История изнутри. Мемуары британского агента. - Робин Локкарт

Великое приключение началось.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Если путь из Москвы в Лондон совершенно изгладил ся из моей памяти, то путешествие обратно в Россию я помню так ясно, словно оно было только вчера. В нем не было ни однообразия, ни спокойствия. Я сделался ва жной особой, и это изменение отразилось на отношении ко мне двух главных барометров мирового значения: прессы и наших заграничных консульств. В первый вечер моего пребывания на «Ярмуте» я торжественно обедал вдвоем с капитаном, высоким, хорошо сложенным чело веком с твердым лицом и спокойными, самоуверенными манерами. Он был внуком В. Г. Грэса, знаменитого

К 255 |93

игрока в крикет; теперь он адмирал. Остальные члень миссии обедали в каюткомпании. Для многих из нас это был последний обед на борту парохода. Как только мы миновали остров Мэй, мы попали в сильный шторм Было страшно холодно, и каждые полчаса мы попадали в новый буран. Северное море было в самом скверном состоянии, какое только можно себе представить, а наш легкий крейсер вовсе не подходил для таких бурь. Мы не могли выйти на палубу. У многих матросов и по крайней мере у одного из офицеров разыгралась морская болезнь Хиксу, Филену и Бёрзу было очень плохо.

На следующее утро показался норвежский берег, но море было слишком бурным и буран слишком ослепляю щим для того, чтобы мы могли войти в фиорд. Ночью один из истребителей, неспособный дольше выдерживать шторм, был принужден вернуться обратно. На некоторое время мы потеряли связь и со вторым истребителем, так как радиостанция замерзла.

Я не страдал от морской болезни, но признаюсь от кровенно, что почувствовал облегчение, когда после 24 часового блуждания около норвежского берега мы нако нец вошли в Бергенский фиорд. Здесь нас встретил ком модор Гаде, главнокомандующий норвежским флотом. На борту его паровой яхты были сэр Джордж Бьюкенен, генерал Нокс, адмирал Стэнли, капитан Скэл и капитан Нейльсон, возвращавшиеся в Англию. У меня состоялся получасовой разговор с посланником. Он был очаровате лен, как всегда, но выглядел на этот раз больным и усталым. Первые 10 месяцев революции отняли 10 лет его жизни.

Попрощавшись с посланником и его свитой, мы пре красно позавтракали с Гаде и в четыре часа дня сошли на землю в Бергене. На следующее утро мы совершили путешествие по самой чудесной в мире железнодорожной линии от Бергена до Христиании. Зимой, однако, этот путь не произвел на меня такого впечатления, как осенью.

Норвежские купцы разжирели на поставке судов и рыбы союзникам, поэтому в Христиании было очень весело, и деньги тратились без счета. Шампанское лилось рекой начиная с 11 часов утра. Население держалось определенно британской ориентации; ненависть к нем цам, подводные лодки которых стоили жизни многим норвежцам, была очень сильна. За несколько дней Д°

нашего приезда один немецкий эстрадник был освистан норвежской публикой, когда он попытался запротесто вать, его чуть не разорвали в клочки.

Мы провели в Христиании сутки. Хотя я спешил в Россию, зная о русскогерманских мирных переговорах, время прошло довольно приятно. Я обедал в нашем посольстве и встретился с сэром Мансфельдтом Фин ли — одним из самых высоких англичан и, несомненно, самым высоким дипломатом в мире. Он был хорошим организатором, и с помощью Чарльза БрюднеллБрюса добился того, что огромное посольство (в Христиании, где в мирное время царит дипломатический застой, во время войны был благодаря блокаде самый большой штат) работало с исключительной четкостью. По своим политическим взглядам он был крайним консерватором и охотней примирился бы с поражением в войне, чем с возможностью социальных потрясений Англии.

В Христиании мы впервые встретили английских беженцев из России. Эти люди, члены богатых англий ских колоний в С.Петербурге и в Москве, видели, как в одну ночь, на их глазах их благополучие было сметено ураганом революции. У меня в дневнике записан разго вор с одним из этих беженцев — именно с Рейнольдом, известным лесопромышленником, близко связанным с сотрудниками нашего посольства. Он потерял все и очень нервничал; его преследовала одна идея — чтобы мы как можно скорей заключили мир и совместно с Германией восстановили порядок в России.

Я вспоминаю этот разговор, потому что он типичен для настроений русской буржуазии в Москве и С.Пе тербурге в 1918 году. Однако перед лицом этих фактов наши военные эксперты упорно продолжали писать ме морандумы о лояльности русских и о восстановлении восточного фронта, как будто в России после больше вистской революции еще остались люди, способные ду мать о чьихлибо интересах, кроме своих собственных, и о какомлибо фронте, кроме внутреннего. Я не ставлю этого в упрек русским. Это — здравый смысл. Англича нин или немец, поставленный в аналогичные условия, рассуждал бы точно так же. Если и были русские, кото рые поддерживали английскую идею восстановления во сточного фронта и которые говорили о святости своих обещаний вести войну до победного конца, они созна тельно или бессознательно держали язык за зубами.

Единственной целью каждого русского буржуа (а 99°/ так называемых лояльных русских принадлежали к бур жуазии) была интервенция британской армии (а если не британской, так германской) для восстановления порядка в России, подавления большевизма и возвращения бур жуазии ее собственности.

По прибытии в Стокгольм мы узнали, что в Финлян дии вспыхнула гражданская война и что у нас не было почти никаких шансов добраться до С.Петербурга. Од нако я решил пробиться во что бы то ни стало, и пока сэр Эсме Гоуард (теперь лорд Гоуард и экспосланник в САСШ, в то время наш посланник в Стокгольме) связы вался по телеграфу с британскими представителями в Гапаранде и Гельсингфорсе, чтобы облегчить нам наше путешествие, я отправился к Воровскому, русскому пред ставителю в Швеции, чтобы выхлопотать у него разреше ние на встречу нас у финляндской границы русским поездом.

Боровский понравился мне. У него было тонкое ин теллигентное лицо с живыми серыми глазами и каштано вой бородой. Он был худ, выглядел аскетом и произвел на меня впечатление человека со вкусом и очень культур ного. У него были красивые руки; в Париже его, не задумываясь, приняли бы за художника или писателя. Я показал ему письмо к Троцкому, и он обещал сделать все возможное, чтобы помочь мне. От него я узнал последние новости о руссконемецких мирных переговорах в Брест Литовске. С моей точки зрения, новости эти были, ско рей, приятными. Вначале немцы хотели заключить мир как можно скорее, но теперь, после измены украинцев, целиком предавшихся им, они пытались заставить боль шевиков принять самые невозможные условия. По сло вам Воровского, переговоры еще не закончились. Если это будет только возможно, он доставит нас в Петербург через три дня.

Мы прибыли в Стокгольм в субботу, 19 января. Толь ко в пятницу, 25 января нам удалось выехать в Гапаранду и в Финляндию. Хотя задержка была неприятна, наше пребывание в Стокгольме было небезынтересным. Город выглядел изумительно красиво — весь в снегу под голу бым небом. Погода была прекрасная, воздух — как шампанское. Мой отель осаждался посетителями в большинстве случаев русскими и англичанами, бежавши ми из С.Петербурга и Москвы, которые хотели, чтобы

защитил их имущество или передал письма их близким. Я завтракал и обедал с сэром Эсме Гоуардом. Он позна комил меня с Брантингом — шведским социалистиче ским премьерминистром. Брантинг, массивный я вели чественный человек, был инициатором злосчастной сток гольмской конференции социалистов, на которую с та ким неодобрением смотрел мр Ллойд Джордж. Она не состоялась, так как английские консерваторы боялись, что британские делегаты попадут в лапы немецких вол ков. Брантинг не отказался от своей мысли и собирался пригласить на конференцию большевиков. Сэр Эсме Гоуард, который в Стокгольме имел возможность соста вить себе более объективное представление о положении обеих враждующих сторон, чем находившиеся в других местах дипломаты, поддерживал начинания Брантинга, справедливо заключая, что от такой конференции мы ничего не потеряем и можем коечто выиграть. Как и все другие попытки, клонившиеся в конечном счете к заклю чению мира, она не привела ни к чему.

В Стокгольме же я встретил некоторых старых дру зей — непостоянного Ликиардопуло, Пой Кольбрука, старого русского джентльмена генерала Вогака — и завя зал новые знакомства, в частности с Клиффордом Шар пом, блестящим редактором «Нью стейтсмен». «Лики», некогда либерал, теперь, как и другие русские либералы, стал крайним реакционером. Он пытался напугать нас страшными рассказами о России: как в Туркестане насе ление вырезало стариков, женщин и детей, потому что нечего было есть; как в Петрограде люди меняли костюм на ломоть черного хлеба. С нашей стороны было бе зумием продолжать дальше путешествие. Англия должна изменить курс своей политики и субсидировать монархи стов. Большевики дольше месяца не продержатся.