Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

Правительственное заявление В. Брандта ориентировало Федеративную Республику Германию на новую систему координат. ГДР выступала как неприятная данность, смягчить неудобства существования которой можно было лишь через ее признание, через правовое и фактическое урегулирование проблем, непосредственно и больно затрагивавших миллионы немцев. Отношения с Польшей, Советским Союзом, Чехословакией были неотрывно завязаны на принятие принципа нерушимости послевоенных границ в Европе. От этого никуда не увильнешь, но оформить обязательства – задача не из легких.

Большинство из внешнеполитических новаций в программе социал-либеральной коалиции пока лишь намечены. Авторы заявления искусно пользуются полутонами. Если на другой стороне не разовьется встречного движения, то ФРГ без потери лица сможет продолжать традиционный курс.

Не всем в Москве это нравилось. Ждали, что кто-то преподнесет нам двуликую голову «германского милитаризма и реваншизма» на жертвенном блюде.

Громыко чувствовал себя неуютно. Он не показывал этого, но по ряду признаков ему приходилось отбиваться от максималистов. В беседах со мной министр перепроверяет, насколько весомо представлена новизна подходов у правительства В. Брандта – В. Шееля, не пудрят ли нам социал-демократы мозги, не займутся ли СДПГ и СвДП под заверения о желании начать взвешенную «восточную политику» в основном дестабилизацией ГДР? Сами вопросы замешены на стародавних дрожжах. М. А. Суслов и Б. Н. Пономарев владеют своим ремеслом.

Нет, все будет куда как не просто. Речь идет не о повороте в отношениях между государствами, а о превращении теории мирного сосуществования в повседневную практику. И опять-таки не сосуществования абстрактных систем, а добрососедского общения людей, разделенных помимо их желаний обстоятельствами и идеологиями. ГДР и ФРГ должны дать ответ на вопрос, возможно это или это иллюзия, ответ, который будет иметь значение, выходящее далеко за пределы национальных интересов самих немцев.

Года четыре спустя в беседе на Рейне с послом США Стесселом-младшим я употребил тезис: советско-американские отношения были и останутся сочетанием сотрудничества и соперничества, тонус отношений будет производным от пропорций, в каких взаимодействуют две составные. Эта мысль первоначально родилась у меня при обдумывании плюсов и минусов, возможностей и лимитов сближения двух германских государств с учетом также их принадлежности к разным военно-политическим блокам, перспектив прекращения гонки вооружений на немецкой земле.

В свете опыта 70–80-х гг. не уверен, что время, отпущенное руководству ГДР на социальную и политическую идентификацию, к тому моменту еще не истекло. Но тогда я считал, что невостребованные резервы есть, имеющиеся проблемы решаемы, совершенные ошибки исправимы. Все, правда, на пределе.

В этом смысле встреча канцлера В. Брандта с председателем Совета министров ГДР В. Штофом в Эрфурте 19 марта 1970 г. была более чем симптоматичной. Ею открывался двадцатилетний этап политического, не силового объединения Германии. Процесса, который нельзя было остановить, но остававшегося до поры до времени управляемым. При известных предпосылках. Вернее сказать, при соблюдении ряда непременных условий, со стороны руководства ГДР проигнорированных и в Москве не осознанных.

В конце 60-х гг. одним из камней преткновения в советско-западногерманских отношениях стал вопрос о приобщении ФРГ к ядерному оружию. Мало того что территория Федеративной Республики превратилась в главное вместилище американских тактических, оперативных и стратегических атомных зарядов за пределами США. Правительства, парламенты, общественное мнение Западной Европы систематически обрабатывались в пользу признания за бундесвером права участвовать в принятии решений насчет ядерного «казус белли», а затем получить свой пай в «европейском ядерном сообществе» или в «атлантических ядерных силах».

По сие время вокруг подобных проектов (замечу в скобках – не все варианты рассекречены) гуляет много легенд. Одна сторона сгущала краски, другая стремилась выдать драму за водевиль. Судя по документам НАТО, что мне попадались на глаза, позиции США и ФРГ выражали наиболее опасную тенденцию. Названные и неназванные проекты имели назначением обустройство европейского региона применительно к реальным потребностям практической ядерной войны. Насколько ограниченной или запредельной – другой вопрос.

Советский Союз попадал в своеобразное положение. Мирного договора с Германией или ее преемниками не было. Никто не мог отменить немецких обязательств, вытекавших из безоговорочной капитуляции и декларации о поражении Германии, положений о вражеских государствах в Уставе ООН. На деле же – с позиций безопасности СССР – Западная Германия становилась средоточием всех угроз. Опасностей несравнимо больших, чем обрушились на советский народ в 1941 г.

Отказ от применения силы – как его увязать с ядерными амбициями определенной части руководства ФРГ и установками НАТО на первый ядерный удар, на превентивные при некотором раскладе действия? А комментарии, коими сопровождались заявки на «равенство» без изъятий в сфере индивидуального и коллективного права на самооборону? Они лишь провоцировали новые подозрения. Сошлюсь на заявления министра иностранных дел ФРГ Г. Шредера, вошедшие затем в ткань дипломатических нот ФРГ 1965 г. Заявления типа «обязательства из капитуляции 1945 года и решения Контрольного совета… отменены в ФРГ с момента (заключения) германского договора», между тремя державами (США, Великобританией, Францией) и ФРГ в 1952 г. Или «капитуляция немецкого вермахта в 1945 году (не Германии, а ее вооруженных сил! – Авт.) не означала ни в коем случае отказа немецкого народа от самообороны на вечные времена».

Москва задавала себе вопрос: как должно толковать происходившее? Не без поддержки США, Великобритании и Франции Федеративная Республика была категорически против мирного договора, который подписывали бы оба германских государства, или двух мирных договоров с каждым из этих государств в отдельности, а если называть вещи своими именами, против мирного договора как такового вообще. Вместе с тем отсутствие мирного урегулирования служило федеральному правительству ширмой для отказа от признания итогов Второй мировой войны и прежде всего границ на востоке. Права СССР как державы-победительницы оспаривались и в части демилитаризации Германии, и ее денацификации. Напоминание об этих правах отвергалось как «вмешательство во внутренние дела» Федеративной Республики. В то же время нам не уставали напоминать об «ответственности советской стороны за Германию в целом и Берлин».