Гунны. Грозные воины степей - Эдвард Томпсон

Напрашивается вывод, что удачливые вожди в конце концов создали новые кланы и новые племена, и степь опять заполнилась такими властителями, как сыновья Аттилы и Эдеко, Хелхал и Мундо, каждый из них был таким же ужасным и задиристым, как сосед, воевал с империей и другими варварами, поступал в качестве наемника в римскую армию; всю эту информацию можно найти на страницах сочинения Прокопия. Но из-за огромного притока в Восточную Европу в шестидесятых годах V века новых, сильных народов не появилось ни нового Аттилы, ни новой конфедерации.

Глава 8

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РИМА И ГУННЫ

Мы уже пытались разобраться в отношении некоторых римлян к гуннам и позже подведем итог наших рассуждений. А вот что мы не можем сделать, так это выяснить реакцию римского правительства на первое появление гуннов. Наши источники, состоящие из отдельных фрагментов, не дают нам возможности даже предположить, какого мнения были министры Феодосия I и Аркадия о новых захватчиках. Сохранившиеся фрагменты сочинения Приска позволяют только мельком разглядеть мотивы, которыми руководствовались политики разных правительств, руководивших тогда Восточной Римской империей. Но если мы хотим дать по возможности точную оценку политики, проводимой императорами Феодосием II и Маркианом, которые приняли на себя основной удар и провели Восточный Рим сквозь бури середины V столетия, нам следует критически отнестись к суждениям, высказываемым Приском. Историк, конечно, представляет нам точный отчет об имевших место событиях, но как он интерпретирует факты? У нас нет причин считать, что он беспристрастен и объективен; это было не под силу даже Тациту. Только изучение его собственных слов может дать нам ответ на вопрос, какую ценность представляют интерпретированные им факты.

1

Во времена Римской империи столь тесно переплелись социальные и политические представления, что у нас нет надежды разобраться в одном, не изучив другого. Социальные представления Приска достаточно ясны, благодаря сохранившему отрывку его сочинения, в котором содержится рассказ о его пребывании в лагере Аттилы. Как-то к Приску, который прогуливался у закрытых ворот в ожидании Онегесия, подошел мужчина, одетый как гунн, который поздоровался с ним по-гречески. Выяснилось, что этот человек, грек по происхождению, по торговым делам приехал в Виминаций, прожил в нем очень долгое время и женился на очень богатой женщине, но в 441 году лишился своего состояния при завоевании города варварами. Благодаря прежнему богатству при дележе добычи его выбрал Онегесий; пленников из числа зажиточных выбирали себе (после Аттилы, конечно) избранные гунны, поскольку за них можно было получить хороший выкуп. Отличившись в битвах с римлянами в 443 и 447 годах и с акацирами в 448 году, этот грек, отдав своему хозяину-гунну (по гуннскому обычаю) приобретенные на войне богатства, получил свободу, женился на гуннской женщине, завел детей. Сидит за одним столом с Онегесием и живет у гуннов лучше, чем когда был торговцем в Виминации. Если бы он по-прежнему жил в империи, сказал грек Приску, то его положение было бы намного хуже. Во время войны он наверняка бы погиб, поскольку, по его мнению, римские военачальники некомпетентны, а кроме того, население не может оказывать сопротивление захватчикам из-за отсутствия оружия. В мирное время еще хуже, чем во время войны: рядовые граждане страдают из-за безмерных налогов и несправедливого законодательства. Богатым, в отличие от бедных, позволено все. Им сходят с рук любые правонарушения, чего нельзя сказать о рядовых гражданах.

Мы очень мало знаем о купцах (торговцах) в Римской империи, однако нам невероятно повезло, что сохранился именно этот отрывок из сочинения Приска, поскольку в нем раскрываются самые серьезные проблемы, с которыми в то время столкнулось римское общество, – чудовищные налоги, некомпетентность военачальников, коррупция в судопроизводстве и др. Ответ Приска греку дает нам возможность оценить, насколько историк осознавал основные проблемы современного общества. В свое время Аммиан Марцеллин и Олимпиодор гневно протестовали против социальной несправедливости, а что же Приск? Его ответ, который Гиббон справедливо назвал «неубедительным и пространным разглагольствованием», состоял из набора общих фраз, зачастую не имевших отношения к реальной жизни. Приск показал себя, судя по рассказу Евагрия, «как благонамеренный чиновник, хитрый дипломат, православный христианин, помогавший правительству в борьбе с народным движением, которое проходило под монофизитскими лозунгами». Приск сказал, что люди, составлявшие римский свод законов, были умными и грамотно справились с поставленной задачей. Они определили, какая часть населения должна следить за выполнением законов, какая часть быть кадровыми военными, а какая заниматься сельским хозяйством, чтобы прокормить тех, кто должен их защищать. Судьи на редкость справедливы и беспристрастны, а то, что судебные процессы иногда затягиваются, так это только потому, что судьи боятся принять несправедливое решение. Нелепо утверждать, что правосудие вершится исключительно в пользу богатых – даже император подчиняется законам, принятым в империи. За двадцать лет до разговора, состоявшегося у Приска с греком, Феодосий II заявил, что законы распространяются абсолютно на всех, «даже на императора». Однако современник Приска, епископ Феодорет, мыслит более реалистично. «Дети боятся привидений, молодежь учителей, а человек самого страшного, что есть на свете, – суда, судьи, судебных исполнителей и т. д. Если человек беден, то боится вдвойне», – пишет Феодорет. Но Приск считал иначе. Римляне, объясняет Приск, относятся к рабам более гуманно, чем вождь гуннов к покоренным народам. Можно сказать, что господа относятся к рабам как отцы и наставники, исправляют их ошибки, помогают в сложных ситуациях, словно рабы их дети. В этом историк солидарен с епископом. Согласно Феодорету, господа – «благодетели для рабов, и рабы защищают своих хозяев, как дети родителей».

Легко увидеть, считает Ходжкин, что Приск, как обычно случается с риторами и дипломатами, выдает желаемое за действительное, и его ответ не имеет никакой связи с реальной жизнью. Критика общественного строя империи, вложенная в уста грека-перебежчика, в какой-то степени выражала политические взгляды самого Приска, изобличавшего пороки общества. В то же время этой критике он противопоставляет свою апологию порядков Римского государства. Разговаривая с человеком, пережившим перевороты V столетия, Приск выражает удовлетворение существующим положением. Он «благонадежный» гражданин и завоевал бы расположение Октавиана Августа, который, как известно, сказал: «Кто хочет сохранять установленное другим, является хорошим гражданином и хорошим человеком».

2

Такими были высказывания Приска по социальным проблемам, а теперь попытаемся узнать его взгляды на политику. Чтобы составить какое-то мнение, нам опять необходимо обратиться к сохранившимся фрагментам его сочинения. Высказывания Приска, сохранившиеся главным образом в «Excerpta de Legationibus» («Эксцерпт о посольствах») Константина VII Багрянородного (Порфирородного)[86], к сожалению, не имеют непосредственного отношения к внутренней политике Восточного Рима.

Однако, даже на основании этих высказываний, можно сделать вполне конкретные выводы о взглядах Приска на политику.

Мы уже упоминали Сенатора, консула в 436 году, который, являясь патрицием, присутствовал на соборе в Халкидоне в 451 году и состоял в переписке с Феодоретом. Приск, несмотря на высокое положение, которое Сенатор занимал при дворе Феодосия II, демонстрирует явное презрение к нему, заметив, что, находясь в ранге посла, Сенатор, как выяснилось, не обладает храбростью, поскольку не рискует отправиться в лагерь Аттилы сухопутным путем, а плывет по Черному морю в Одессу к Феодулу в расчете на его поддержку. Приск явно осуждает Анатолия и Феодула за их малодушное поведение во время переговоров с Аттилой в 443 году. Анатолий, подписавший три мирных договора с гуннами, командующий войсками на Востоке в 438 году, построил в Антиохии портик, долгое время носивший его имя – портик Анатолия. Он был консулом, патрицием, magister militum praesentalis (столичным военным магистром) и рьяным сторонником православия. Тем не менее Приск критически относится к миссии Анатолия и Нома к Аттиле весной 450 года. Почему мы делаем такой вывод? По той простой причине, что Приску явно претит отношение послов к гунну, которого они подкупили «множеством даров» и «почтительными речами» ради установления мира. О Флавии Номе, консуле в 445 году, племянник Кирилла Александрийского написал в 444 году, что он в своих руках сосредоточил «власть над миром». О Феодуле нам известно только то, что говорит о нем Приск, но совершенно ясно, что он, как и другие, имел серьезное влияние при дворе Феодосия II; большим влиянием обладал только Хрисафий. Когда жители Эдессы (современный город Урфа, месопотамский город на юго-востоке Турции) были вынуждены обратиться к властям Восточной Римской империи, они назвали имена самых влиятельных, по их мнению, людей: Зенона (врага Хрисафия), Анатолия, Нома, Урбиция, Сенатора, Хрисафия и императора. Послы, которых Приск подверг критике, были друзьями евнуха Хрисафия и яркими представителями политики умиротворения врагов Восточной Римской империи (в том числе и Аттилы). Приск обвиняет послов в проводимой ими политике, считая, что им не хватает храбрости, чтобы общаться с Аттилой. Он ничего не говорит о последствиях этой политики, которые в конце правления Феодосия II привели к далеко не благоприятному для римлян положению дел. Приск осуждает административный аппарат за «робость» перед врагами Восточной Римской империи. По его словам, правительство «подчиняется каждому приказу Аттилы и относится к его распоряжениям как к приказу хозяина», римляне только делают вид, что добровольно заключают мирный договор, продолжает Приск, а на самом деле делают это под влиянием безумного страха, охватившего их начальников; соглашаясь на заключение мира, они готовы принять любые, даже самые тяжелые требования. Историк, безусловно, прав, говоря об огромных трудностях, возникавших у министров Феодосия II во время переговоров с гуннами. Однако надо признать, замечает Приск, что в то время Восточной Римской империи угрожали Сасанидский Иран, вандалы, исавры, арабы и даже эфиопы. Весь этот перечень проблем удивительно напоминает обвинительный акт в отношении проводимой правительством политики, которая привела к одновременному возникновению нескольких критических ситуаций; Приск не жалеет правительство, заявляя, что «Аттила оскорблял их, а они умиротворяли его».