Гунны. Грозные воины степей - Эдвард Томпсон

Флавиан публично (чтобы вызвать у народа неприязнь к императору) расплавил золотую церковную утварь. Феодосий II, даже если в его действиях можно усмотреть излишнюю прямолинейность, несомненно, имел моральное право претендовать на церковное имущество, поскольку, как признает сам Несторий, народ был измучен «голодом, и мором, и засухой, и градом, и жарой, и землетрясениями, и рабством, и страхом, и всеми видами болезней». Варвары и скифы уничтожали все на своем пути, брали людей в плен, и у них не было никакой надежды на спасение. Вот так ересиарх описывает два вторжения Аттилы в 441 – 443 и 447 годах.

В большинстве дошедших до нас церковных источников Феодосий II и Хрисафий подвергаются неблагосклонной критике. С другой стороны, монофизит Захария из Митилены часто упоминает Феодосия II, всегда с уважением и никогда с критикой; свои нападки он предназначал Маркиану. Иоанн Малала, тоже, по всей видимости, монофизит, хотя имел под рукой сочинение Приска, писал, что император Феодосий II «пользовался хорошей славой, был любим народом и сенатом». Он, конечно, сильно преувеличивает всеобщую любовь: у землевладельцев не было особых причин любить Феодосия П.

Трудно согласиться с мнением Приска о Хрисафии, пишет Малала, поскольку «он был красив во всем». В конце концов, Хрисафий расстался с жизнью не потому, что был обвинен в вымогательстве (принимая во внимание его политику), а сразу после восшествия на престол «сенаторского» императора. Против него легко нашлись обвинения, поскольку, по словам Бюри, система повышения налогов в Восточной Римской империи была столь жесткой, что ни один император (в нашем случае мы можем сказать, что ни один министр) не избежал бы обвинений в преднамеренном стремлении разорить подданных. Но Хрисафия казнили не за вымогательство: его политика была нацелена на благосостояние не крупных землевладельцев, но других слоев населения. Отказ от религиозной политики Хрисафия стал важной частью процесса, в результате которого империя утратила расположение огромных масс населения восточных провинций и подготовила почву для арабского завоевания. Мелкие торговцы и ремесленники столицы с любовью вспоминали Хрисафия, по крайней мере до конца VI столетия. По сути, именно из-за антисенаторской позиции наши источники представили в мрачном свете отношения Феодосия II и Хрисафия с гуннами. И в этом в значительной степени виноват Приск.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы сделали попытку восстановить историю гуннов с момента их первого нападения на остготов и до исчезновения сыновей Аттилы в хаосе, последовавшем после смерти их отца. Мы также попытались описать общество гуннов и изменения, преобразовавшие его (в конечном счете вызвавшие его исчезновение). К огромному сожалению, сохранилось чрезвычайно мало документов. К примеру, нам ничего не известно о создании гуннской империи перед появлением Бледы и Аттилы, нет точной информации о той роли, которую Аттила сыграл в создании и расширении империи (о роли Руа нам известно и того меньше). Когда мы перевели разговор на обсуждение гуннского общества, то поняли, что только случайные фразы проливают свет на некоторые обычаи, нормы и правила гуннского общества. Основываясь буквально на нескольких словах Приска, мы пытались сделать какие-то выводы о взаимоотношениях в гуннской семье. Слова, вложенные автором в уста одного из героев, были единственным доказательством того, что гунны заставляли подчиненные народы обеспечивать их продовольствием, – в этом случае мы сделали выводы при полном отсутствии каких-либо прямых доказательств.

Почти невероятно, что появится какое-нибудь новое письменное свидетельство, и вряд ли стоит ждать потрясающих открытий, во всяком случае в ближайшем будущем, поэтому позвольте сделать пару замечаний общего свойства. Для начала обсудим общепризнанное мнение, что, так или иначе, Аттила был гением, был на самом деле «великим человеком», и только благодаря его выдающимся качествам существовала огромная гуннская империя. А затем поговорим о значении побед и достижений гуннов для развития Европы. И если бы гунны не вошли в соприкосновение с готами и римлянами, а направили внимание, скажем, на Иран или Индию – как это могло отразиться на европейской истории?

1

Историки поздней Римской империи сходились на том, что господство гуннов полностью обуславливалось гением Аттилы. Без него, это говорилось и подразумевалось, не было бы гуннской империи, сопоставимой с той, которой он управлял, а после смерти Аттилы крах этой империи был неизбежен. Я не могу согласиться с этим утверждением.

Во-первых, потому, что до Аттилы огромная гуннская империя уже была. Мы абсолютно уверены, что в подчинении у Аттилы находилось намного больше народов, чем у его предшественников, но в источнике подразумевается, что империя Руа и Октара была сопоставима с империей Аттилы. Спустя несколько лет после того, как Октар воевал восточнее Рейна, Руа вмешался в итальянскую политику и угрожал восточным римлянам на Дунае. Это говорит о том, что сфера их деятельности была огромной. Аттила тем и отличался от Чингисхана, что получил готовую империю (или почти готовую) от предшественников, в то время как монголы в молодые (и даже зрелые годы) Чингисхана оставались небольшими, отдельными пасторальными племенами. Как ни прискорбно, но мы ничего не знаем о процессе, в результате которого произошло объединение гуннских племен в союз, которым впоследствии правил Аттила. Возможно, объединением руководил Руа с братьями. Если это так, то их помощь Аттиле была столь же велика, как помощь Чингисхана своим преемникам, и дает им право на славу (или известность) даже в большей степени, чем Аттиле.

То, что крах империи после смерти Аттилы был неизбежен, опровергает тот факт, что у Чингисхана были столь же толковые преемники, как он сам. Нет никакой существенной причины, по которой кочевая империя не должна пережить своего создателя. Если же пытаться объяснить причину развала гуннской империи по психологической причине, то ответ однозначен: не было никакой психологической причины, по которой за Аттилой не мог бы последовать такой правитель, как Угедей (Угэдэй, сын Чингисхана) или Хубилай (внук Чингисхана). Одним словом, ни обстоятельства создания, ни обстоятельства развала гуннской империи не зависели от характера и способностей конкретного человека.

Зачем же нам тогда говорить о «гениальности» Аттилы? Был ли он военным гением? Очень сомнительно. Да, он действительно легко победил восточных римлян в 441 – 443 годах, но он вторгся на их территорию, когда никто не оказал ему сопротивления, а в 443 году разгромил войска, которые в спешном порядке были переброшены из Сицилии, где на протяжении нескольких лет пребывали в бездействии, когда благодаря искусным маневрам вандалам удалось добиться их нейтрализации. В 447 году Аттила одержал победу только за счет крупных потерь. Одно свидетельство древнего автора, связанного с обстоятельствами битвы на реке Утус, не дает основания предполагать, что она была одержана за счет военного гения Аттилы. Гунн дважды наносил поражение римлянам в открытой борьбе. И поэтому он был военным гением? Две победы над армией, основу которой составляли ополченцы или наемники и тылы которой были враждебны к врагу не намного больше, чем к собственной армии, не дают Аттиле права называться «гением». Его подлинная «гениальность» проявилась в Галлии, когда он боролся с западными германцами, чье общество еще не сотрясали классовые войны, как в случае с римлянами. (Решающий вклад в победу на Каталаунских полях, напомним, все же римлян (можно сказать, «последних римлян») во главе с Аэцием, опрокинувших гуннов, прорвавших центр союзной армии. – Ред.) Погребальный костер из седел на равнине в Шампани – символ его полного провала.

А может, историки, говоря о гениальности Аттилы, имеют в виду его дипломатические способности? В 451 году вполне можно было победить вестготов и западных римлян. Если уж он был гением дипломатии, то летом 449 года Аттила должен был выполнить три условия, на которые он даже не обратил внимания.

Во-первых, надо было заниматься отдельно вестготами и отдельно западными римлянами. Поначалу казалось, что Аттила это понимает. Он собирался договориться с вестготами, по-прежнему заявляя, что является другом Равенны (резиденция западноримского императора). По мнению Аттилы, было крайне важно придерживаться этой линии поведения, поскольку Аэций, ограниченный в других отношениях человек (субъективная оценка. – Ред.), был блестящим военачальником. Но Аттила забыл о своем плане, как только получил приглашение от Гонории. Его неуклюжие попытки добиться ее руки привели к тому, что Запад объединился против гуннов. Действительно, когда мы говорили об отношениях Равенны и Тулузы (столица вестготского королевства) на протяжении десятилетий до 451 года, то сделали вывод, что только экстраординарное событие может бросить Аэция и вестготского короля Теодориха в объятия друг друга. И Аттила сам создал ситуацию, при которой они объединили усилия в борьбе против гуннов.