на диван, чтобы не упасть. Оттого и упал, потому что недоломанный предмет интерьера держался лишь на одной ножке, вопреки всем законам физики и явно из подлости, дожидаясь только, чтобы на него кто-нибудь сел. Мягкая дубленка на меховой подкладке смягчила удар, Елена же, задыхаясь, продолжала выкладывать подробности минувшего дня. Когда она дошла до появления в их квартире проходимца, до того скрывавшегося под видом сантехника, а теперь переквалифицировавшегося в финансового спекулянта, из озноба Бородянского бросило в жар: он сообразил, что только что собственными руками отдал в руки ворам все, что было нажито трудами праведными и неправедными за последние годы. Сам отдал, еще и красной ленточкой перевязал! Перед глазами начальника треста поплыло, а мысли начали скакать в голове, будто блохи на собачьем празднике. Елена тараторила над его переставшими реагировать на внешнюю среду ушами еще минут десять, потом заметила, что лежащий на полу папа выглядит несколько зеленее, чем обычно, и пошла в кухню искать под остовом финского холодильника флакон с валерьянкой.

Пока экс-супруга Чеботарева дрожащими губами отсчитывала капли, которые экс-тесть Чеботарева все равно дрожащей рукой наполовину расплескал на пол, не донеся до рта, сам Сергей Степанович штудировал в своем офисе принесенные Мариной бумаги. Из них, собственно, следовало, что сверх доходное предприятие "Золотой Крюк" перешло в руки Бородянского. При этом задача, поставленная главой треста, о максимальном сокращении числа акционеров, была ими перевыполнена: в последние дни Пашка только и занимался, что бегал по городу с пачками денег в карманах, разве что не силой запихивая вкладчикам их наличность в обмен на сертификаты. Вкладчики денег не хотели, сертификаты отдавать не желали, грозились, что если "Золотой Крюк" все же заставит их взять деньги, то они подадут в суд, а если не вернет, то подадут тем более. Пашка чувствовал, что теряет остатки разума в тщетных поисках логики в их словах, и, возвращаясь в офис, слезно просил, чтобы его сняли с курьерской работы и пустили обратно, к компьютеру, где все четко, ясно и расписано цифрами. Но Марина смотрела строго, Чеботарев прятал глаза, а господин Витас Жальгирис только и делал, что давал все новые и новые адреса.

Выкупить обратно ничего на самом деле не стоившие сертификаты оказалось не так уж просто. Плюс к тому вести, что "Золотой Крюк" просто умоляет людей получить от них деньги, вызвали переполох на бирже ценных бумаг, и стоимость их взлетела почти вдвое от номинала. Если бы Чеботарев снова продал сертификаты, которые к тому времени оказались в его руках, или даже попросил Пашку напечатать на принтере еще тысяч сто таких же, то он за несколько дней рисковал бы превратиться из простого ново-русского миллионера в столь же простого ново-русского миллиардера.

Витек мчался в направлении офиса со скоростью человека, спасавшегося от ядерного взрыва. Порванная одежда хлопала у него за спиной, как крылья ангела, пояс плаща, вдетый в оторванные с мясом хлястики, волочился, как бесовской хвост. Из-за этих звуков Витьку все время казалось, что за ним гонятся, объединив усилия, Арцибульдерова банда во главе с четой Бородянских, и стоит ему остановиться, чтобы поймать такси или хотя бы обернуться, как их жадные руки разорвут его на кусочки. Таким образом ополоумевший от страха Витек пронесся через какой-то темный парк, распугав мирно чадящих там наркоманов; перебежал перекресток по диагонали, спровоцировав столкновение трех легковушек, милицейского уазика и троллейбуса (без жертв); спугнул в подземном переходе воров, собиравшихся грабить одинокую престарелую леди; выбил часть строительных лесов из под рабочих, которые красили стену жилого дома — краска полетела вниз вместе с рабочими и перекрасила несколько прохожих, но Витек к тому времени, пока первый из них начал складывать губы для характерного в таких случаях восклицания, был уже кварталах в трех. Если бы его скорость была зафиксирована спорткомитетом, то ему дали бы или золотую медаль, если бы ее засекли милиционеры, он получил бы пару лет условно. Ни того, ни другого не произошло. Увидев руководителя "Золотого Крюка", мчащегося на таран собственного офиса, охранник успел только благоразумно открыть дверь. Витек врезался в стол в приемной, а самого охранника засосало внутрь вместе с дымом, пылью и мелкими деталями, ежеминутно отлетающими от одежды господина Жальгириса.

— Что случилось?! — закричал Чеботарев, ловя бумаги, разлетающиеся с его стола от внезапного порыва ветра. — Тебе в задницу въехал мотоцикл? Или где-то что-то горит?

— Мы горим! — гаркнул Витек, по инерции все еще носясь по периметру комнаты, хватая с полок бумаги и укладывая их на стол. — Пылаем, как фейерверк! Сматываться надо, быстро, не то сейчас нам всем в задницу въедет по мотоциклу. Это в лучшем случае…

— А в худшем? — нахмурилась Марина, скрещивая руки на груди.

— В худшем — по самосвалу… — Витек несколько замедлил ход, переводя дух. — Прошу меня опардонить за низменость изложения, но говорить нормально у меня нет ни времени, ни сил. Короче, сматываться надо, пока еще ноги есть…

— Объясни хоть толком, что случилось? И что с твоей одеждой? А синяк на лбу откуда? Ты будто под грузовик попал!

— Я попал под Елену Бородянскую… Ну, что сидите-то? Непонятно? У вас, блин, мозги склеились, что ли? Мы же сегодня от Бородянского очередные бабки получили! Получили или нет?

— В общей сложности пять миллионов долларов как одна копеечка, — похвастался Сергей Степанович.

— Я и говорю… Как раз в эту минуту Бородянский уже все узнал от Елены. А тут еще Арцибульдер, мастодонт этот со своими живоглотами. Он теперь тоже все узнает. Только позже.

— А кто это — Арцибульдер?

— Заплечных дел мастеровой местного разлива. Наш клиент, между прочим. Внес в кассу миллиончик за не фиг делать… Но я так понимаю, что когда он придет нас убивать, на его долю после Бородянского уже мало что останется. А я пока еще жить хочу. У меня престарелый Палыч на иждивении, теплая соседка в кровати и холодная водка в холодильнике. Теперь понятно?