Страшные сказки о России. Классики европейской русофобии и не только - Наталия Петровна Таньшина

единственными рыцарями были казаки – «армии дезертиров и беглых крепостных, сообщество авантюристов наполовину христианских, наполовину пиратских, которым степь гарантировала дикую свободу».

Вслед за многими другими авторами Леруа-Болье повторяет, что Россия не имела ни коммун, ни хартий, ни буржуазии, ни третьего сословия. Новгород, Псков, Вятка, находящиеся на окраинах страны, являлись, по мнению Леруа-Болье, лишь исключением из правила, и этого было явно недостаточно для развития страны.

И даже городов, продолжает он, не было. В Московии, освободившейся от татарского ига, был только один город, резиденция князя, но эта столица представляла собой лишь огромную деревню, а сама Московия была «государством крестьян, сельской империей». Между тем, подчеркивает он, без городов нет ни богатства, ни искусств, ни науки, ни политической жизни. Более того, нет самой цивилизации.

Леруа-Болье не одинок в подобном взгляде на русскую историю. Ф. И. Тютчев в 1844 году писал о настроениях немецкой элиты: «Я знаю, что при необходимости найдутся безумцы, готовые с самым серьезным видом заявить: “Мы обязаны вас ненавидеть; ваши устои, само начало вашей цивилизации противны нам, немцам, людям запада; у вас не было ни Феодализма, ни Папской Иерархии; вы не пережили войн Священства и Империи, Религиозных войн и даже Инквизиции; вы не участвовали в Крестовых походах, не знали рыцарства…”»

Россия, как и европейские государства, отмечает Леруа-Болье, была централизованной монархией. Однако «она не имела ни одного из инструментов или институтов европейских монархий, парламентов и университетов, людей мантии и ученых. Она имела монархов, но никогда не имела двора. Закрытые в тереме, татарском или византийском гинецее, царицы и царевны позволяли царям хамство по отношению к своему полу (здесь он ссылается на историка И. Е. Забелина. – Н. Т.). Московия не имела ни замков, ни дворцов. Кремль был лишь крепостью и монастырем, в котором низменные армейские удовольствия перемежались с утомительной чопорностью церковников».

В результате, по словам Леруа-Болье, сбросив татарское иго, Московия пробудилась в самом расцвете Средневековья, однако «без крестовых походов и рыцарства, без трубадуров и труверов, без схоластиков и легистов, без всего этого у нее было лишь усеченное Средневековье. Без Реформации, без Ренессанса, без Революции ее новая история была еще более неполноценной. Она испытала только отдаленные последствия великих событий и великих эпох истории Европы XIIXVIII веков. Чем был бы народ Запада без всего этого?» – задается вопросом Леруа-Болье.

Поэтому, лишенная всего того, что наполняло историю западных наций, история России представляется Леруа-Болье «бедной, безжизненной и пустынной, как равнинные деревни Севера <…> Ни один народ не имел опыта такого ущербного и в то же время такого печального образования». И дальше Леруа-Болье повторяет появившуюся еще во времена Сигизмунда Герберштейна и окончательно упроченную Кюстином мысль о том, что русские – нация имитаторов, способная лишь копировать, а не созидать. Русскому народу, по словам Леруа-Болье, было отказано в оригинальности, ему не хватало разнообразия. «Россия имела достаточно соседей и отношений с ними, чтобы всегда оставаться в состоянии имитации. Она последовательно прошла через нравственное иго Греции и татар, литовцев и поляков, чтобы в итоге оказаться под немецким или французским игом. Постоянно пребывая в состоянии интеллектуального вассалитета, копируя иностранные обычаи, идеи и моды, она была почти неспособна приспособить к себе чужие институты и сделать их национальными».

Как видим, в этом отношении французский исследователь воспроизводит устоявшиеся клише: Россия – страна без истории, без прошлого, не знавшая ни Ренессанса, ни Реформации, ни великих потрясений Нового времени. Неспособная к созиданию, она лишь копирует внешние элементы. Самая поразительная вещь в русской истории, по словам Леруа-Болье, – это ее «крайняя бедность и бесплодность». Россия, несмотря на сложную судьбу и потрясения, «избежала великих религиозных или интеллектуальных движений, она не прошла через великие социальные или политические эпохи, которыми была отмечена бурная и насыщенная жизнь западных народов».

Как отмечает Ги Меттан, «несмотря на свою декларируемую прорусскую позицию, Анатоль Леруа-Болье активно эксплуатирует стереотипы, рожденные в ходе либеральных антирусских дискуссий <…> По его мнению, России можно симпатизировать, но это не сделает ее менее отсталой. В этом смысле автор выступает как настоящий представитель европейского прогресса и американской демократии, что неудивительно в разгар колониальной экспансии».

Россия, по мнению Леруа-Болье, является не только «страной пробелов», но и страной парадоксов, и это проявляется в ее историческом развитии: Россия – страна старая, но все в ней – новое. И далее он приводит слова Жозефа де Местра, по его мнению, лучшего знатока России, который писал одному русскому: «У вас ничто не уважается, потому что ничего нет древнего». Эти слова, отмечает Леруа-Болье, потом повторил П. Я. Чаадаев: «Всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось».

В другой части своей книги Леруа-Болье поясняет, что Россия все-таки имеет длительную историю, однако цепь ее национального существования дважды или трижды резко прерывалась. Поэтому «свою историю русский народ скорее терпит, нежели делает». Русская история была скорее пассивной, нежели активной, в отличие от Запада, где свободно развивался национальный гений. То есть европейцы сами делали свою историю, русские же плыли по ходу течения или просто терпели, не пытаясь переделать свою судьбу. В этом отношении, отмечает Леруа-Болье, Россия очень мало похожа на европейские нации; история просто «давит на плечи русского народа».

Как нация русские тоже находятся в стадии формирования (опять-таки, это общее место). Автор даже сомневается в существовании русской нации как таковой, подчеркивая, что «единства почвы», то есть проживания на одной территории, недостаточно для того, чтобы обеспечить политическое единство; нужен материальный или моральный консенсус среди населения, некоторое родство крови и духа, без чего нет национального единства. В России, по его мнению, этого пока не существует. Отсюда – некий незавершенный, импрессионистский портрет русской жизни и русской нации, набросок, который, по его собственным словам, делает Леруа-Болье. Русские напоминают ему актера, который должен выйти на сцену, не выучив своей роли, или человека, который, не получив образования в детстве, обязан постигать науки во взрослом состоянии.

Если до Леруа-Болье французы, имевшие скептический взгляд на Россию, как правило, просто утверждали, что это страна варварская, дикая, неспособная воспринимать европейские ценности, то Леруа-Болье стремится выяснить, почему Россия не пошла по пути европейской цивилизации. И он дает на этот вопрос следующий ответ: «Татарское иго и борьба против Польши высосали все ее соки. Россия с ее вековой инерцией могла бы ответить на этот вопрос словами аббата де Сийеса, когда его спросили о том, что он делал во время Террора: “Я выживал”. Чтобы не быть уничтоженной монголами, ей нужно было долгое время притворяться мертвой.